X. Леммерман - Учебник риторики. Тренировка речи с упражнениями

Эрлер: Я бы сказал, что слово «никогда» не следует произносить никогда.

Просто это уже слишком; такой гарантии никто не сможет дать. Можно лишь стремиться к тому, чтобы всегда удерживать контроль. Но я знаю, например, что при горячей фехтовальной схватке мнений в бундестаге та или другая реплика меня так возбуждает, что мои ответы на нее не совсем удачны. В большинстве случаев я отвечаю очень быстро. Ответ дается прежде, чем спрашивающий успеет закрыть рот, этим я известен в бундестаге и этого подчас даже опасаются. Но, естественно, при фехтовании подобного рода возникают ситуации, когда неожиданно тот или другой коллега оказывается неумышленно задетым. Тогда наступает сожаление. От подобной реакции никто не застрахован. Но и в этой области долголетний опыт учит большей сдержанности.

Гауе: Эта способность быстрой реакции, которую Вы доказали, например, при подаче реплик и промежуточных вопросов, доставляет Вам развлечение?

Эрлер: Я должен сказать, да! Естественно, есть вопросы, которые поставлены так, что они перед ответом требуют известного размышления. Обычно вспоминают упрек доктора Аденауэра, который по этому поводу сказал: «У него», я не знаю, кого он имел здесь в виду, «центр речи расположен слишком близко к мозгу».

Итак, прежде, чем сказать, нужно подумать. Но ведь в большинстве случаев реплики можно рассчитать заранее. Известно, в каком духе отвечают, так что не все неожиданно. Естественно, есть также реплики, которые для уяснения сути требуют произнесения пары бессодержательных слов, дающих время на обдумывание. В бундестаге излюбленный прием в этом случае – повторение обращения «господин президент, уважаемые дамы и господа»; благодаря этому получают некоторое время на размышление.

Гауе: Господин Эрлер (чтобы употребить обращение), в Социал-демократической партии, заместителем председателя которой Вы являетесь наряду с Гербертом Венером и при руководстве Вилли Брандта, в СДПГ (Социал-демократическая партия Германии) известен Ваш острый интеллект, который позволяет Вам анализировать политические проблемы и прежде всего вопросы внешней политики и обороны. Является ли Ваш ярко выраженный интеллект следствием Ваших пристрастий. Кто Вы, по вашему собственному мнению, – скорее спорщик и участник дискуссий, применяющий аргументы за и против, чем оратор в больших массовых собраниях, где требуется нечто другое, нежели интеллект?

Эрлер: В больших массовых собраниях я привлекаю также и публику, мыслящую глубоко. Но я не думаю, что я являюсь тем, кого можно назвать народным трибуном. В ранней молодости однажды в Берлине мне представилась возможность быть ведущим, когда на форуме молодежи выступал социал-демократический депутат рейхстага Тони Сендер. Конечно, то, что я там сказал, было очень существенно и уместно. Но мой друг пришел ко мне и сказал: «Народным оратором тебе не быть!» На том и закончили обсуждение. Потом это мнение подтвердилось не совсем, поскольку со временем я вполне мог привлечь и большую аудиторию. Но думаю, это удавалось не с помощью бурных эмоций, вдохновения, а больше побуждением к совместному размышлению. Если я бываю за границей, я, естественно, выступаю с докладами. Или даже предлагаю в студенческой среде нечто вроде лекции, чтобы начать дискуссию. Совершенно очевидно, что это уже другой стиль речи. Но мои мероприятия, если до некоторой степени верить сообщениям прессы и тому эху, которое обычно приходит ко мне в письмах, всегда являются для слушателя некоей информацией, некоей гражданской агитацией, неким требованием. Конечно, при этом мотивом является стремление побудить его к совместному размышлению и к совместному действию. Но приступы воодушевления, по-моему, я до сих пор не вызывал.

Гауе: Вы считаете фактом, что Вы, как Вы сказали сами, не стремились вызвать у слушателей приступ воодушевления; Вы считаете этот факт политическим недостатком?

Эрлер: Нет, я считаю его политическим преимуществом. Я нахожу, что в нашей стране было много фигур, вызывавших бурю восторга, но при этом терялся контроль над собой, а заодно и контроль над объектом восторга. Я нахожу, что лучше своих слушателей воспитывать таким образом, чтобы они сохраняли контроль над собой.

