Александр Пинт - Возлюби свою индивидуальность (версия 2009)

— Мне подруга пишет, что она обязательно встретит мужчину, с которым у нее будут замечательные отношения. А у меня было плохое настроение, и я ей ответила, чтобы она ждала дальше. И она мне пишет: «Кто уверует, всегда получит». Мне так смешно стало. Почти как «экономика должна быть экономной». И она каждый раз мне так отвечала: «Кто верит, тот получит». Это было так смешно, как если пономарь твердит: «Экономика должна быть экономной — повтори восемнадцать раз, и будет тебе счастье».

— Если эта техника не сработает, то вам надо выпить стакан марганцовки. Вы станете пить марганцовку, но потом выяснится, что не той концентрации. А потом вам скажут, что после этого нельзя мочиться целый день, а вы об этом не знали. Вот так проходит жизнь человека. Если смотреть на это ясным взглядом — обхохочешься. Но исполнение такой комедии требует очень серьезного отношения. И это серьезное отношение создается страхом. Все делают свой абсурд с жутким страхом. А всякого, кто пока не очень боится, стращают так сильно, что он в конце концов пугается и начинает делать свой абсурд до одурения серьезно. И вот так человечество движется к прогрессу, свободе, миру, братству…

Пожалуйста, чего вы боитесь? Или все ваши страхи уже исчезли, и говорить вам не о чем?

— На самом деле смешно. Я сейчас себя спрашиваю: «Что говорить-то? Чего ты боишься?» Чувствую, что ничего не боюсь. Думаю, надо войти в часть, которая все-таки боится чего-то, и понимаю, что ничего сказать-то она не может. Она боится и все.

— Да, ее обсмеяли, и она ушла в тень, но сказала, что после семинара вернется.

— Когда осознаешь, что боишься страха, то он моментально рассасывается.

— Вот вы уже смеетесь — это хороший признак. Видите, оказывается, никаких реальных проблем нет, но есть огромное количество надуманных.

— Еще я заметила, что очень хорошо быть злой, недовольной. Когда я злая, то вокруг все действительно добреют.

— Вам надо выступать с такой программой в людных местах. Вы входите в ярость, а люди, смотрящие на вас, начинают обниматься, целоваться, просить друг у друга прощения, дарить подарки нищим и детям. Возьмите на себя весь негатив этого мира — тогда другие станут добрыми и счастливыми. Ведь люди все познают в сравнении. Так вот надо создать прецедент ужасного зла, превышающий все возможности человеческого понимания, на фоне которого люди поймут, что у них все хорошо.

Кто из вас хочет выполнить эту великую миссию? Такую миссию исполняет, например, нищий инвалид. Ведь он показывает вам, какой он несчастный, а вы на его фоне становитесь воплощением счастья. Он протягивает дрожащую, изрезанную руку, смотрит на тебя одним глазом и ничего не говорит, потому что немой. Глядя на него, ты понимаешь, что счастлив. Кто-то служит примером несчастья, создавая в других удовольствие оттого, что они счастливее его. А кто-то служит примером счастья, создавая ненависть у тех, кто считает себя на его фоне несчастными. Но тот, кто служит примером счастья, является наиболее несчастным, так как не понимает, что счастье его иллюзорно.

— Можно казаться счастливым, а можно быть счастливым. Это разные состояния.

— Людям нужны как псевдосчастливые, так и псевдонесчастные для сравнения. Потому что откуда я знаю: счастливый я или несчастливый, умный или глупый. Мне нужно увидеть нечто выше или ниже себя, тогда на их фоне, я могу оценить, кто я.

— У меня двойственность: то, что я делаю, — хорошо, а то, что все делают, — плохо. А потом увидела противоположность.

— Во мне есть часть, которой ночью было холодно, и она все время просыпалась и говорила, что надо пойти надеть свитер, а заодно сходить в туалет. Но я знала, что не проснусь и не схожу в туалет, что так и буду спать. В итоге я не выспалась.

— И описалась в постель.

— Страх части, которая хотела лежать, перед частью, которая хотела встать. Я не смогла соединить эту дуальность.

— И провела ночь в страхе с полным мочевым пузырем.

— Я сегодня тоже так замерзла. Я легла спать в свитере и еще носки шерстяные надела. Показываю, а Ольга мне говорит: «Ты замерзла — ты такая холодная. А я такая горячая… надо быть горячей». Я готова была ее придушить за ее горячность, за сексуальность. Я не принимаю в себе отсутствие оной. И когда мне кто-то говорит, то я готова просто прибить эту сексуальную часть.

