Ефим Грекулов - Нравы русского духовенства

Описывая быт русского духовенства, Олеарий отмечает, что в большие праздники, вечером, всегда можно увидеть священников, валяющимися в грязи[3].

По словам Петрея, монахи проводят свою жизнь в сластолюбии, пьянстве, а вклады на устройство церквей, монастырей и часовен служили только для суетности, невоздержанности и обжорства. Монахи искали только случая, чтобы поесть и попить, и на праздниках до того напивались, что падали на улицах.

Ещё резче отзывается о русском духовенстве иностранец Корб, который пишет, что монахи и монахини, по окончании постов, погружаются во всякого рода распутство, причём более на гуляк, чем на монахов похожи; пьяные шатаются на улицах и, лишившись всякого стыда, нередко там же предаются сладострастию»[4].

В своей характеристике московского общества, говоря о пьянстве, свойственном «всем без различия классам общества», Маржерет отмечает, что духовенство в отношении пьянства нисколько не уступает мирянам, но даже его превосходит.

Один иностранец (Хитрей) подметил эпизод, достаточно типичный для духовенства того времени. Вот как описывает он случай, свидетелем которого он был лично. «Случится ли свадьба: за священником посылают раз-другой, потому что несчастный поп спит пьяный. Наскучив ожиданием, родственники жениха отправляются к священнику, приносят ему в подарок водку и насильно уводят в церковь, но он не может твердо держаться на ногах и часто падает. В церкви поднимается такой смех и хохот, что с ним едва ли могло сравниться языческое богослужение, совершавшееся в капищах Венеры. Чтобы священник не упал, его нарочно поддерживают и, по совершении таинства, обратно отводят домой»[5].

В Троицкой лавре на одного монаха отпускалась бутылка хорошего кагору, штоф пенного вина, ковш мёду, пива и квасу; пьянство в лавре доходило до того, что перед всенощной в алтари приносились вёдра с пивом и мёдом, и во время службы монахи по очереди подкреплялись. Непомерное пьянство монахов лавры во время службы послужило основанием для сложения специальной поговорки: «Правый клирос поёт, а левый в алтаре вино пьёт».

Говоря о безмерном упивании, процветавшем среди духовенства, Стоглав отмечает, что «иноки от пьянственного пития в конечную погибель и в блудный ров впадали»[6]. Вопросу о пьянстве духовенства в Стоглаве посвящается целая глава, где монашество увещается не предаваться «безмерному упиванию» и соблюдать воздержание.

Изображая в резких чертах церковное пьянство, Стоглав не ставил своей задачей искоренить пьянство среди духовенства, он стремился лишь ограничить его: отцы собора советовали «егда подобает» выпивать «по чаше, по две или по три», не находя в этом ничего предосудительного. Но духовенство не ограничивало себя той мерой, какой предлагал Стоглав, и монахи, как с грустью отмечает Стоглав, «сего ограничения ниже слышати хотели, ниже ведали меру чаш онех, но сицева мера их есть, егда пьяни будут, якоже себе непознавати ниже помните множицей даже и до облевания и тогда престанут пити»[7].

Об этой страсти духовенства к безмерному упиванию говорит и сам — на редкость алкоголик — царь Иван Грозный: «Мы (иноки) пием, донележе в смех и детем будем».

Столь же резкую оценку духовенству в его страсти к безмерному упиванию даёт инок Вассиан, отмечая, что пастыри и овцы вместе заблудились. Попы и церковные причётники, говорит Вассиан, в церкви всегда бывают пьяны, и тогда всякие неподобные речи исходят из уст их, а подчас и бьются в церкви, а миряне, смотря на их бесчиние, делают тоже, всё равно, как на торжищах и играх или на пиру или в корчмах: «Лаются без стыда всегда и всякими укоризнами неподобными скаредными и богомерзкими речами».

Любопытна жалоба игумена Кирилло-Белоозёрского монастыря Игнатия с братьей — на своевольство старца Александра, который «игумена и старцев соборных лает блядинными детьми... братью... бьет плетьем, без нашего игуменского и без старческого совету, и на чепь и в железа сажает... И после ефимона на погребе пьет сильно с теми людьми, которых емлет с собой в пустыню... И общежительство... кирилловское разоряет, слуги и лошади держит собинные, торгует себе на собину».

Конечно, такое отношение к игумену с старцами и к монастырскому имуществу могло проходить безнаказанно лишь потому, что партия старца Александра была сильна, так как иначе мятежного старца живо отправили бы в дальний монастырь на покаяние.

Прославленные и богатые монастыри, как Соловецкий Троице-Сергиевский и др., не составляли в этом отношении исключения.

