Сергей Бабурин - Мир империй. Территория государства и мировой порядок

Рассмотрение территории вне анализа ее правового режима просто контрпродуктивно[39] и имеет смысл разве что в естественно-научных исследованиях. При этом понятие правового режим является не синонимом режима, основанного на некоем естественном праве, а собирательным, включающем и государственно-правовой, и международно-правовой режим. Оно охватывает и понятия государственного, конституционного и административного режимов, выделенные М. Ориу[40], означая опору на действующее законодательство.

Конечно, с точки зрения и гуманитарного, и естественно-научного знания понятия «пространство» и «территория» – не синонимы. Пространство включает в себя как собственно физическое пространство (территорию), так и его географическое поле (географические взаимосвязи). Если физическое пространство может характеризоваться дискретностью (прерывистостью), то географическому полю свойственна континуальность (непрерывность). Это, в частности, позволило Л. И. Грачу сделать вывод о том, что слишком узок перешеек, соединяющий Крым с Украиной, и еще более узок пролив, отделяющий его от России[41]. Иными словами, территория выступает не только как государственная территория, т. е. как общественная, юридическая категория, но и как естественная географическая среда, в которой существует данное человеческое общество[42].

Стремясь упорядочить терминологию, используемую для обозначения границ действия разных правовых комплексов и предусматриваемых ими юридических режимов, Ю. А. Тихомиров предлагает использовать следующие понятия: «а) для правовых семей – «зоны правового влияния»; б) для правовых массивов в рамках межгосударственных отношений – «правовое пространство»; в) для правовых систем в рамках федерации – «государственно-правовая территория»[43]. Предложение И. Н. Барцица о применении в качестве универсальной категории термина «правовое пространство»[44] вряд ли может быть принято применительно к анализу всего комплекса проблем территории, поскольку этот комплекс не сводится к правовому режиму.

Избегая упрощений, но при этом признавая географический детерминизм социальных явлений, нельзя не отметить, что в Российском государстве обширные территориальные пределы всегда ставили перед народом и государственной властью два вопроса: каким образом сохранить единство страны и как обеспечить эффективность осуществления государственной власти на столь обширной территории?

Вопрос о качестве территории всегда был и остается в центре любого территориального урегулирования, будь то средневековые европейские войны или споры о размежевании в Боснии хорвато-мусульманской конфедерации и республики православных сербов в 1992–1996 гг. Одним из первых показателей качества территории для Ф. Ратцеля был климат[45]. По мнению Ж. Бодэна, климат влияет даже на форму государства. Показательно, что в 1941 г. под впечатлением успехов гитлеровской Германии в Средиземноморье, прежде всего в Греции и Северной Африке, президент США Ф. Рузвельт, имея в виду именно качество территории, писал премьер-министру Великобритании У. Черчиллю: «Лично я не расстроен захватом Германией новых крупных территорий. На всех этих территориях, вместе взятых, мало сырья – недостаточно для содержания огромных оккупационных сил или для компенсации их пребывания»[46]. При жесткой альтернативе – качество территории или ее размеры – предпочтение всегда отдается первому[47].

Это ярко проявилось в перечне условий, влияющих на морскую силу наций, который в XIX в. предложил А. Мэхэн. Из шести позиций первостепенное место занимали именно территориальные характеристики: географическое положение; физическое строение, включая естественную производительность и климат; размеры территории; численность народонаселения, лишь затем шли характер народа и характер правительства, включая характер национальных учреждений[48].

Обеспечение целостности и неприкосновенности государственной территории достигается единой государственной политикой, долгосрочными и краткосрочными программами, системой мер экономического, политического, организационного и иного характера, адекватных угрозам жизненно важным интересам личности, общества и государства. В свою очередь устойчивость развития, а вместе с ней и независимость государства, напрямую зависят от целостности его территориальных границ.