— И от этого мерзнешь.

— Я увидела, что закрытый человек выглядит нелепо на фоне открытых.

— То есть ты проживала нелепость закрытости?

— Закрытость на фоне открытости всех.

— Мне все-таки удается видеть свою часть, которая все контролирует и всем управляет, а после вчерашнего осознания я начала отслеживать свою умность-глупость. Когда моя умность хочет вылезти, я пытаюсь сохранять глупость, которая мне очень понравилась. Но я в ней не привыкла находиться, и я от нее отбрыкиваюсь. И сейчас моя основная работа — это быть не очень умной, постараться меньше контролировать. Потому что это очень привычный для меня способ общения.

— Кого ты здесь готова не контролировать и по какому поводу?

— Мне проще сказать, кого я готова контролировать.

— Скажи кому хочешь, по поводу чего ты не будешь его контролировать.

— Таня, я не буду контролировать, с какой скоростью ты одеваешься. Я не буду контролировать, закрыта у нас дверь или открыта.

— По отношению к Ире, что ты не будешь контролировать?

— Я ее не пыталась еще контролировать.

— Как это? Ты же все контролируешь.

— Ира, я буду тебе разрешать пить любой чай, который ты захочешь.

— А во мне что ты не будешь контролировать?

— Так и быть, я не буду контролировать, как вы ведете семинар.

— У меня тоже есть контролирующая часть, которая следит, не забыл ли Сан Саныч кассету поставить. Так что хотите — ставьте, хотите — нет. Ваше дело.

— Спасибо. Вы сняли с меня огромный груз. Я уже чувствую, как отрываюсь от земли. Пусть каждый скажет, в чем он не будет меня контролировать.

— Я не буду контролировать, как вы ведете семинар и вовремя ли вы приходите.

— Если вы не будете контролировать, прихожу ли я вообще на семинар, то сделаете меня самым счастливым человеком на Земле. Тогда наш семинар будет длиться вечно. Если тебе уже не важно, прихожу я на семинар или нет, то ты будешь иметь вечный семинар. Вечное осознание и счастье необусловленной любви будет в тебе всегда. Для этого тебе надо всего лишь перестать контролировать мое присутствие на семинаре.

— Не буду.

— Ну, и слава Богу.

— Я не буду контролировать, сколько вы курите.

— Я не буду контролировать, когда мне головой кивнете, что, мол, я правильно говорю.

— Я не буду контролировать твое поведение, как ты себя ведешь.

— Я не буду контролировать, как и что вы говорите.

— А я не буду контролировать твою реакцию на мои признания.

— Я не буду контролировать, в каком настроении вы приходите на семинар.

— Я не буду контролировать, когда ты оговариваешься. Ожидать и находиться все время в напряжении, когда ты дашь очередной момент озарения, осознавания, и как ты стряхиваешь пепел в мою машину.

— В дырку бензобака?

— А я не буду контролировать, с кем ты пришел, с кем ты ушел. Кого обнял, кто тебя поцеловал.

— Слава Богу.

— А я не буду контролировать твою полную бесконтрольность.

— А теперь проговорите это друг другу. Петя, я не буду контролировать, например, помыл ты утром уши или нет.

— Думай, что хочешь, делай, что хочешь, вообще.

— Облегчите друг другу жизнь.

— Люда, я не буду контролировать твой контроль.

— Я не буду контролировать Иришку. Спала ли она одна сегодня или с мужчиной.

— Зато ты будешь контролировать мужчину, с которым, как тебе кажется, она сегодня спала, да?

— Ира, у тебя я не буду контролировать твою мужественность и твою женственность.

— Наконец-то. Теперь полегче стало, а то не знаю, как к тебе подойти, — как мужчина или как женщина.

— И поэтому не подхожу совсем.

— Люда, я не буду контролировать твое выражение лица. Оля — твою импульсивность, потому что я когда-то говорил, что побаиваюсь тебя. А так же не буду контролировать округлость Таниной попы.

— А я не буду контролировать тот момент, когда ты кого-то защищаешь или не защищаешь.

— Я не буду контролировать очередность того, кто, когда говорит на семинаре. Когда кому вступить и как кто говорит. Чтобы пауз не было, чтобы говорили все равномерно.