Надежда Фёдоровна Калина - Лингвистическая психотерапия

К: Да-а-а… Интересно у Вас это все получается.

Т: Интересно, как получится у Вас. (После паузы) Но я довольна – мы начинали с того, что Вы спрашивали у меня, как сделать так, чтобы у мужа было поменьше свободы…

К (перебивая): Да-да, чтобы он по струнке ходил и меня слушался! А оказывается, самой надо уметь смотреть… по-разному… с разных точек. Оказывается, важно, как я на него смотрю… и на себя тоже.

Т: А теперь Вы поняли, что свобода нужна прежде всего Вам.

К: И это совсем не та свобода, как я раньше думала. Как я раньше понимала.

Комментарий. Этот фрагмент показывает, как происходит искажение перспективы локальных смыслов, образующих пространство внутреннего опыта клиентки. Элемент, репрезентирующий инстанцию чистого означающего в поле значения и позволяющий нонсенсу означающего оказаться в средоточии значения (свобода не в том, чтобы "он слушался", а в том, чтобы "я могла смотреть"), воспринимается как точка, в которой значение (смысл) достигает своей максимальной насыщенности, как точка, придающая смысл всем другим элементам и тем самым – цельность полю бессознательных значений. Элемент, репрезентирующий в структуре высказывания то, что значение высказывания имманентно акту его провозглашения, воспринимается как некий трансцендентный гарант. Он занимает экзистенциальное место нехватки ("зияния"), воплощает нехватку и функционирует как точка предельной полноты.

Т: Теперь Вы свободны обсудить с мужем все возможные точки "момента взгляда", или попросту – Ваши ожидания. Обычно ожидание, направленное на другого, функционирует как принуждение. Жермен ожидал, что это будет Альбертина, Альбертина не сомневалась, что перед ней Жермен. Поэтому они не обрели друг друга.

К: Я думаю, мы выясним, кто с кем повстречался в беседке. А иначе у этой истории окажется совсем неромантичный конец – "Жермен и Альбертина с визгом бросились бежать в разные стороны, сшибая все на своем пути". То есть развод со скандалом.

Комментарий. Завершающим моментом терапевтической работы стало новое понимание психологической подоплеки супружеских отношений. Лариса получила доступ к "точкам прикрепления" плавающих означающих и сумела понять, каким образом она сама производит идеологическое поле бессознательных смыслов и значений, формируя тот или иной тип "жесткого десигнатора". Если ранее любая конфигурация семейных проблем и отношений использовалась для производства фрустрирующих клиентку смыслов (означающее сохраняло негативную идентичность при любых изменениях своих означаемых), то теперь Лариса понимает ретроактивную природу значения и способна оперировать им.

Разумеется, в сознании клиентки все эти изменения не представлены в том виде, как они описаны в комментариях. Ее концепты – это не столько понятия и теории, сколько способы действия, число и разнообразие которых существенно увеличилось, а результаты стали более наглядными, понятными и предсказуемыми. Теоретический анализ, частично включенный в комментарии, необходим прежде всего терапевту, который не воспринимает различия как идентичность, и в качестве активного субъекта управляет процессами, происходящими на сеансе.

В заключение следует отметить, что трансформация психической реальности клиента в лингвистической психотерапии осуществляется на основе различных принципов. Сознательные аспекты этого процесса обусловлены различными формами истолкования и интерпретации фактов, событий и поступков клиента. Такая версификация может приводить к тому, что отдельные концепты в составе внутреннего опыта, будучи идентифицированы в качестве источников проблем, отвергаются и исключаются из матрицы личностных смыслов (аверсивность). Бессознательные же трансформации являются следствием ретроверсивного эффекта, лингвистические механизмы которого следует описать подробнее.

