Андрей Максимов - Многослов-3, или Прочистите ваши уши: первая философская книга для подростков

Человек совершенно не знал, как себя обезопасить.

Он строил деревянные заборы, но стоило подуть настоящему ветру – заборы падали, и человек снова чувствовал себя обнаженным.

Он строил огромные каменные заборы, но за ними было невыносимо душно жить.

Когда человек выходил из дома, он брал с собой палку, чтобы ударить того, кто его обидит. Но палка не спасала. Не спасал даже пистолет.

Человек жил в обиде. И чем острее понимал человек свою беззащитность перед обидой, тем больше становилась обида.

И тогда трусливый человек нашел самый крепкий и надежный на свете материал. Он нашел такой материал, который не тонет, не боится ветра и хорошо пропускает воздух.

Человек построил изгородь из… слов.

Он постоянно произносил бессмысленные слова. И чем больше говорил – тем больше ему хотелось говорить. И он все говорил, говорил, говорил… И чем выше становилась изгородь из слов, тем беспомощней становилась обида.

Наконец обида вовсе исчезла за высоченной оградой из бессмысленных слов, а человек сел на землю и спокойно закурил.

Изгородь стояла величественная и неколебимая. Слова сложились в монолитные предложения, и казалось, нет такой силы, которая может их разрушить.

Но однажды к изгороди подошел маленький мальчик и спросил:

– Что это?

Вопросительный знак отскочил и встал рядом с каким-то очень важным и очень бессмысленным предложением. Предложение сразу отвалилось.

– Почему оно здесь стоит? – снова спросил малыш.

И снова вопросительный знак ударился о забор слов, и снова отвалилось предложение, которое буквально только что казалось ужасно важным.

Мальчик фыркнул:

– Кому нужна эта глупость?

Предложение, казавшееся важным и серьезным, рухнуло, и в изгороди засияла дыра.

А мальчик все спрашивал и спрашивал… И удивительное дело: предложения казались неколебимыми, ясными, важными, спаянными на века, однако стоило встать позади любого из них вопросительному знаку – предложения эти на глазах распадались на отдельные хлипкие слова.

И очень скоро человек остался сидеть безо всякой защиты посреди вороха ненужных слов и букв.

– Вот так, – почему-то сказал мальчик и ушел.

А человек поднялся, отфутболил подвернувшееся некстати слово и отправился искать такое место на земле, где не обижают трусливых людей.

Говорят, до сих пор ищет.

Обидел как-то Заяц Волка. Заяц – Волка! Представляешь?

Ну, Волк расстроился ужасно, рассвирепел, зубами защелкал страшно.

Стал там на Зайца кричать, оскорблять по-всякому, говорить слова обидные, письма рассылать повсюду: мол, пора уже зайцев этих типа к ногтю… распустились, мол… куда смотрит общественность леса…

Короче, даже поседел Волк от натуги.

А Заяц знай себе наглеет. Ужас какой-то! Кончиком уха, как пальцем, у виска вертит – мол, ты, Волк, псих ненормальный.

Волк, понятно, от этого еще больше расстраивается.

В таком вот расстройстве поседевший Волк пошел к Медведю.

Медведь большой был, толстый и спокойный. Поэтому считался в лесу самым мудрым.

– Все испробовал, – стал жаловаться Волк. – Язык мой кричать устал, уже еле ворочается, ноги притомились по инстанциям бегать, голова устала ответные оскорбления придумывать, руки замаялись письма писать… А длинноухий только наглеет. Подскажи, что делать, мудрый Медведь!

Вздохнул Медведь и сказал спокойно:

– А ты съесть его не пробовал?..

Это была очень старая планета. Она была настолько стара, что сморщилась и уменьшилась от времени. И стало на ней до такой степени тесно, что жители вообще не могли передвигаться по своей сморщенной планете.

Жили они в отдельных и комфортабельных квартирах, каждая из которых была оснащена Интернетом. На работу ходить им нужды не было – за них все делали роботы.

Днем жители сидели в Интернете, а по вечерам – все по тому же Интернету – смотрели кинофильмы и влюблялись в актеров и актрис. Но это были всего лишь актеры и актрисы, а они, как известно, почти столь же недосягаемы, как боги.

Еще жители этой планеты любили играть во всякие разные компьютерные игры: когда житель планеты побеждал, он казался себе невероятно умным.

Друг с другом жители не встречались, поэтому все были спокойны, уравновешенны и совершенно не нервничали. Ведь человек нервничает, лишь сталкиваясь с другими людьми, а если таких столкновений нет, то и волноваться нет смысла.

