Борис Соколов - Коллонтай. Валькирия и блудница революции

Также в начале 1944 года, вскоре после случая с СУРОГИНЫМ, работающие в посольстве ПЕТРОВ и ПАВЛОВ но время одной из прогулок на автомашине задерживались полицией, и каким образом они были освобождены, мне неизвестно.

Об этом случае было доложено КОЛЛОНТАЙ, однако ПАВЛОВ был оставлен на работе в ТАСС, а ПЕТРОВ продолжал оставаться шифровальщиком.

Должен также сообщить, что в 1940 году, когда я прибыл на работу в Швецию, полковник НИКИТУШЕВ, знакомя меня с работой, говорил, чтобы я учитывал особенности характера КОЛЛОНТАЙ, которая, по его словам, со всеми сотрудниками любезна, но в то же время склонна сплетничать о них. Она, говорил НИКИТУШЕВ, хорошо относится только к некоторым сотрудникам, считающимся ее любимцами.

За более чем 4-летнюю работу в посольстве я наблюдал, как некоторые сотрудники совершенно незаслуженно пользовались особым расположением посла.

В 1940 году на должность курьера охраны прибыл некий ВОЛЬФЕН, направленный за границу по просьбе его жены, работающей референтом в посольстве.

ВОЛЬФЕН снискал симпатию КОЛЛОНТАЙ не совсем обычным способом. Когда стало известно, что КОЛЛОНТАЙ в связи с ее 70-летием награждена орденом Трудового Красного Знамени, ВОЛЬФЕН рано утром собрал в посольстве из ваз все цветы и, когда КОЛЛОНТАЙ находилась еще в постели, преподнес их ей, поцеловав руку.

С этих пор, как заявил мне полковник НИКИТУШЕВ, КОЛЛОНТАЙ считала курьера ВОЛЬФЕНА самым культурным и образованным человеком в посольстве.

Пользуясь репутацией любимца КОЛЛОНТАЙ, ВОЛЬФЕН стал позволять себе насмешки над некоторыми ответственными работниками и, в частности, иронизировал советника СЕМЕНОВА. Полковник НИКИТУШЕВ тогда сделал ему замечание, на что ВОЛЬФЕН ответил грубостью.

Будучи близок к послу, ВОЛЬФЕН в то же время имел связь с подозрительными лицами.

ВОПРОС: С кем именно?

ОТВЕТ: В соседнем с посольством доме по ул. Виллагатен в Стокгольме проживала белоэмигрантка, фамилию которой я не знаю. На нее мы обратили внимание в связи с тем, что она все время проводила у окна, наблюдая за выходом из посольства. Из окон второго этажа посольства можно было заметить, что эта женщина хотя и делала вид, что занята вязаньем, однако периодически, когда открывалась дверь посольства, свою работу откладывала, брала в руки карандаш и делала какие-то записи.

Однажды вечером по приглашению курьера охраны КУДРЯВЦЕВА я посмотрел через окно внутрь помещения, где проживала эта белоэмигрантка, и увидел сидящего там за столом ВОЛЬФЕНА.

ВОПРОС: Где ВОЛЬФЕН находится сейчас?

ОТВЕТ: В августе 1944 года в Москве я встретил старшего помощника 2-го отделения Главного Разведывательного Управления майора СТАРОСТИНА, который некоторый период находился в Швеции и знал работников посольства.

СТАРОСТИН мне рассказал, что ВОЛЬФЕН устроился в институт иностранных языков Красной Армии преподавателем скандинавских языков. Оба мы этому удивились, так как знали, что ВОЛЬФЕН слабо владеет шведским языком.

Другим приближенным КОЛЛОНТАЙ являлся некий КАБАН КОВ, который работал заведующим шифровальной. КАБАНКОВ заслужил известность среди посольских работников как беспробудный пьяница.

В разговоре со мной секретарь посольства ГРАУР говорил, что КАБАН КОВ А снять с работы нельзя — это запрещает КОЛЛОНТАЙ.

Доверенным лицом КОЛЛОНТАЙ является жительница Стокгольма Анна Ивановна ПЕТРОВА, которая обслуживает ее приемы, устраиваемые в посольстве.

Полковник НИКИТУШЕВ мне как-то говорил, что ПЕТРОВА очень подозрительна и не исключено, что она завербована шведской полицией. Какими фактами располагал НИКИТУШЕВ о ПЕТРОВОЙ, я не знаю".

Однако показаниям Гусева не был дан ход. Сталин Коллонтай полностью доверял.

Александров-Агентов вспоминал: "На приемах блистала. До сих пор у меня перед глазами картина: стройная, хрупкая (а ведь почти 70-летняя) Коллонтай в черном бархатном платье с белым испанским кружевным воротником и с букетом роз, лежавшим на руке, танцует вальс, меняет язык своих бесед почти так же часто, как партнеров по танцу". Александра Михайловна старалась оставаться элегантной до последних дней.

