Анастасия Герасимова - Вензель императора

– Я ума не приложу, как этого не заметили царские медики! Ни Дмитрий Климентьевич Тарасов, ни Яков Васильевич Виллие! Или… они просто не хотели замечать… Хотя все признаки налицо… В общем, – собрался он наконец с духом, – мое личное мнение, что у покойного была застарелая французская болезнь14.

– Что?! – Андрей Петрович побагровел от гнева. – Как вы смеете такое утверждать!

– Я лишь высказываю свое мнение как врач и, заметьте, совсем не стремлюсь его афишировать, – з алепетал Лакиер. – Я не первый год веду врачебную практику, не раз мне приходилось сталкиваться с больными такого рода, особенно среди солдат, участвовавших в заграничной кампании15.

– Но для того, чтобы заразиться этой болезнью, необходимо вести соответствующий образ жизни, не находите? Все, что я знаю о его величестве, полностью исключает возможность подобного диагноза!

– А я бы и не стал утверждать, – Лакиер снова понизил голос и оглянулся на дверь, – что это именно государь заразился этой болезнью.

– Что вы хотите сказать?

– Я не уверен, что тот, кого мы бальзамировали в подвале царского дворца, был император Александр Павлович, – тихо произнес лекарь.

Повисло тягостное молчание.

– В своем ли вы уме, Лакиер? – спросил Никольский.

– Я не имел счастья лично беседовать с государем, но я все-таки неоднократно его видел! А тот человек, что лежал передо мной на столе в подвале, лишь отдаленно напомнил мне государя, – продолжал Борис Львович. – Плюс странный диагноз… Поспешность и необстоятельность, поверхностность, я бы даже сказал небрежность, с которой происходило вскрытие и составлялся протокол… Все это наводит на определенные мысли. А главное, у человека, которого мы вскрывали, все плечи, спина и все мягкие части ниже – все имело темно-оливковый цвет, словно умершего долго били палками. Да и поведение доктора Тарасова меня несказанно удивило…

– А что такое произошло? – встрепенулся полковник.

– Князь Волконский назначил Дмитрия Климентьевича ответственным за бальзамирование. Как-никак он был личным врачом государя на протяжении многих лет. Однако тот не пожелал участвовать в бальзамировании, объяснив отказ сыновними чувствами к императору.

– Ну и что с того?

– Но почему он не захотел подписывать протокол вскрытия? Кстати, вы, кажется, заходили к нам в то время, когда происходило бальзамирование?

– Да, по ошибке. Но Чернышев сразу выпроводил меня из комнаты.

– А вы ничего странного не заметили?

– Нет, что-то не припомню.

– А не показалось ли вам странным, что голова покойного императора была обрита наголо? Ведь не было даже бакенбардов, с которыми император никогда не расставался при жизни!

– Да, пожалуй. Но я счел это необходимым действием для процедуры вскрытия.

– Помилуйте, для вскрытия черепа не требуется бритье бакенбардов! Не кажется ли вам теперь этот поступок цирюльника прямо-таки кощунственным по отношению к покойному царю?

– Конечно! Поэтому я склонен предположить все же, что император сам захотел сбрить бакенбарды перед кончиной.

– Но кто, находясь при смерти, будет думать о своих бакенбардах?! – с просил Борис Львович.

Никольский беспомощно развел руками. Лакиер же загадочно посмотрел на него и сам ответил на свой вопрос:

– Тот, кто хочет сделать гипсовую маску своего лица.

– Я слышал, что после смерти с лица императора была снята гипсовая маска, – произнес полковник.

– Но, опять же, зачем было нужно брить бакенбарды? С бакенбардами гипсовый лик покойного императора был бы более похож на его лицо.

Никольский не знал, что сказать.

– А вот когда снимают маску с лица живого человека, – продолжал лекарь, – которому хотят причинить как можно меньше беспокойства, естественно, сначала прибегают к бритью.

– То есть вы утверждаете, что маска была сделана при жизни императора? – уточнил Никольский.

– Мне кажется это единственным логичным объяснением.

– Но зачем выдавать ее за посмертную?

– А это уже вопрос не ко мне, любезный Анд рей Петрович!

