Лев Куликов - Психология личности в трудах отечественных психологов

«Мощь» неосознаваемого объясняется и спецификой взаимоотношений между «этажами» психического. В утверждении Фрейда о том, что «Оно» реализует свои цели «за спиной» «Я», через его «голову», по-видимому, есть свое рациональное зерно: на самом деле отношения между «Я» и «Оно» выясняются не только в «открытом бою», но и на более «интимном» уровне. Влечения «Оно» могут действовать по принципу «пятой колонны». Они не только противостоят «Я», но, используя «обходные пути», могут на неосознаваемом уровне проникать в «Я», в той или иной степени изменяя, деформируя его. Как часто высказанная человеком точка зрения обусловливается не выступающими на поверхность мотивами, а более интимными стремлениями, которые оказываются не только скрытыми от окружающих, но и неосознаваемыми тем, кто ее высказывает!

Так в какой мере прав Франкл? В какой мере человек свободен в своих намерениях, в том числе в попытках отыскать смысл жизни? Если говорить по большому счету, то сам процесс свободного и сознательного принятия решения на самом деле не свободен в полной мере. Он с самого начала «отягощен» влиянием неосознаваемого. Рассмотрение механизмов такого «отягощения» – один из значимых аспектов проблемы смысла жизни.

Остановлюсь теперь на некоторых «формально-динамических» характеристиках смысла жизни, существенно сказывающихся на его функционировании как личностного образования.

Инертность смысла жизни. Как уже отмечалось, формирование смысла жизни – способ относительной эмансипации личности от «внешнего» и «внутреннего». Чрезмерная эмансипация приводит к инертности самого жизненного смысла. Последний отрывается от реальности, становится самодовлеющим. Человек может стать рабом не только обстоятельств, но и логики собственной жизни. Он «привыкает» к ней, «пропитывается» ею. Логика жизни, «выйдя из недр» человека, «отделяется» от него, приобретает самостоятельный, а иногда и фатальный характер, начинает подчинять себе человека. Одно из объяснений причин такого рода инертности дает В. Г. Асеев: «Хотя прежняя цель оказывается неэффективной и даже вредной, но потраченные ресурсы слишком значимы, требуют компенсации, и поведение человека как бы „толкается сзади“ этой слепой динамической установкой…» (1993).

Инертность смысла жизни может определяться спецификой социальных отношений. Типичным для тоталитарного общества является формирование у его членов косного, «застойного», заданного идеологическими стереотипами смысла жизни. Поэтому ломка прежнего и становление нового смысла жизни, обусловленного социальными изменениями, – процесс особенно болезненный, а во многих случаях – трагический.

«Масштабы» смысла жизни. Считая, что потеря смысла жизни – личная трагедия человека, мы мало задумываемся о тех социальных и социально-психологических предпосылках, которые способствовали этой трагедии. Как часто в ее основе – несбывшиеся юношеские ожидания больших жизненных свершений! Но не виновато ли в этой трагедии общество, в частности школа, слишком долго воспитывавшее «героев», нацеленных на великие дела, которым «нет преград», создавая тем самым у молодежи соответствующий уровень притязаний? У нас совершенно не разработана проблема «маленького человека». Не все могут создать теорию относительности, решить (или хотя бы сформулировать) теорему Ферма или стать депутатом парламента. Проблема смысла жизни – это проблема не только (а может быть, и не столько) «величины», масштаба поступков и свершений, это – проблема осознания человеком своих возможностей, постановки реальных, а не «заоблачных» целей, проблема удовлетворения на первый взгляд «малым» смыслом жизни: посадить и вырастить дерево, построить дом, воспитать детей, прожить жизнь порядочным человеком… Этот «малый смысл» по своему «качеству», «удельному весу» может превосходить жизненный смысл «большого масштаба».

