Карл Витакер - Полночные размышления семейного терапевта

Я позвонил и сказал: «Приведите, пожалуйста, всех, кого только можно». И они пришли: отец, мать, трехлетний сын, и годовалый, и шестилетний. После тяжелого двадцатиминутного разговора о возникших проблемах я прервал интервью: «Все, я больше не могу. Вам придется уйти и вернуться сюда через неделю, а я приведу свою жену в качестве ко-терапевта, потому что ваши проблемы — это слишком много для меня одного. Так что прошу меня извинить».

Оказалось, что у годовалого ребенка была огромная голова из-за гидроцефалии, и его лечил невропатолог. Шестилетний выглядел вполне нормальным. У отца наблюдался синдром гипервентиляции, так что ему приходилось из-за этого бросать все дела и по полчаса сидеть, чтобы отдышаться по четыре раза в день. Это был настолько серьезный случай гипервентиляции, что он почти еженедельно попадал в больницу, где его кололи сильными лекарствами, давали кислород и всякое прочее.

Я спросил:

— А как поживает ваш отец?

Он ответил:

— Мой отец умер.

— Как это случилось?

— Инфаркт. Я делал ему искусственное дыхание рот в рот, но он умер.

Вот как можно заработать гипервентиляционный синдром! Я спросил:

— А ваша мама?

— В полном порядке, правда, она запила после смерти отца.

— А кто еще у вас алкоголик?

— Я был алкоголиком, но завязал четыре года назад и после смерти отца не выпил ни капли. Но после его смерти алкоголичкой стала мать.

На этом месте я сломался. На следующей неделе, когда они вернулись, я сказал:

— Мне нужно больше народу. Ваших родителей, всех братьев и сестер.

— У меня восемь братьев и сестер, — ответил отец.

— Вот и чудесно. Пускай придут все со своими супругами и детьми.

— Это невозможно. Я как раз собираюсь написать им всем, что больше не разговариваю с ними.

— А что случилось?

— Каждый раз, как мать напьется, она начинает звонить всем моим сестрам и братьям и рассказывает всякие гадости про других моих сестер. А потом все они обвиняют меня, потому что я самым последним покинул дом, хотя сейчас туда вернулся жить мой старший братец со своей женщиной и двумя детьми, и они тратят все деньги моей матери на себя и обворовывают ее.

Потом выяснилось, что в семье отца его мать всегда таскала деньги у отца. Каждое утро, когда отец выходил из дому на работу в сопровождении кого-нибудь из детей, он говорил: «Послушай, зачем ты таскаешь у меня деньги из кармана? Я тебе всегда готов дать денег». А дети никогда не признавались, что это проделывала его жена. Все они уже выросли, женаты, родили детей.

Так в чем проблема? Ребенок пописал перед телевизором!

Мы с Мюриэл провели около десяти встреч с этой семьей, все увеличивающейся из-за наплыва новых людей, а кульминацией стало появление пьющей матери, крайне раздраженной тем, что дети, которых она растила и для которых была служанкой, плохо к ней относятся. Вся эта шайка решила, что они пойдут к бармену, которого все они прекрасно знали (ясное дело, каждый в этой семье выпивал, и бармен был их лучшим приятелем), и скажут, что, если он не перестанет отпускать виски их матери, они никогда не будут у него выпивать. Мать начала плакать, Мюриэл гладила и утешала ее.

Последнее интервью оказалось просто баталией. Я, воспитанный в среде Новой Англии в штате Нью-Йорк, был просто потрясен, глядя как восемь взрослых братьев и сестер одновременно дерутся друг с другом: сотни децибел гремели со всех сторон. Я сидел с открытым ртом. Мои мать с отцом сражались между собой тихо, прикрыв дверь спальни, я их никогда не слышал. Такова политика семьи, надо знать, что не бывает семьи с одной-единственной проблемой и не бывает честных презентаций. Эти люди были очень симпатичными. Они мне понравились, но бесчестно говорить, что у нас одна проблема — мальчик пописал перед телевизором!

Вы можете взять власть в свои руки только в один момент: когда обвините членов семьи во лжи, услышав их первый рассказ о симптоме. Вы сразу начинаете с того, что пытаетесь понять, что же происходит. Если бы я принял на веру предложение социального работника взять семью с той пациенткой к себе на семейную терапию, тогда бы три терапевта, больница и мать с отцом были в ярости, поскольку я брался за то, что у них у всех не получилось. Ею занимались уже десять лет, а социальный работник наивно думала, что все можно начать как бы сначала. Вы не можете себе представить, как часто я сталкивался с подобными вещами!

