Алексей Рощин - О «дедовщине»: взгляд социального психолога

ТЕМ НЕ МЕНЕЕ, как уже показано на примере «землячеств», «дедовская» иерархия довольно гибка и, встретив жесткий отпор, вполне может «обтечь» препятствие в вашем лице… Шансы, во всяком случае, велики. Однако, самое печальное находится за пределами всей этой логики.

Подобного рода просветительские кампании имеют и парадоксальный побочный эффект: они вполне способны УВЕЛИЧИТЬ число жертв «дедовщины»!.. Среди тех, кто объяснения не услышал. Или не понял. Или не сумел применить на практике. Дело в том, что и «обтекая», дедовщина сама по себе никуда не девается. Не будем ни на минуту забывать, что дедовщина по сути — это инструмент ПРИНУЖДЕНИЯ части обитателей казарм к выполнению задач и функций, поставленных внешней ОПЧ, а также прихотей и комплексов казарменных «надсмотрщиков» и «элиты». Когда часть принуждаемых, следуя подсказкам доброхотов, все ж так или иначе освобождается от гнета — весь потенциал принуждения вместе с объемом задач обрушивается на оставшихся.

Герои-то спасутся. Статисты погибнут. Такие, как Сычев. Он-то никак не герой…

По самой сути «дедовщины», «молодые», являющие собой в лучшем случае половину от общего числа обитателей казармы, должны на протяжении долгого времени выполнять задачи, по идее предназначенные для исполнения ВСЕЙ Казармой. На протяжении весьма долгого времени (до года) «молодые» мало спят, мало едят, очень много и тяжело работают (часто по ночам).

Они устают.

Собирая в конце 80-х материал для курсовой работы по «дедовщине», я провел много «глубинных интервью» с бывшими, только что демобилизовавшимися солдатами и матросами советской армии. Время для этого было благодатное: студентов еще брали в армию, я сам только что отслужил, среди моих знакомых и приятелей — студентов МГУ с разных факультетов — так же было полно отслуживших.

Пожалуй, самое потрясающее впечатление на меня произвел эпизод из интервью с одним моим товарищем, отслужившем в Афганистане.

Товарищ, уже «под дембель», попал в госпиталь. Причем в «неходячем», лежачем состоянии. Как-то услышал кругом оживление: оказалось, из одной части привезли «молодого»-самоубийцу. Передавали, что, не вынеся издевательств «дедов», он выпил какую-то техническую жидкость… Чем намертво сжег себе все внутренности.

Его, конечно, госпитализировали. Но сами врачи признавали, что парень — «не жилец»: внутри просто ничего не осталось. Он, говорили, был вполне в сознании, передвигался — однако, по сути, являлся уже мертвецом…

Однако утром мой собеседник смог увидеть этого несчастного «вживую»: с трудом передвигаясь, он мыл пол в его палате.

В госпитале, как пояснил товарищ, было принято (как везде в армии) наводить порядок силами самих же больных из категории «выздоравливающих». В тот день выпало дежурить палате, куда поместили самоубийцу. Однако там не оказалось ни одного «молодого», кроме этого. Тогда палатные «деды» его и подняли; не «дедушкам» же, в самом деле, «дежурить»?!..

В этой истории меня поразило вот что. Все мы со школьной скамьи, с уроков литературы по «Грозе» Островского, привыкли воспринимать самоубийство как некий акт протеста. Нас учили, что Катерина, убив себя, чему-то там бросала вызов и против чего-то восставала: то ли против помещиков, то ли против самодержавия… Здесь же, по-видимому, перед нами — чистый случай самоубийства, которое нив коей мере не являлось восстанием. Даже после фактической смерти, лишь немного отсроченной, несчастный «молодой» не перестал считать себя обязанным подчиняться «дедушкам». Он просто очень устал и не смог выдерживать дальше…

Неделю назад СМИ рассказывали о самоубийстве солдата в Нальчике[4]. Он застрелился в карауле, из автомата. Как сообщалось, после него осталась предсмертная записка, в которой были те же слова: «Я очень устал».

Вопрос далеко не столь тривиален, как может показаться на первый взгляд. Одна из главных причин столь длительной беспомощности общества в борьбе с данным явлением — безусловно, в том, что «борцам», как правило, так и не удается толком сформулировать, с чем же они, собственно, борются и что именно в данном явлении представляет главную угрозу. Где же, фигурально выражаясь, находится пресловутое «сердце спрута» — то, что делает явление смертельно опасным? Или же никакого сердца у спрута нет, «проблема искусственно раздута», а немного «полетать» на первом году службы для любого солдата только полезно, чтоб «лучше понимать службу»?