Мы должны идти дальше социологизации Л. А. Тихомирова, определявшего государство как союз членов социальных групп, основанный на общечеловеческом принципе справедливости, под соответствующей ему верховной властью[49]. Анализ территориальных характеристик свидетельствует, что государство – это не просто объединение людей или механизм власти, но и определенная территория, на которой живет данное население. На этой территории могут проживать, конечно, также иностранцы, лица без гражданства. Человек может проживать на территории другой страны, оставаясь под властью своего государства.

Необходимо отграничивать статус территории от территориальных, точнее, пространственных аспектов распоряжения землей как природным ресурсом.

Еще Г. Гроций пытался провести грань между понятиями «территория» и «земля». Например, в случае изменения течения реки, повлекшего изменения земли первых двух родов, «самая территория, – считал он, – ничуть не изменится»[50].

Ссылаясь на Флорентина и Варрона, Тацита и Плиния, Г. Гроций выделил три рода земель: во-первых, надельные или «размежеванные», имеющие вместо границ искусственно созданные межи; во-вторых, земли, отведенные как целое, или участки определенных размеров (в центуриях и югерах), и, в-третьих, земли с естественными границами, названные так потому, что рубежи их удобны для отражения нападения врагов[51].

К. С. Аксаков, видя в «земле» неопределенное и мирное состояние народа, фактически соединял в этом понятии и территорию и население. Отсюда его слова о том, что «земля» призвала себе государство (власть) «на защиту, ограждение», и «Россия была под двумя властями – Земли и Государства, разделялась на два отдела – на людей земских и людей служилых»[52].

Объектная теория (Ф. Ф. Мартенс, Гейльберн, Зайдель, Цорн), старейшая по времени своего возникновения, рассматривает территорию как объект публично-вещного права собственности государства (не dominium, но imperium), строя на этом обоснование частноправовых форм приобретения территории. Пространственная теория территории (Блюнчли, Г. Еллинек, Л. Дюги, Ф. Ф. Кокошкин, А. Д. Градовский, Н. М. Коркунов, Ф. Лист, А. И. Елистратов) делала упор на том, что территориальное верховенство входит в сферу публичного права и не включает право частной собственности, каковым является земельная собственность. Территориальное верховенство как осуществление публичной государственной власти объявлялось ею правом не на территорию, а на население.

Если патримониальная теория (Оппенгейм, Донатти) понимает территорию как объект реального права собственности, отождествляет ее с государством, а Гербер и Лабанд энергично отстаивали и право на территорию как государственное вещное право, то среди получивших развитие в более позднее время теорий, умаляющих принцип территориальной суверенности, выделяются теория лимитированного пространства и теория компетенции. Представители последней (Г. Кельзен, Ж. Ссель, Ш. Руссо) понимали территорию как сферу пространственной компетенции государства. Близка к этому и теория лимитированного пространства[53]. В целом же далеко не всегда различные теории происхождения государства по-разному раскрывали содержание понятия территории[54].

В советском международном праве нередко абсолютизировался подход, что государство осуществляет публично-вещное право на территорию (А. М. Ладыженский), которая «есть объект социалистической собственности и материальная база социалистического хозяйства» (В. Н. Дурденевский)[55].

В советской теории право собственности государства на часть земли или всю землю в пределах государственной территории обычно выводилось из суверенитета государства, его правомочия суверенно устанавливать правовой режим земельной собственности, недр, природных богатств и др., уступать или обменивать отдельные части своей территории и т. п. Из суверенитета государства выводили его право национализировать расположенные на его территории имущество, производственные и иные объекты иностранных государств. Существовали и иные концепции. Например, М. М. Козырь высказывал совершенно отличную от предыдущей точку зрения, утверждая, что «территориальное верховенство не может рассматриваться как основание права государственной собственности на землю»[56].

В теории международной собственности (Лабанд, Розен, Цительман, Мартенс, Оппенгейм, Лаутерпахт и др.) территория государства представляет собой не внутригосударственную, а международно-правовую собственность государства. При этом вычленяются два аспекта: