Сергей Шведов - Русская вера, или Религиозные войны от Святослава Храброго до Ярослава Мудрого

Как видите, проблем у великого князя хватало, да и врагов он нажил немало не только на религиозной почве, но и на ниве государственного строительства. Надо полагать, «светлые князья», бывшие правители удельных княжеств, спали и видели, как бы им спихнуть с княжеских столов сыновей новоявленного басилевса-Василия. Целый ком противоречий, порожденный религиозной и административной реформами, не мог не обернуться трагедией. Гром грянул после смерти Владимира. Но предчувствие надвигающейся беды ощущалось еще при его жизни. Собственно, кончину великого князя летописцы связывают с огорчением отца по поводу непочтительного отношения сына Ярослава, сидевшего в Новгороде и отказавшегося платить подати Киеву. Недовольство новгородцев было понятно, их заставляли оплачивать из своего кармана строительство оборонительных сооружений на земле, которую они наверняка считали чужой. В конце концов, до Новгорода жадные ручонки печенегов в любом случае не дотягивались. Однако события, развернувшиеся в Киеве после смерти Владимира, выглядят очень странно.

Обратимся сначала к Прозорову: «Вот, что говорит, словно бы очнувшись от семнадцатилетнего молчания, «Повесть временных лет». Перед смертью Владимир отправил одного своего сына, Бориса, в степь против печенегов. Вскоре он умирает, а Святополк, находящийся в это время в Киеве, скрывает его смерть, тайно вынеся тело через пролом в стене. Кстати, так выносят из дома тех, в отношении кого возникают подозрения – не надумает ли покойничек вылазить из могилы и навещать скорбящую родню полнолунными ночами? Еще одно подтверждение мысли, что креститель Руси умер, скажем так, нехорошей смертью. А вот на «тайное» это погребение походит мало – ладно еще тайно вынести завернутое, как мы помним, в ковер тело старого государя, но вот тайно ночью пробить каменную стену великокняжеского терема… что ж, киевляне оглохли всем городом, что ли?» («Язычество христианской Руси»).

В данном случае Прозоров ошибается, великий князь умер на Берестове, скорее всего, в деревянном тереме. Вот что сообщает об этом «Повесть временных лет»: «Когда Владимир собрался идти против Ярослава, Ярослав, послав за море, привел варягов, так как боялся отца своего; но Бог не дал дьяволу радости. Когда Владимир разболелся, был у него в это время Борис. Между тем печенеги пошли походом на Русь, Владимир послал против них Бориса, а сам сильно разболелся; в этой болезни и умер июля в пятнадцатый день. Умер он на Берестове, и утаили смерть его, так как Святополк был в Киеве. Ночью же разобрали помост между двумя клетями, завернули его в ковер и спустили веревками на землю; затем, возложив его на сани, отвезли и поставили в церкви Святой Богородицы, которую сам когда-то построил. Узнав об этом, сошлись люди без числа и плакали по нем – бояре как по заступнике страны, бедные же как о своем заступнике и кормителе. И положили его в гроб мраморный, похоронили тело его, блаженного князя, с плачем».

Из этого отрывка не совсем понятно, в чем же суть утаивания смерти великого князя, если его тело поместили в церкви Святой Богородицы. Тем более что тут же «сошлись люди без числа и плакали по нем». Между прочим титул «басилевса» означал не просто царя, а царя, Богом хранимого. «Как Бог суть высшее всего мира, так и император возглавляет царствие земное. Власть императора, стоявшего на вершине земной империи, организованной по подобию иерархии «небесной», священна и богохранима» (Дашков, «Императоры Византии»). Как видим, у Прозорова есть основания заподозрить во всей этой истории нечто «нехорошее». Что-то не складывается у Нестора, что-то он пытается скрыть. Конечно, и в Византии устраняли императоров силовыми методами, тут им даже «богохранимость» не помогала, но ведь Владимир умер вроде своей смертью. Зачем разбирать «помост между клетями» и спускать тело покойного на веревках? Чтобы Святополк не узнал? Но ведь князь Туровский в это время сидит в темнице вместе с женой, под надежными запорами.