Сторонников последних утверждений на самом деле очень немало, прежде всего — в самом армейском организме. Сейчас, на волне общественного возмущения «делом Сычева», они вынужденно несколько притихли — слишком откровенным диссонансом прозвучит их позиция на фоне брутальных картин изощренных издевательств в наших воинских частях, многократно растиражированных в СМИ. Но они еще скажут свое слово, когда придет пора «что-то делать», и объяснят, что делать-то, собственно, ничего нельзя — да и, по большому счету, не нужно. Уставшее от негативной информации общество вполне сможет проглотить этот «вывод».

Послушаем этот давний, очень давний спор между сторонниками и противниками «дедовщины».

— «Дедовщина» — это преступное по самой своей сути явление, основанное на мучениях и издевательствах над нашими детьми!

— Нет, «дедовщина» — это всего лишь способ поддержания порядка и дисциплины в армии, пусть и не всегда «уставными» методами, а порой и весьма жестко. Ну так армия — это ж вам, извините, не институт благородных девиц! Понимать надо разницу…

— «Дедовщина» провоцирует убийства, тяжкие телесные повреждения, самоубийства!

— Нет, преступления совершают «отморозки», которые есть всегда и везде, хоть в армии, хоть на улице. Что, на улице мало маньяков и хулиганов? Чего ж удивляться, что они и в армии попадаются?

— «Дедовщина» превращает наших детей в жестоких «дедов», садистов и убийц!

— Полноте! За все годы существования призывной армии в РФ через нее прошли, без преувеличения, ДЕСЯТКИ МИЛЛИОНОВ наших с вами сограждан. По самой сути явления можно смело сказать, что подавляющее большинство их закончили службу, являясь «дедами». Не скажете же вы, что все они стали садистами и убийцами? Вы что, живете в окружении садистов и убийц?! Нет, кругом нормальные люди…

— «Дедовщина» — жестокое и уродливое явление, которое позорит нашу страну, нашу армию, перед всем миром!

— Да оставьте! Какое общество, такая и армия. Можно подумать, мы во всех других отношениях хорошо живем. Живем херовенько, согласны? С чего ж именно армия должна быть образцом?! Да и потом — скажете тоже! «Перед миром стыдно». Чего стыдиться — эта самая дедовщина во всех армиях есть!

И т. д. Спор идет бесконечно, противники входят в клинч, армия остается такой, как была.

В чем же РЕАЛЬНЫЕ опасности «дедовщины»? Я бы выделил три непосредственные опасности и одно отдаленное, но также весьма неприятное социально-психологическое последствие.

Во-первых, «дедовщина» — это инструмент насилия, применяемый в «группе принудительного членства». Буквально — в группе, из которой НЕЛЬЗЯ ВЫЙТИ. Участников группы при помощи «дедовщины» сгибают, «обламывают», «обтесывают» с тем, чтобы они ВСЕ соответствовали некоему заранее заданному и весьма жесткому стандарту.

В простой группе — «добровольного членства» — участник, почувствовавший, что «для него слишком», что «больше он не выдержит», и т. п. — имеет возможность «соскочить», выйти из группы, уйти. В ситуации «дедовщины» нередко происходит так, что того или иного «слабого» участника подгоняют до стандарта до тех пор, пока он не ломается. «Слом» в таком случае как раз и выражается или в самоубийстве, или в убийстве окружающих.

«Дедовщина» — СЛИШКОМ безличная, можно даже сказать (к этому мы еще вернемся ниже) ПРИНЦИПИАЛЬНО безличная система; из-за этого она негибка, и может убивать и раздавливать, просто «не замечая».

Во-вторых, сама «идея» «дедовщины», выраженная в шуточной «солдатской» расшифровке сокращенного наименования ГСВГ («Группа Советских Войск в Германии»), которая по-солдатски звучала так: «Год Служи, Второй Гуляй». Иными словами, по «идее» первый год службы солдат «пашет» за себя и за «дедушку», а зато на втором году — «гуляет», т. е. чувствует себя почти свободным от утомительных требований Устава, командиров, сержантов и т. п. Эта идея, безусловно, является сама по себе весьма привлекательной для основной массы солдат — ибо «по Уставу», как известно, служить почти никто не хочет.

Однако тут, конечно же, скрыт и очевидный негативный и опасный эффект: фактически в условиях «дедовщины» солдат первого года службы испытывает на себя двойную, а то и тройную нагрузку. Пусть даже психологически солдат готов с этим примириться — но разве все солдаты готовы вынести такие нагрузки чисто физически? Солдат-первогодков, так называемых «молодых», элементарно ИЗМАТЫВАЮТ. И кто-то обязательно не выдерживает — отсюда, в частности, уже описанные мною в предыдущих частях «самоубийства от усталости», а также, конечно, различные тяжелые заболевания и психические срывы, что также может приводить к случаям массовых убийств и увечий в казарме.