Джона Лерер - Как мы принимаем решения

Эволюция человеческого мозга все изменила. Впервые появилось животное, способное думать о том, как оно думает. Мы, люди, можем членить реальность на аккуратные цепочки причинно-следственных связей, обдумывать свои эмоции и использовать слова для описания окружающего мира, Мы можем накапливать знания и логически анализировать проблемы. Мы можем искусно лгать и строить планы на будущее. Иногда нам даже удается следовать этим планам.

Эти новые способности оказались необычайно полезными. Но также и принципиально новыми. В результате области человеческого мозга, ответственные за реализацию этих способностей — те, которые контролирует возница, — страдают от тех же проблем, что и любая новая технология: в них содержится множество недоработок и ошибок в программном обеспечении. (Человеческий мозг похож на компьютерную операционную систему, которую пытались как можно быстрее вывести на рынок.) Именно поэтому дешевый калькулятор может делать арифметические вычисления лучше профессора математики, поэтому большая ЭВМ может выиграть в шахматы у гроссмейстера и поэтому мы так часто путаем причинно-следственную связь с взаимозависимостью. Эволюция просто еще не успела исправить все неполадки в новых деталях мозга.

Однако эмоциональный мозг за последние несколько сотен миллионов лет был доведен ею до полного совершенства. Его программный код подвергался бесконечным тестам, с тем чтобы он мог принимать быстрые решения, опираясь на минимум информации. Посмотрите, к примеру, на мыслительный процесс при ударе битой по мячу в бейсболе. Если смотреть на голые цифры, эта задача кажется невыполнимой. В высшей лиге время, которое мяч при подаче летит из руки подающего до «дома», обычно составляет 0,35 секунды. (Это средний интервал между двумя ударами человеческого сердца). К несчастью для отбивающего, на то, чтобы сделать взмах битой, его мускулам нужно 0,25 секунды, так что мозгу остается несчастная одна десятая секунды, чтобы решить, совершать этот взмах или нет. Но даже эта оценка слишком щедрая. На то, чтобы визуальная информация прошла путь от сетчатки к зрительному отделу коры, уходит несколько миллисекунд, так что у отбивающего на самом деле остается меньше пяти миллисекунд на то, чтобы оценить подачу и решить, стоит ли отбивать. Но люди не могут думать так быстро, даже в идеальных условиях мозгу нужно около двадцати миллисекунд на то, чтобы отреагировать на сенсорный стимул.

Так как же игроку в бейсбол высшей лиги удается отбить фастбол[10]? Ответ состоит в том, что мозг начинает собирать информацию о подаче задолго до того, как мяч покидает руку подающего. Как только подающий начинает замахиваться, отбивающий автоматически начинает отмечать «предварительные подсказки», которые помогут ему отсеять неподходящие варианты. Вывернутое запястье намекает на крученый мяч, тогда как локоть, замерший под прямым углом, означает, что приближается фастбол, который пройдет прямо над «домом». Два пальца на шве могут означать слайдер[11], а когда мяч держат скорее костяшками пальцев — это верный признак того, что сейчас будет наклбол[12]. Конечно, отбивающие не фиксируют эти знаки сознательно, им едва ли удастся сказать, почему они решили отбивать ту или иную подачу И тем не менее они способны действовать, основываясь на этой информации. Например, исследование среди опытных отбивающих в крикете показало, что игроки могли точно предсказать скорость и траекторию полета мяча, основываясь только на односекундном видеоролике с замахом подающего. Хорошо натренированный мозг точно знает, на какие детали обращать внимание. А затем, восприняв эти детали, он быстро переводит их в точный набор ощущений. Опытные отбивающие из высших лиг просто чувствуют, что крученый мяч, летящий по дуге над центром «дома», лучше, чем слайдер, летящий низко и далеко.

Мы считаем эти автоматические способности сами собой разумеющимися именно потому, что они так хорошо работают. Не существует робота, который может бить по мячу в бейсболе, бросать мяч в американском футболе или ездить на велосипеде. Ни одна компьютерная программа не определит, какой актер должен играть злодея, и не опознает в мгновение ока знакомое лицо. Именно поэтому, создавая мозг, эволюция не озаботилась заменой всех этих эмоциональных процессов новыми механизмами, находящимися под четким осознанным контролем. Если что-то не сломано, естественный отбор не будет это чинить. Мозг состоит из неоднократно использованных частей, созданных слепым часовщиком. В результате сугубо человеческие области мозга зависят от находящегося под ними примитивного мозга. Процесс мышления требует чувств, так как именно чувства позволяют нам понимать всю информацию, которую мы не можем осмыслить напрямую. Рассудок без эмоций бессилен.

Одним из первых ученых, выступивших в защиту этого взгляда на процесс принятия решений, был Уильям Джеймс, великий американский психолог. В своем фундаментальном учебнике «Принципы психологии», опубликованном в 1890 году, Джеймс критикует стандартный «рационалистический» подход к человеческому разуму. «Факты достаточно очевидны, — пишет он. — Человек обладает гораздо большим разнообразием импульсов, чем любое низшее существо». Другими словами, взгляд Платона на процесс принятия решений, идеализировавший человека как исключительно рациональное животное, определявшееся «практически полным отсутствием инстинктов», был крайне ошибочен. Однако настоящим открытием Джеймса стало то, что эти импульсы вовсе не обязательно оказывают дурное влияние. Так, он был уверен, что именно «преобладание привычек, инстинктов и эмоций» в человеческом мозге в значительной мере и сделало его таким эффективным. Согласно Джеймсу, наш разум состоит из двух различных мыслительных систем, одна из которых рациональна и сознательна, а вторая быстра, эмоциональна и не требует усилий. Джеймс утверждал, что ключ к принятию решений состоит в понимании того, когда на какую систему стоит полагаться.

Взгляните на Тома Брэди. Именно чувства позволяют ему быстро решить, куда пасовать из «кармана». С его точки зрения, этот процесс, вероятно, устроен примерно так: когда мяч оказывается у него в руках, он делает шаг назад и пытается оценить ситуацию на поле. Он проходит по всему списку принимающих. Первоначальная цель, тайт-энд, бегущий шорт-кроссинг, надежно закрыта. В результате при взгляде на этого тайт-энда Брэди непроизвольно испытывает легкое чувство страха — верный признак рискованной передачи. Присутствие лайнбекера было переведено в негативную эмоцию. Затем Брэди переходит ко второй по порядку цели — ресиверу, далеко продвинувшемуся в тыл противника. К сожалению, его блокируют корнербек и угроза сейфти. И снова Брэди испытывает негативное чувство, в одно мгновение понимая суть происходящего на футбольном поле. Прошло уже несколько секунд, и Брэди чувствует давление защитной линии. Его левого нападающего такла отталкивают назад, Брэди понимает, что он должен как можно быстрее избавиться от мяча, иначе его команда проиграет матч. Он переходит к своей третьей цели. Трой Браун мчится по центру поля, оказываясь таким образом между лайнбекерами и корнербе-ками. Когда Брэди смотрит на эту цель, его привычный страх сменяется едва различимым взрывом позитивных эмоций, восторгом при виде ресивера, которого никто не опекает. Брэди нашел открытого игрока. Он запускает мяч в полет.

Ранним утром 24 февраля 1991 года Первая и Вторая дивизии морской пехоты двигались на север через пустыню Саудовской Аравии. Приблизившись к никак не обозначенной границе с Кувейтом — вокруг протиралась лишь бесплодная песчаная гладь, — военные увеличили скорость. Эти морские пехотинцы были первыми представителями сил Коалиции, вошедшими в страну с момента ее оккупации Ираком больше восьми месяцев назад. Исход операции «Буря в пустыне» зависел от их успеха. Военным нужно было освободить Кувейт и сделать это меньше чем за сто часов. Если бы им не удалось быстро расправиться с иракской армией, их ожидали боевые действия в городе. Иракцы угрожали отступить на улицы Эль-Кувейта, и если бы это произошло, наземная война могла затянуться на многие месяцы.

Морские пехотинцы ожидали сильного сопротивления. Иракские военные укрепили многие свои позиции в Кувейте, сосредоточив силы рядом с нефтяным месторождением Эль-Вафра, расположенным вдоль границы с Саудовской Аравией. Они заминировали значительную часть пустыни. Ситуация усложнялась еще и тем, что иракские части могли не опасаться атаки с воздуха. Так как силы Коалиции стремились минимизировать ущерб и жертвы среди мирного населения, бомбежки оккупированной территории были строго ограничены. В отличие от войск Республиканской гвардии в южной части Ирака, после тридцати семи дней бомбардировок понесших серьезные потери, силы, ожидавшие сейчас морских пехотинцев, находились в отличной боевой форме. По оценкам Объединенного центрального командования (ОЦК), во время вторжения в Кувейт потери каждой дивизии морской пехоты должны были составить примерно тысячу человек — 5-10 % от их общей численности.