4.3 Общий опыт и размышления

4.3.1 Выступление оратора

«Трибуна является жестоким делом – там человек стоит голым, как во время приема солнечной ванны», пишет Тухольский. Зрители рассматривают внешность оратора очень критически, «под лупой». Неприлично выйти на сцену развязно, с болтающимся галстуком. Геббельс специально приходил на собрание на полчаса позднее, чтобы поднять напряжение; но я советую не подражать ему и в этом отношении. Не следует унижать слушателей.

Общая манера держаться – лучше подтянутая и тем не менее свободная. Не следует рассматривать потолок зала, как будто что-то не в порядке с люстрой. Мы дружески окидываем взглядом слушателей и наблюдаем их реакцию. По мимике и позам можно прочитать: сомнение, участие, согласие, неодобрение (наморщенный лоб, движения головы!)

Иной оратор все десять минут глотает воду, как это делают во время лечения минеральными водами. Стакан с водой используют только в крайнем случае. Это ошибка считать, что глоток воды одолеет хрипоту.

Хильда Обельс-Юнеман на ораторской трибуне нижнесаксонского ландтага глотнула из стакана для воды, выпитого предшествующим оратором, и сказала: «Я хочу установить,что пил предыдущий оратор; возможно виски, потому что некоторые высказывания господина оратора, выступавшего передо мной, непонятны». Говорить в помещении с несвежим воздухом крайне трудно. Нельзя делать доклад в комнате для курения. Оратор не должен сильно курить.

Безразлично, определяем ли мы с древними гуманистами курение как «libido potandi nebulas» – «жажда пить дым» или соглашаемся с современными психологами, которые говорят об инфантильном «комплексе сосания»: сильное курение вредит голосу. (Катар курильщика!) Врачи советуют людям, которые много говорят, отказаться от курения или хотя бы ограничить его.

4.3.2 Концентрация

Интенсивность речи свидетельствует о напряженном мышлении. Важно, чтобы сохранялась видимость легкой речи. (Но при случае не повредит, если слушатель станет свидетелем поиска оратором лучшей формулировки. Это даже вносит момент напряжения, не обязательно связанный со смущением.

«Докучливые мысли – как навязчивые комары», так однажды сказал Буш.

Удастся ли избавиться от вредных дополнительных мыслей – это вопрос концентрации на главном. Некоторых ораторов поток дополнительных мыслей уносит далеко: в любом пункте своего доклада они ненароком перескакивают с пятого на десятое. Речь распадается на отдельные нити; беспомощный слушатель оказывается в лабиринте.

В этой связи следует указать на значение импровизации. В середине речи как будто с глаз внезапно спадает пелена; появляется внезапная мысль, обретается осознанное преставление, и мы формулируем его в порядке импровизации. Известнейшим примером являются «перуны Мирабо» (23 июня 1789 г.), которые способствовали разжиганию Французской революции.

Совсем нередко и в обычной речевой практике в середине речи вдруг на ум приходит неожиданное решение проблемы. Дамашке пишет: «Отдельные трудности, которые мучают при подготовке и кажутся не поддающимися полному преодолению, часто молниеносно проясняются и решаются сами собой во время доклада. Слово, которое произносят, оказывает то же самое действие не только «вовне», но и «внутри». Если во время речи открываются ворота новых знаний и появляются вереницы новых мыслей, то для оратора это самое счастливое событие.

Можно вновь и вновь вставлять мысли, которые не предусмотрены в конспекте, но которые нужно держать в запасе во время речи; однако импровизации нельзя буйно разрастаться в докладе. У некоторых импровизирующих ораторов мысли появляются только так, но в речи отсутствует связность. Все идет вперемешку, без разбора. Один насмешник сказал: «Господин X говорит сегодня на тему: «Что мне придет на ум».» Итак, правило гласит: важные новые возникающие мысли вставлять в речь, а второстепенные дополнительные соображения безжалостно исключать. Иначе речь наверняка будет слишком длинной.

Профессор Бей пишет о риторике при проведении конгрессов: «Чистейшее captatio benevolentiae (обеспечение благосклонности) является для любого оратора тратой истекающего времени речи. Противоположностью является бестактность в отношении всех участников, и прежде всего в отношении следующего оратора. Ход заседания в опасности из-за одного человека, который не знает меры.» И он продолжает: «Всегда имеет смысл использовать секундомер, секрет не велик.»

4.3.3 Речевое мышление вместо чтения текста