Царская грамота 1584 года в Соловецкий монастырь указывая, что в монастыре «сытят квасы медвенные да квасят, и устав прежней монастырской переменен», отмечает уже, что недостатки монастырской жизни являются результатом монашеской праздности и безделия. Поэтому запрещая монахам заниматься приготовлением вина, грамота предлагает монастырскому начальству: «И вы бы есте берегли накрепко, чтобы у вас в монастыре безделия какого не явилося, а которые старцы учнут роптати, и вы бы тех старцев смиряли по монастырскому чину».

Эти недостатки в Соловецком монастыре не прекращались, несмотря на многочисленные попытки улучшить монастырскую жизнь. Из грамоты 1636 года о недержании вина и прекращении беспорядков мы узнаём, как развито было пьянство в Соловецком монастыре. Приводим выдержки из этой монастырской грамоты, могущей быть в равной степени отнесённой и к другим монастырям эпохи.

«Ведомо нам учинилось, читаем в грамоте, что в Соловецкий монастырь с берегу привозят вино горячее, и всякое красное немецкое питье, и мед пресной, и держат то всякое питье старцы по кельям, а на погребе не ставят, и келарей и казначеев выбирают без соборных старцев и без черного собора те старцы, которые пьяное питье пьют; и на черных соборах смуту чинят и выбирают и потаковников, которые бы им молчали, а они бы их в смирение не посылали и на погребе бы им беспрестанно квас подделной давали, а которые старцы постриженники старые и житьем искусны, и тех де старцев бесчестят и на соборе говорити им не дают».

Обрисовав картину монастырского общества, грамота ограничивается, однако, лишь увещаниями: «И вы бы в Соловецком монастыре жили бы по правил св. отец и по преданию великих чудотворцев Зосимы и Саватея, как бывало наперед сего; и квасов бы поддельного и вина горячего и красного немецкого, и никакого пьяного пития, ни меду пресного старцы по кельям не держали и не пили; а которые будут старцы или служки меду пресного что невеликое и привезут, и вы бы тот мед велели держати на монастырском погребе с береженьем и давали бы им, которым надобно, смотря по немощи, не повелику»[8].

В других случаях непокорных, неподдающихся исправлению монахов подвергали ссылке в дальние монастыри. Так, в церковной грамоте Вологодскому архиепископу Варлааму указывается: «Писал ты нам: бывают на Вологде пришлые и в Вологодских монастырях бесчинные старцы, живут в мирских домах и по кабакам пьют и бражничают, и бредят в мире с великим бесчинством».

Этих бесчинствующих старцев грамота предлагает принимать на смирение: «И ты бы таких старцев бесчинников унимал и смирял… и в монастыри посылал, чтобы иным… впредь плутать так не было повадно»[9].

Те же меры воздействия по отношению к монахам, нарушавшим монастырский устав, предлагает применить царский указ 1670 года и Суздальскому Спасо-Евфимиеву монастырю. Приводя распорядок монастырской жизни и необходимость соблюдать устав, указ отмечает: «А старцам велеть жить в монастыре стройно, смирно и немятежно, в покорении и в повиновении, и покоити их по монастырскому чину; а от хмельного питья и от самовольства их уймать и по кельям над ними надзирать накрепко, чтобы они хмельного питья в кельях у себя отнюдь не пили и не держали; и с монастыря без архимаричья и без келарева ведома никуда не сходили, и уставить в монастыре у ворот сторожем, чтобы они старцев из монастыря без веления никуда не спускали и монастырские врата закрывали. А которые старцы будут непослушны, учнут жить самовольством, и по кельям хмельное питье держать и пить, и бесчинство ходить… и келарю тех самовольников смирять монастырским кротким смирением и черной работой»[10].

Запрещение пьянствовать на улицах приводится также в наказе митрополита Новгородского Корнилия архимандриту Тихвинского монастыря Варсонофию[11].

Во многих случаях государство шло на такие меры, как разрушение монастырских винокуренных аппаратов, и назначало штраф за несоблюдение своих распоряжений в этой области до 50 рублей. Так, в грамоте Варлаама, митрополита Ростовского и Ярославского, в Кирилло-Белоозёрский монастырь о недозволении держать в монастырях хмельное питьё читаем: «Во всех монастырях хмельное питье, вино, и мед и пиво, отставить, чтобы от того монастыря в оскудении не были; а велено во всех монастырях про братью и в расход квас ячной и ржаной и ты учинил бы еси заказ крепкой, под великим государским запрещением, чтоб у тебя, сыну, и во всех монастырях нигде отнюдь хмельного никакого не было; да и б ты, сыну, и иные архимандриты, и игумены, и келари, и строители, в кельях не держали и общежительства б и монастырскому чину не разрушали, и на трапезу ходили всегда с братьей обще, а в кельях трапезы никто б не чинили, а про братью держали квасы ячные и ржаные, чтобы однолично во всем монастыре в нашей митрополии никакого пьянственного пития, опричь квасу, не было»[12].