Не так давно я проводил семинар в Торонто. В семье, выбранной для демонстрации, приемный брат изнасиловал свою новую маленькую приемную сестру. Его арестовали и поместили в тюрьму. Отец и мать уже обращались к психотерапевту, так что я начал со своего обычного вопроса: кто еще был среди участников этой ситуации? Кто первый занимался с семьей? К кому они обратились со своей проблемой сначала? В результате я выявил шестерых профессионалов, которые по-разному работали с этой семьей последние семь лет. Мать и ее первый муж ходили к одному терапевту, отец и его бывшая жена — к другому, потом возник этот брак, и тогда они ходили со своими двумя детьми от предыдущего брака еще к одному терапевту, и, наконец, суд назначил социального работника для защиты детей, оставшихся дома, поскольку дурной брат изнасиловал маленькую сестренку, которая почему-то жила с ним в одной спальне.

Я собрал всех специалистов вместе и предложил рассказать об их работе с семьей, а семья сидела тут же и слушала. Сразу стало видно, что трое из шестерых профессионалов соревновались друг с другом, стремясь доказать, что именно они помогают семье. Женщина, которую назначил суд, негодовала, что семья ничего не получает от работы с терапевтами; терапевт, работавший с мальчиком, возмущался, что того не отпустили из тюрьмы на эту встречу. Когда они закончили свои дискуссии, мне стало ясно, что, если бы они все исчезли, семья, возможно, справилась бы с проблемами сама. Что я и предложил, и представительница суда меня поддержала. Семнадцатилетний мальчик должен был выйти из тюрьмы уже через четыре недели, и я думаю, они справились. Мы отошли в сторону, чтобы предоставить семье возможность жить.

Когда кто-то звонит вам и говорит: «У меня возникла проблема. Сможете ли вы мне помочь?» — надо быть внимательным, потому что политика извращает все что угодно, и дело решает ваша смелость. «У меня было три жены, много гомосексуальных отношений в прошлом и сейчас один гомосексуальный партнер». Вам надо только лишь спрашивать! И вы бесцеремонно говорите: «Между прочим, есть ли в вашей семье случаи инцеста?» И папа отвечает: «Ох, да, я не хотел про это говорить, но…» Смелым можете быть только вы, и только в самом начале. Мы как мамаши, если же мы думаем, что не похожи на сказочную мамашу, то лучше поискать себе другую работу.

Однажды я около года был супервизором группы, состоящей из трех социальных работников из сельской местности в Миннесоте. Я только общался с ними по телефону и никогда их не видел. Они жили в какой-то сельской местности, где был один врач, один полицейский, еще не знаю кто, может быть, деревенский почтмейстер. И целых три социальных работника! Наконец, я поехал навестить их, и что же я увидел? Группа только что закончила трехнедельные курсы по подготовке торговцев сельхозтехникой. Работники собирались заниматься психотерапией полдня в неделю, а все остальное время — торговать техникой. Так что, если у вас есть вариант работы, где не нужно быть мамашей, советую его не упускать!

Я всегда любил работать с ко-терапевтами. Ко-терапия удивительна: вас двое, двое людей, заботящихся о ребенке. Достаточно трудно растить ребенка вдвоем, я это знаю, пробовал шесть раз! Думаю, невозможно это делать одному, потому что неизбежно возникает психологический инцест между разными поколениями. Мать и ребенок, играющие в партнеров и сверстников. Она становится ребенком, он — взрослым, потом наоборот, как в известном английском стишке о лестнице: я сижу на ступеньках, в середине лестницы, и другой такой лестницы нет. Я не в комнате и не на улице, и мысли в моей голове начинают кружиться, кружиться, мне кажется, я нигде или где-то еще.

Я думаю, такое случается в психотерапии, где вы действуете сами по себе, как фальшивая проститутка. Вы предлагаете подделку. Это не настоящая любовь, а искусственный, прописанный, назначенный заместитель близости и человеческих взаимоотношений. Только от вас зависит успех или неудача. Они принесли все, что у них есть. Может быть, немного, но себя целиком. А вы — не весь. Вы отчасти дома с женой, отчасти со своим собственным терапевтом, с детьми, на прогулке с собакой — есть множество мест, где вы можете находиться. Так что вам стоит быть более параноидным, чем вашим клиентам. Вам надо подозревать себя, их, сомневаться, может ли изменить эту большую систему ваше маленькое вторжение. Сегодня политики думают в одиночку поменять мир. Надеюсь, мне не позвонят с предложением помочь с осуществлением этого проекта. Просто отвечу: «Извините, я сейчас как раз умираю».