Оксана Алексеева - Экзамен по социализации

— Даша, — она выдавливала это слово из себя с явным волевым усилием. — Пожалуйста. Не говори. Никому.

Ясно. Это она о своем вчерашнем небольшом грехопадении. Да мне, если честно, все равно.

— Кому рассказывать-то? Мира уже знает, Макс… думаю, тоже догадывается. С остальными я, как ты могла заметить, не общаюсь. На доске написать маркером? Хорошая идея!

Я никогда не отличалась злорадством, но сейчас во мне всколыхнулось что-то темное.

— Пожалуйста.

Ну ладно, помучили — и хватит. Я решила смилостивиться:

— Не расскажу.

Я попыталась уйти, но Яна, видимо, не удостоверившись в моей искренности, снова схватила меня за руку, заставляя остановиться.

— Даша, я очень прошу! — боясь, что я уйду или что не окажусь, после двух-то лет бесконечной нервотрепки, достаточно великодушной, она затараторила: — Никита… Если он узнает, я потеряю его. Я люблю его, правда. Мне наплевать, что скажут другие, но если кто-то узнает, то и Никите…

— Раз так любишь, то зачем же сделала это? — не то, чтобы меня это особо заботило, но ее поступок явно шел вразрез с сегодняшним волнением.

— Не знаю! Глупость, ошибка, понимаешь?

Мне неожиданно стало интересно, но не из-за Яны, а из-за вчерашнего разговора с Танаевыми:

— Как тебя Макс вообще на такое уговорил? Я даже не видела, чтобы вы особо общались.

Она болезненно сморщилась. Но, опустив голову, снова забормотала быстро:

— Ты не поймешь. Да я и сама толком не понимаю… Есть в нем это… Как объяснить? Будто голодное животное, страсть неприкрытая — берет, что хочет, не заморачиваясь. Он меня просто вчера прижал к стене, целовать начал… А во мне словно впервые женщина проснулась. Я и сама ничего не поняла, как готова была на все. Ни одной мысли в голове… Это не любовь — это вообще черт знает что! Даже если он бы мне встречаться предложил — я бы не согласилась, потому что Никита лучше. Всех лучше. А Макс…

Она резко затихла, ощущая новый прилив стыда от своей откровенности. И мне вдруг стало невыносимо жаль ее. Ведь Яна даже не знает, что она такая у Макса… стотысячная?

— Не волнуйся. Я никому не расскажу. Правда.

Она кивнула, похоже, растеряв остаток всего своего запала, и наконец дала мне уйти.

Интересно, что это за любовь такая, если мимолетная страсть к другому может снести тебе крышу? Яна — не легкомысленная тупая девица, насколько я раньше знала, но если и она оказалась в такой ситуации, то что же требовать с других? А может быть, она просто шлюха, а мне тут втирает… Да и хрен с ней. Все равно я никому рассказывать и не собиралась.

Белов снова сел за мою парту с более тихим, чем обычно, возгласом:

— Хай, дурында! Сегодня кидаться на меня не будешь?

Я ответила с максимальной злостью, на которую была способна:

— А ты попробуй взять мою тетрадь, говнюк.

— Ой, чуешь вонь? Это я в штаны от страха наложил. Не хуей, Дашуля, пощади свое здоровье, — ответил он, но, к моему удивлению, даже не предпринял попытку захватить мои конспекты.

Значит, он вчера тоже испугался того, что мог сделать. Не так, как я, но все же. Это, конечно, еще не победа — издевательства будут продолжаться. Чтобы все прекратить, надо его вынудить дойти до самой границы. Чтобы его страх его и остановил.

В класс вошли Мира и Макс. Первая, как всегда, цветущая и приветствующая всех. Второй только удосужился кивнуть в никуда. Даже не взглянув на Яну, с которой сидел всю последнюю неделю, он направился к своему первоначальному месту рядом с Мирой. Возможно, Яна просто не смогла справиться с эмоциями, проводив его взглядом и позволив мне это заметить. Но именно на моем лице ее глаза остекленели. Что она там увидела? И я слишком поздно заметила за собой жалость. Жалость — это совсем неправильно, неуместно, оскорбительно! Я стала свидетелем не только ее вчерашней «ошибки», но еще и сегодняшнего позора — когда парень, ради которого она так унизилась — в прямом смысле этого слова, даже не соизволил поздороваться. Не удивлюсь, если после этого она возненавидит именно меня. Человеку в такой ситуации просто необходимо кого-то ненавидеть.

