Зигмунд Фрейд - Психопатология обыденной жизни

Верное суждение о той странной психической работе, которая порождает и ошибочные действия, и образы сновидений, возможно лишь тогда, если мы убедимся, что психоневротические симптомы – специально-психические образования истерии и невроз навязчивых состояний – повторяют в своем механизме все существенные черты этого вида работы. С этого должны были бы, таким образом, начаться наши дальнейшие исследования. Но рассмотрение ошибочных, случайных и симптоматических действий в свете этой последней аналогии представляет для нас еще и особый интерес. Если мы поставим их на одну доску с психоневротическими проявлениями, с невротическими симптомами, то приобретут смысл и основание два весьма распространенных утверждения: что граница между нормальным и ненормальным в области нервозности непрочна и что все мы немного нервозны. Можно до всякого врачебного опыта конструировать различные типы такого рода едва намеченной нервозности, то, что называется formes frustes невроза: случаи, когда симптомов мало или когда они выступают редко или нерезко, когда, таким образом, ослабление сказывается в числе, в интенсивности, в продолжительности болезненных явлений; но, быть может, при этом останется необнаруженным как раз тот тип, который, по-видимому, чаще всего стоит на границе между здоровьем и болезнью. Этот тип, в котором проявлениями болезни служат ошибочные и симптоматические действия, отличается именно тем, что симптомы сосредоточиваются в сфере наименее важных психических функций, в то время как все то, что может претендовать на более высокую психическую ценность, протекает свободно. Обратное распределение симптомов, их проявление в наиболее важных индивидуальных и социальных функциях, – благодаря чему они оказываются в силах нарушить питание, сексуальные отправления, обычную работу, общение с людьми, – свойственно тяжелым случаям невроза и характеризует их лучше, чем, скажем, множественность или интенсивность проявлений болезни. Общее же свойство самых легких и самых тяжелых случаев, присущее также и ошибочным и случайным действиям, заключается в том, что феномены эти могут быть сведены к действию вполне подавленного психического материала, который, будучи вытеснен из сознания, все же не лишен окончательно способности проявлять себя.

Ср. Traumdeutung, S. 362.

«Да восстанет из наших костей некий мститель!» – Примеч.ред.перевода.

Более тщательное наблюдение несколько суживает различие между случаями Signorelli и aliquis, поскольку дело касается замещающих воспоминаний. По-видимому, и во втором примере забывание сопровождалось некоторым процессом замещения. Когда я впоследствии спросил своего собеседника, не пришло ли ему на мысль, в то время как он силился вспомнить недостающее слово, что-нибудь другое вместо него, он сообщил мне, что сперва испытывал поползновение вставить в стих слово ab: nostris ab ossibus (быть может, это оставшаяся свободной часть a – liquis), а затем – что ему особенно отчетливо и настойчиво навязывалось слово exoriare. Оставаясь скептиком, он добавил: «Это объясняется, очевидно, тем, что то было первое слово стиха». Когда я попросил его обратить внимание на слова, ассоциирующиеся у него с exoriare, он назвал: экзорцизм. Легко себе представить, что усиление слова exoriare при репродукции и было в сущности равносильно образованию замещающего слова. Оно могло исходить от имени святых через ассоциацию «экзорцизм». Впрочем, это тонкости, которым нет надобности придавать значения. Но весьма возможно, что всплывание того или иного замещающего поспоминания служит постоянным, а может быть, только характерным и предательским признаком того, что данное забывание тенденциозно и мотивируется вытеснением. Процесс образования замещающих имен мог бы иметься налицо даже в тех случаях, когда всплывание неверных имен и не совершается, и сказывался бы тогда в усилении какого-либо элемента, смежного с забытым. Так, в примере Signorelli у меня все то время, что я не мог вспомнить его фамилии, было необычайно ярко зрительное воспоминание о цикле фресок и о помещенном в углу одной из картин портрете художника, – во всяком случае оно было у меня гораздо интенсивнее, чем у меня бывают обычно зрительные воспоминания. В другом случае – также сообщенном в моей статье 1898 года – я безнадежно позабыл название одной улицы в чужом городе, на которую мне предстояло пойти с неприятным визитом; но номер дома запомнился мне с необычайной яркостью, в то время как обыкновенно я запоминаю числа лишь с величайшим трудом.