Но зато на этой крошечной планете сохранилась одна поляна: она была просторна, как пустыня; огромна, как море; прекрасна, как сказка; и торжественна, как звон колоколов.

Это была Поляна Песен, Поляна Знакомств, Поляна Любви.

Раз в год, который обитателям крошечной планеты казался неисчислимо длинным, жители приходили сюда и пели песни. Зажигались пожароопасные костры, взрывались обыкновенные старые деревянные гитары и разрывались сердца.

Ловцы песен выпускали своих пленниц, и те, кого задевали они крыльями, уходили в палатки, а потом, уже парами, расходились по своим цивилизованным, отдельным квартирам – к своему Интернету, любимым сериалам и играм.

Жители этой планеты могли разглядеть друг друга, только услышав песни. Так уж они были устроены – что тут поделать?

Такая жизнь продолжалась очень долго. И, как это всегда бывает, казалось, что будет продолжаться вечно.

Но вот однажды, после одной из ночей на Поляне Любви, на планете родился новый житель. Он взрослел, но совсем не рос: оставался крошечным. Тем не менее ему почему-то постоянно не хватало места.

И как-то раз он сказал: «Как же так! У нас такая маленькая, сморщенная планета, а на ней есть огромная поляна! И там какие-то песнеловы выпускают дурацкие песни-птицы! Кому они вообще нужны – эти песнеловы и эти птицы! Еще там жгут костры, что в корне противоречит всем установкам противопожарной безопасности. Куда только делись реформаторы?! Куда только смотрит общественность?!»

А общественность смотрела в Интернет, сидя в своих комфортабельных кельях в маленьких, но удобных креслицах. И человечка никто не услышал. Но он слов на ветер не бросал.

И вот много-много маленьких роботов-дворников убрали с поляны остатки костров, множество крошечных грузовичков привезли на поляну миниатюрные кирпичики, чтобы строить из них малюсенькие, зато отдельные квартиры. А провайдеры приняли повышенный план по подключению к Интернету.

Прошел длинный год. Жители по привычке пришли на свою Поляну и увидели, что вся она застроена коробками домов. Они не очень этому удивились: ведь это была старая планета, и ее обитателей трудно было чем-то удивить.

Жители развернулись и отправились по своим домам.

Шло время. И за ненадобностью сначала закрылись ясли, потом – детские сады, а за ними – школы.

А маленький человечек на освободившемся месте строил новые коробки домов, в которых, правда, уже некому было жить, но это человечка совершенно не волновало…

Песнеловы – единственные, кто хотел победить маленького человека. Только они не знали, как это сделать: ведь на этой планете умели воевать лишь в компьютерных играх, а как это делать по-настоящему, все давно позабыли.

И вот однажды, когда солнце стеснительно показало из-за домов длинные любопытные лучи, песнеловы выпустили все свои песни-птицы.

Песни пробовали взлететь, но не могли – им мешали дома. И песни падали, разбиваясь о землю. Мостовые усеялись нотами – их становилось все больше, больше, и роботы-дворники не успевали сметать их.

Нот все прибавлялось, прибавлялось, прибавлялось, ими уже были затоплены все улицы. И маленький человечек – который, конечно, не умел плавать в нотах, – утонул.

А нот становилось все больше, больше, больше…

Планета начала расти…

…Однажды мальчик влюбился.

Правда, родители говорили, что в его возрасте влюбляться рано, и мальчик даже готов был с ними согласиться.

А вот любовь согласиться не могла. Пришла – и все тут.

Мальчик с девочкой шли по городу.

– Слышишь, земля поет? – спросил он.

– А что, кто-то может не слышать? – удивилась она.

Двое шли по огромной поющей планете.

Однажды одной Двери надоела ее жизнь.

«Ну что такое, в самом деле, – думала Дверь и нервно скрипела. – Работа вредная: все время на сквозняке. Каждый, кому не лень, – ногой бьет, уже вся в ссадинах, каждая дощечка ноет. К тому же, никакого творчества: откройся – закройся, вот тебе и все. И вообще…»

Дверь точно не знала, что именно «и вообще», но так всегда бывает: стоит начать жаловаться самому себе на жизнь – и на ум сразу приходит масса всяких мыслей, но остается ощущение, что не пришло еще больше.

«И ведь самое обидное, – гневно скрипнула Дверь, – что, в сущности, никто не обращает на меня внимания. Привыкли: туда-сюда – и все. Они, наверное, думают, что каждый так может – на сквозняке, без творчества, в ссадинах… Ладно, ладно, я заставлю их обратить внимание на меня».