Со мной же близнецы поздоровались, как и с Костей — а вот это уже было неприятно. Мне не могло нравиться то, что мои друзья с такой легкостью его принимают. Едва усевшись, Макс тихо спросил о чем-то Миру, та сначала покачала головой, но потом ответила. Он тут же ткнул пальцем в спину девочки, сидящей впереди него.

— Настя, — тем же равнодушным тоном, что и всегда, — одолжишь ручку?

Рыженькая симпатичная Настя порозовела от неожиданного внимания и, естественно, тут же отдала ему всю свою канцелярию. Значит, вот так это происходит? Он просто переключается с одной на другую, не оглядываясь? Да по сравнению с ним даже Белов не выглядит таким моральным уродом… Эта Настя — просто очередная жертва, не такая сложная, как Яна, значит, тут у него проблем вообще не возникнет? Да не может быть! Слишком как-то просто — он обозначает свое внимание к кому-то, а потом ничего не делает. Ждет, когда они сами созреют? Настоящая змея! Или он выбирает только тех, кто изначально к этому готов, какой-то пятой точкой улавливая их внимание к себе? Не ее ли имя он предварительно спросил у Миры? Точно… Еще пять минут назад даже имени ее не помнил, а уже запустил свою мясорубку. А она эдакая простоватая, вечная хохотушка. Она громче всех хохотала, когда надо мной издевались. Стоп.

И когда это я успела перейти на их сторону? Все верно, Макс, продолжай. Ставь их на колени — не в переносном, а в прямом смысле — прямо на грязный пол в мужском туалете. Разве не там место этих гадюк? С чего вдруг мне нужно их жалеть? Много ли я сама жалости от них видела?

Откуда во мне появилось столько злости? Прямо до жесткого хладнокровия, до ледяной усмешки. И мне это понравилось. Может, я была жертвой только потому, что была слишком доброй?

Макс не оставлял мысли о работе. После совершеннолетия им с Мирой в лучшем случае светила убитая квартирка от муниципалитета и возможность поступления в третьесортный вуз, если там на тот момент будут льготы для детей-сирот. Но это не то, о чем мечтала его сестра. Теперь полностью осознав, что его в таком возрасте никуда не примут, он искал другие пути заработка. Этот Сан Саныч все же вызвал у него некоторое уважение — он был очень богат, очень влиятелен и очень занят, но тем не менее, потратил время на какого-то незнакомого мальчишку. Поэтому Макс решил рискнуть еще раз, но теперь предварительно изучив обстановку.

В ту ночь атмосфера, окутавшая ночной клуб, была неестественной, включившей интуицию Макса на полную. Несколько странных мужчин кружили неподалеку, будто осматриваясь. Самого Макса они не заметили, но он с чего-то взял, что именно сегодня хороший день для новой попытки. Мальчик ждал, когда Сан Саныч отправится домой. В ночной клуб тот приходил раз в неделю, чаще всего уже глубокой ночью, и выходил оттуда максимум через час-два перед самым закрытием. Кстати, всегда трезвый, а из этого ночного клуба никто на твердых ногах, кроме работников, не уходил.

Едва мужчина сел в машину, парень подбежал к двери и попытался ее открыть, но та оказалась заперта. Сан Саныч глянул на него через стекло и, даже не удивившись, что-то сказал водителю. После этого Макс смог открыть дверь и юркнуть в салон.

— Привет-привет, дружок. Что же это за детдом у тебя такой, что ты спокойно шлындаешь по ночам?

— Я умею быть незаметным, — буркнул Макс, до сих пор не решаясь высказать свою просьбу этому лысому мужику, который очень сильно отличался от всех взрослых, окружавших его теперь. Скорее, он был похож на шефа в Организации, но говорил гораздо тише и спокойнее.

— Ладно, Макс. Давай, отвезем тебя туда. Степан, трогай! Куда ехать?

— Через два квартала налево, — ответил мальчик и тут же решился: — Сан Саныч, я могу быть очень полезным. Я могу выполнять поручения, с которыми больше никто не справится.

Машина тронулась с места, а мужчина усмехнулся:

— И с чего же ты взял, что у меня есть для тебя такие поручения?

Парень этот разговор прокручивал в голове много раз:

— В вашем клубе продают наркотики. Я это точно знаю — видел некоторых посетителей, проследил за ними. И еще людей видел с оружием.

Сан Саныч приподнял бровь, но теперь улыбался шире:

— Ну, раз ты такой умный, то должен понимать, что тебе тут не место. Знаешь, сынок, я много чего в жизни натворил, но делать ребенка наркокурьером пока не готов.