Никольский вновь задумался, а Лакиер продолжал:

– А запах, сударь? Неужели вас не удивил запах в помещении, где мы производили вскрытие?

– Да, пожалуй, запах был резковат.

– Не то слово! Это был трупный запах, прошу заметить, который исходит обычно от двухтрехдневного мертвеца. Кстати, на теле имелись и вполне характерные трупные пятна. Но Яков Васильевич упорно не хотел их замечать, по крайне мере, в протоколе пятна не зафиксированы. А нам тогда пришлось выкурить с десяток сигарет, иначе в комнате невозможно было бы находиться! Между тем со времени смерти государя прошло чуть более суток!

– То есть вы полагаете, что государь скончался ранее объявленного официально срока?

– Может быть, но к чему тогда было скрывать это несколько дней?! А возможно, опять же повторюсь, возможно, это вообще был не государь. И у меня даже есть догадка, чье именно тело мы могли вскрывать.

– Чье же?

– Семнадцатого декабря в гарнизонном лазарете умер унтер-офицер Струменский. Я как-то видел этого солдата при жизни и был поражен его сходством с государем. В полку, говорят, его даже называли «Александром Вторым». В шутку, конечно. За побег из-под ареста Струменского прогнали сквозь строй, отчего он и умер через несколько дней. Вот вам и кровоподтеки на спине. Да еще с похоронами его вышла несуразица: тело внесли в церковь для отпевания, а куда оно потом делось, никто не знает.

– Две недели назад на моих глазах погиб еще один человек, очень похожий на императора, – задумчиво произнес Никольский. – Только это было в Крыму. Его там же спешно и похоронили. Вы, полагаю, ни за что бы не перепутали двухнедельного мертвеца с только что умершим?

– Конечно нет! – согласился Лакиер. – Хотя… Помните эту странную историю с собаками у дворца?

– Да, по приказу Волконского мы перестреляли тогда несколько десятков бродячих псов. Но я не нахожу здесь ничего странного – в Таганроге всегда было полно бездомных собак.

– А как же тот неистовый вой, который наводил ужас на всю округу?

– Вой действительно был ужасный, – согласился Никольский.

– И где же собирались эти бродяги, позвольте спросить?

– Перед дверью в подвал.

– А если бы нужно было сохранить труп человека на какое-то время, где бы вы его спрятали?

– В ле́днике, в подвале…

– Не кажется ли вам, что теперь все становится на свои места и все странности находят свое объяснение?

– Не знаю, не знаю… По-вашему, выходит, что тело государя где-то спрятали, а Дибич, Волконский, Виллие, Тарасов и Штофреген – все в сговоре. Но зачем это им?

– Есть еще вариант – г осударь вовсе не умер, но тайно покинул престол. Вспомните про маску.

– Но разве в интересах Виллие и Тарасова идти на подмену? Ведь именно их, как врачей, смерть государя ставит в весьма щекотливое положение.

– Да, на это может решиться только очень преданный государю человек, – согласился Лакиер.

– Что ж, и Яков Васильевич, и Дмитрий Климентьевич из таких и будут, – вынужден был признать полковник.

– Тогда, дорогой Андрей Петрович, мы не можем утверждать, будто исчезновение императора не могло иметь места при безусловной охране тайны ее соучастниками, – подытожил довольный Борис Львович.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Александр Иванович Дунаев (даты жизни не известны) – пятый градоначальник Таганрога (1825–1832), действительный статский советник.

Арнаутка – сорт пшеницы с белым и твердым зерном.

Имеется в виду первое посещение императором Александром I Таганрога в 1818 г.

Таганрогский карантин – поселок, устроенный по указу Екатерины II в 1776 г. с целью изолирования экипажей судов и доставляемых грузов для наблюдения за ними во избежание распространения эпидемий.

Гнилым морем в Таганроге называли болота, расположенные на окраине города и бывшие некогда продолжением Азовского моря.

Михаил Семенович Воронцов (1782–1856) – граф, князь (1845), русский государственный деятель, генераладъютант (1815), генерал-фельдмаршал (1856), герой войны 1812 г. В 1815–1818 гг. командир русского оккупационного корпуса во Франции. В 1823–1844 гг. новороссийский и бессарабский генерал-губернатор.