Динамика и иерархия «смыслов». Исследователи отмечают, что человеку присуще наличие ряда жизненных смыслов. Франкл: «Смысл – это всякий раз также и конкретный смысл конкретной ситуации. Это всегда „требование момента“… Каждый день и каждый час предлагают новый смысл…», Кон: «Понятие „жизненный путь“… подразумевает единство многих автономных линий развития, которые сходятся, расходятся или пересекаются, но не могут быть поняты отдельно друг от друга…» (1984). Франкл, рассказывая о своем состоянии в период нахождения в концентрационном лагере, пишет: «Кажется, что все помыслы сосредоточиваются на одном: пережить сегодняшний день». Он приводит слова Е. Коэна, которому также пришлось провести годы в концентрационном лагере: «У меня была лишь одна мысль: как мне выжить». Примитивизация жизненного смысла, низведение его до стремления к удовлетворению элементарных потребностей действительно стало распространенным явлением в годы Второй мировой войны. И это касалось не только узников концлагерей. Но вместе с тем это было время, когда жизнь приобретала и новый, более высокий и значимый смысл. Помню, как в самом начале войны И. Эренбург, выступая на митинге, говорил о том, насколько резко изменилось у людей восприятие жизни: «Сейчас человек с удивлением вспоминает, что еще несколько дней назад он мог серьезно огорчаться из-за разбитой сервизной чашки». Отсеялось второстепенное, как бы более явственно выступили основные жизненные ценности; человек более четко стал осознавать тесную связь своей личной судьбы и судьбы своего народа.

Комментируя вышеприведенные высказывания о наличии у человека многих жизненных смыслов, следует отметить их недостаточную дифференцированность: они во многом выступают как рядоположные, а главное – не уделяется достаточного внимания их иерархии. Кон, правда, подчеркивает, что «автономные линии развития» (а следовательно, и жизненные смыслы) не могут быть поняты отдельно друг от друга. Однако несомненно и то, что наряду с множеством «малых» (отдельных) жизненных смыслов существует и «большой» – особый – жизненный смысл. И тот факт, что «каждый день и каждый час предлагают новый смысл», вовсе не означает, что главный смысл жизни изменяется с возникновением новой ситуации. Иначе как выполнит жизненный смысл свою основную функцию: быть «нитью Ариадны», помочь человеку выработать, по терминологии К. А. Абульхановой, свою «индивидуальную траекторию»? Да, динамика жизненного смысла чрезвычайно сложна: он может сжиматься, как шагреневая кожа, до примитивного стремления выжить и подыматься до вершин подвига и самопожертвования. Он может ограничиваться «малыми дистанциями» и охватывать собой все основное «жизненное пространство» личности. Однако и к «малым дистанциям» необходим дифференцированный подход: они могут представлять собой бесчисленное количество «коротких перебежек», мало связанных между собой, разрозненных и во многом случайных, из которых суммируется жизненный маршрут. Но малые промежутки времени и конкретные ситуации могут спрессовывать в чрезвычайно концентрированном виде элементы «большого смысла». Помните: «Мгновенья раздают кому позор, кому бесславье, а кому бессмертие…»

Мы имеем дело со сложной динамикой отдельных «смыслов жизни», их иерархией и соотношением с «большим» – главным смыслом жизни.

Как правило, духовность связывают с духовной сущностью человека, с духовным началом, в качестве которого выступает «дух», «душа». Под духовными способностями в этом случае понимают свойства духа, некоего идеального познающего начала, «я». Научной психологии нет необходимости исходить из принципа духа как активного начала личности. Как показал еще Джемс, «психология как естественная наука должна допустить существование потока психических состояний, из которых каждое связано со сложными объектами познания, переживает по отношению к ним различные эмоции и делает между ними свой выбор» (1901).

Духовные способности мы будем рассматривать как свойства, характеризующие функциональную индивидуальность человека. При этом индивидуальность человека мы понимаем, следуя за Б. Г. Ананьевым, как единство и взаимосвязь его свойств как личности и как субъекта деятельности, в структуре которых функционируют природные свойства человека как индивида.

Духовные способности можно понять как единство и взаимосвязь природных способностей индивида, преобразованных в процессе деятельности и жизнедеятельности, и способности человека как субъекта деятельности и отношений, и выступающие в единстве с нравственными качествами человека как личности.

Если обычно мы рассматриваем способности действия, то духовные способности – это способности поступка…

Духовное поведение безгрешно. Духовное поведение добродетельно. Духовное поведение определяется добродетелями личности. С этих позиций духовные способности выступают как добродетели личности. Добродетели же есть качества человека, выражающиеся в желании делать добро, умении делать добро, реальных добродетельных поступках. Добродетель всегда нравственна…