Как известно, значение и смысл порождаются отношениями между означаемым и означающим. В терапии важно помнить, что, хотя значение и характеризуется постепенным, имманентным, закономерным истечением его из некоей исходной точки, но возникает оно, как правило, ретроактивно, и этот процесс является в значительной степени произвольным (в большинстве случаев – чисто автоматическим). В любой упорядоченной структуре (например, коды человеческой социальности) точки присоединения плавающих означающих фиксируют значения предшествующих элементов и ретроактивно подчиняют их, упорядочивают согласно данному коду. Значение нового элемента зависит от предыдущих – парадоксальная ситуация, при которой синхроническая, парадигматическая структура существует только в той мере, в какой она получает своей воплощение в некоем абсолютно сингулярном элементе. Иначе говоря, значение возникает как ретроактивный эффект прикрепления, "пристегивания", уже после той точки, в которой отношение между плавающими означающими получает фиксацию в синхроническом символическом коде.

Ретроверсивный эффект, согласно которому субъект на каждом этапе изменения и развития становится только тем, чем он всегда уже был, приводит к тому, что нечто вновь произведенное (значение, смысл, концепт) воспринимается как существовавшее изначально. И в этот момент происходит символическая идентификация – субъект отождествляется с тем или иным элементом символического порядка, местом, отведенным или предписанным ему Другим.

Данный эффект лежит в основе воображаемого уровня функционирования, поддерживая иллюзию, в рамках которой Я воспринимает себя как самодостаточный фактор, являющийся основанием своих собственных действий. В таком воображаемом самоосознании субъект "не видит" своей полной зависимости от Другого, от символического порядка социальной структуры как своего децентрирующего основания.

Влияние ретроверсивного эффекта означивания можно разрушить только в трансферентных отношениях. В рамках трансфера клиент не может обрести свою былую воображаемую идентичность, поскольку воспроизведение истории значимых отношений фрустрируется терапевтом, который отнюдь не собирается совпасть с объектом идентификации. Вместо этого аналитик стимулирует процессы самоотождествления, исключая образ воображаемого Другого из терапевтических отношений и вынуждая клиента подвергнуть себя отчуждению от привычных форм и "точек фиксации", вынести свою идентичность вовне себя, представив ее как подлинную личностную проблему. Разрешение последней и является главным успехом терапии, одновременно манифестируя ее окончание.

Следует отметить, что гуссерлевкое понимание сознания релевантно не сознанию как психологической категории, а, скорее, интегральному понятию “психэ“ как единству сознательных и бессознательных содержаний и процессов. Здесь и далее относимое Гуссерлем к сознанию в аналитической психологии присуще именно психэ.

Понятие “душа“ в отечественной традиции столь долго пребывало вне рамок научной психологии, что попытки описания и исследования души, ее структуры и феноменологии могут показаться не соответствующими академическим канонам. Тем не менее, поскольку это понятие повсеместно встречается в зарубежной (а ныне – и в отечественной) философской и психологической литературе, имеет принципиальное значение для психотерапии (которая возникла в качестве метода врачевания души словом) и продолжает оставаться таковым, я буду использовать его наряду с другими.

Здесь и далее написание с заглавной литеры будет отсылать к структурно-аналитической концепции, а также всем родственным контекстам употребления данного понятия (у Ф.Ницше, Ж.-Л.Нанси, Ж.-П.Сартра, М.Хайдеггера, в философии постмодернизма и т.п.).

Как пишет Лакан, "во всем своем совершенстве" – это себя сознающее, все-сознающее существо у Гегеля, это истина как не-сокрытость, не-потаенность (алетейя) у Хайдеггера и т.п.

"Интроекция и перенос", Одесса, 1925, пер. Я.Когана.

Поэтому мне пришлось отказаться от привычного и устоявшегося словосочетания "картина (образ) мира в сознании", которое традиционно употребляется в психологии для обозначения модели мира.

Вряд ли покоится, скорее – активно проявляется.

Философские принципы такой метатеории сознания или естественнонаучной гносеологии сформулированы М.К.Мамардашвили и А.М.Пятигорским (см. 45).