Я не решился бы с полной уверенностью утверждать об отсутствии всякой внутренней связи между обоими кругами мыслей в примере Синьорелли. При тщательном рассмотрении вытесненых мыслей на тему «смерть и сексуальность» все же наталкиваешьсь на идею, близко соприкасающуюся с темой фресок Орвието.

«Придя из Коринфа в Афины» или «из Афин в Коринф».

В подлиннике эта строфа звучит так (перевод А. Толстого):

В пересказе вторая строка претерпела искажение, точный перевод приблизительно следующий:

– Примеч. ред. перевода.

– Примеч. ред. перевода.

Где за веру спор, Там, как ветром сор, И любовь и дружба сметены.

Впрочем, мой коллега несколько видоизменил это прекрасное место стихотворения и по содержанию, и по смыслу, в котором он употребил его. У Гёте девушка-привидение говорит своему жениху:

Meine Kette hab' ich Dir gegeben. Deine Locke nehm' ich mit mir fort. Sieh' sie an genau!

Morgen bist Du grau, Und nur braun erscheinst Du wieder dort.

В переводе: Цепь мою тебе передала я, Но волос твоих беру я прядь. Ты их видишь цвет? Завтра будешь сед. Русым там лишь явишься опять.

Jung С. G. Uber die Psychologie der Dementia praecox, 1907, S. 64.

Dementia praecox, S. 52.

Enquete sur les premiers souvenirs de l’enfance // L’annee psychologique, III, 1897.

Study of early memories // Psycholog. Review, 1901.

Слуховые, моторные, в противоположность зрительным. – Примеч. ред. перевода.

Утверждаю это на основании некоторых сведений, собранных мною.

Непереводимая игра слов: вместо zum Vors с h e i n gekommen, что значит «обнаружились» («и тогда обнаружились факты»), слог schein заменен словом schwein – свинья. – Примеч. перев.

Курсив мой.

Вместо «Die Frau wurde mir Furcht einjagen» («эта женщина внушила бы мне страх»). – Примеч. перев.

«Я не был бы в состоянии».

«Да, это продлится, быть может, еще месяц».

«Это печальная история».

Die Traumdeutung, Leipzig und Wien, 1900.

Курсив мой.

Обезьяна очень смешна,

Особенно когда она ест яблоко

«Я складываюсь, как перочинный ножик».

Ср. «Шла Саша по шоссе и сосала сушку» и аналогичные скороговорки.

Она находилась, как это выяснилось, под влиянием бессознательной мысли о беременности и предупреждении родов. Словами о перочинном ноже, которыми она сознательно выразила жалобу, она хотела описать положение ребенка в утробе матери. Слово ernst в моем обращении напомнило ей фамилию (S. Ernst) главы известной венской фирмы, анонсирующей продажу предохранительных средств против беременности.

Вместо Nase atmen – «У меня такой насморк, что я не могу дышать носом».

Lеndе – бедро; Berg1ehne – склон горы.

На месте преступления, с поличным.

Мимоходом, мельком.

У них у всех скупость.

Дух, ум.

«Я ищу еще место на послеобеденное, пардон, на дообеденное время».

У одной из моих пациенток симптоматические обмолвки продолжались до тех пор, пока их не удалось свести к детской шутке: замене ruinieren словом urinieren (вместо «разорять» – «испускать мочу»).

За ваше здоровье.

Можно заметить также, что как раз аристократы особенно часто путают имена врачей, к которым они обращались; отсюда можно заключить, что, несмотря на обычно проявляемую ими вежливость, они относятся к врачам пренебрежительно.

При помощи такого рода обмолвки клеймит, например, Анценгрубер в своем «Черве совести» лицемера, домогающегося наследства.