После инсульта она уже не танцевала, но переговоры все еще вела, хотя и не так активно, как прежде. 7 ноября 1943 года на прием, устроенный в Гранд-отеле, был приглашен весь бомонд. По свидетельству прессы, пришло более 400 гостей. Под бурные аплодисменты присутствовавших ввезли Коллонтай — жизнерадостную, улыбавшуюся, в элегантном атласном сиреневом платье с серой отделкой. Опять рекой лилось вино, манила икра в серебряных бочонках. Заместитель министра иностранных дел Швеции Бохеман подошел к Коллонтай, но вместо светских любезностей выразил желание "встретиться и поговорить". Она тут же пригласила его на завтрак. Через несколько дней Коллонтай уже имела возможность сообщить Москве, что во время завтрака Бохеман пытался понять, согласится ли господин Сталин на встречу его представителей с представителями Финляндии для предварительных переговоров.

Р. Валленберг

В феврале 1944 года зондаж продолжился через Валленбер-га. Коллонтай называла Маркуса Валленберга "некоронованным королем Швеции", а всю его банкирскую семью — "подлинной династией, управляющей страной". Предварительно с Валленбергом по рекомендации Александры Михайловны встретилась Рыбкина.

Переговорив с Коллонтай, Валленберг отправился в Хельсинки. На следующий день после его приезда туда советская авиация нанесла мощнейший бомбовый удар по финской столице. Руководители Финляндии уже не сомневались в поражении Германии, из задумывались о том, как выйти из войны с наименьшими потерями. На переговоры в Стокгольм отправился государственный советник Юхо Куста Паасикиви, которого Коллонтай хорошо знала еще тогда, когда он был финским послом в Швеции. 20 февраля Паасикиви с женой прибыл в Стокгольм, а затем отправился в курортный Сальтшебаден, где в Гранд-отеле проходила реабилитацию Коллонтай. 1 марта 1944 года НКИД опубликовал заявление, где говорилось: "В середине февраля с. г. один видный шведский промышленник обратился к советскому посланнику в Стокгольме А.М. Коллонтай с сообщением, что в Стокгольм прибыл представитель финского правительства г-н Паасикиви, имеющий поручение выяснить условия выхода Финляндии из войны…" Тем самым стремились подтолкнуть Финляндию к миру и усилить недоверие между Хельсинки и Берлином. В Кремле прекрасно сознавали, что сил для оккупации Финляндии у Германии все равно нет.

22 июня 1944 года, через 12 дней после начала советского наступления на Карельском перешейке, генеральный секретарь министерства иностранных дел Швеции Эрик Бухеман беседовал с Коллонтай на предмет переговоров о выходе Финляндии из войны. На ее запрос ответ из Москвы последовал на следующий день: переговоры возможны, но правительство Финляндии должно заявить о своей капитуляции. Финнов это не устроило. Финские войска упорно сопротивлялись, хотя и отступали, и разбить их не получалось. 20 июня пал Выборг. Однако финны, получив помощь от немцев штурмовыми орудиями и авиацией, нанесли поражение советским войскам в сражении при Тали-Ихантала в период с 21 июня по 15 июля. По оценке финских историков, по данным советских архивов, советские войска потеряли 15 тыс. убитыми и пропавшими без вести и 53 тыс. ранеными и больными. Финские потери составили 1,1 тыс. убитыми, 1,1 тыс. пропавшими без вести и 6,3 тыс. ранеными.

14 июля Москва согласилась на переговоры без требования капитуляции. Но в целом советское наступление на Карельском перешейке, которое финнам удалось остановить только после взятия Красной армией Выборга, заставило финских представителей быть сговорчивее. Летом Паасикиви сменил финский посол в Стокгольме Грипенберг. Профессор Свартц нашел у Александры Михайловны предынсультное состояние: кровяное давление доходило до двухсот сорока, новый удар мог последовать в любую минуту. Финская делегация подписала в Москве перемирие 19 сентября 1944 года, но боевые действия прекратились еще 4–5 сентября. Стороны возвращались к границе 1940 года. Кроме того, Советскому Союзу передавался район Петсамо, а полуостров Порккала сдавался в аренду для создания советской военно-морской базы. Перемирие было заключено на условиях, которые были согласованы в ходе переговоров с Коллонтай и гарантировали Финляндию от оккупации Красной армией. "Я поплатилась во время переговоров параличом левой ноги и руки, — вспоминала Александра Михайловна, — но продолжала работать и оставалась на поле брани до отъезда делегации финского правительства в Москву, после чего слегла от истощения и воспаления легких".

Коллонтай получила указание лично поблагодарить шведского короля Густава, который в ходе затягивавшихся переговоров с финнами сам обращался к президенту Финляндии Ристо Рюти с рекомендацией как можно скорее идти на мир с Москвой. Но на приеме у короля полагалось стоять, а левая нога все еще не слушалась Александру Михайловну. Пришлось устно передать благодарность через навестившего ее премьер-министра.