Вот что пишет по этому поводу Лев Прозоров: «Любопытно и то, что Титмар Мезербургский, современник событий, ни слова не говорит о злодеяниях «киевского короля» Святополка, которому польский «герцог» Болеслав помогал в войне с его, Святополка, братом, «королем новгородским» Ярославом. Кстати, становится понятно, что, собственно, Святополк делал к Киеве в момент смерти отчима – по словам немецкого хрониста, он там сидел, но отнюдь не на престоле, а в тюрьме. Вместе с ним ели горький хлеб неволи его жена, дочь Болеслава и ее духовник, немецкий (если в землях восточных славян церковь в те времена была представлена в основном греками, то в землях западных – немцами и чехами) епископ Рейнберн, каковой в той темнице и скончался» («Язычество христианской Руси»).

Клетями, если кто не знает, назывались срубы в несколько ярусов, из которых состоял терем, их могло быть несколько, между собой они соединялись переходами или сенями. Нестор называет эти сени помостом. Конечно, помост из досок можно разобрать без лишнего шума, не привлекая внимания. Но ведь княжеская усадьба обнесена высокой стеной, и народу там было немало… Ждали возвращения Бориса? А собственно, причем здесь Борис? Владимир умер в 1015 году, через 27 лет после Крещения Руси и женитьбы на гречанке Анне. Святополк был сыном Ярополка, убитого Владимиром, но родился уже после смерти отца. Владимир женился на его матери и усыновил племянника. Таким образом, Святополк был старшим в роду Рюриковичей и должен был без проблем занять великий стол. Зачем ему понадобилось убивать Бориса и Глеба, которые были значительно моложе и его самого, и Ярослава Новгородского? Скорее уж Ярослава он должен был опасаться, как своего естественного преемника.

А между тем в это время в Новгороде происходят события, еще более удивительные и кровавые, чем в Киеве: «Святополк же окаянный стал княжить в Киеве. Созвав людей, стал он им давать кому плащи, а другим деньгами, и роздал много богатства. Когда Ярослав не знал еще об отцовской смерти, было у него множество варягов, и творили они насилие новгородцам и женам их. Новгородцы восстали и перебили варягов во дворе Поромоньем. И разгневался Ярослав, и пошел в село Ракомо, сел там во дворе. И послал к новгородцам сказать: «Мне уже тех не воскресить». И призвал к себе лучших мужей, которые перебили варягов, и, обманув их, перебил. В ту же ночь пришла ему весть из Киева от сестры его Предславы: «Отец твой умер, а Святополк сидит в Киеве, убил Бориса, а на Глеба послал, берегись его очень». Услышав это, печален был Ярослав и об отце, и о братьях, и о дружине. На другой день, собрав остаток новгородцев, сказал Ярослав: «О милая моя дружина, которую я вчера перебил, а сегодня она оказалась нужна». Утер слезы и обратился к ним на вече: «Отец мой умер, а Святополк сидит в Киеве и убивает братьев своих». И сказали новгородцы: «Хотя, князь, и иссечены братья наши, – можем за тебя бороться!» И собрал Ярослав тысячу варягов, а других воинов 40 000, и пошел на Святополка, призвав Бога в свидетели своей правды и сказав: «Не я начал избивать братьев моих, но он; да будет Бог мстителем за кровь братьев моих, потому что без вины пролил он праведную кровь Бориса и Глеба. Или же и мне то же сделать? Рассуди меня, Господи, по правде, да прекратятся злодеяния грешного». И пошел на Святополка» («Повесть временных лет»).

Чем дальше в лес, тем больше дров. Воля ваша, но в данном случае у меня нет веры ни Нестору, ни позднейшим редакторам и толкователям. По моему мнению, два этих события, в Киеве и Новгороде, теснейшим образом связаны между собой. Вряд ли истребление варягов «во дворе Поромоньем» было случайностью. В Новгороде, как и в Киеве, наверняка сложилась провизантийская партия. Можно даже предположить, что возглавлял ее посадник Константин, сын Добрыни. Был Константин, скорее всего, ровесником Владимира или около того, а следовательно, человеком опытным. Кроме того, не приходится сомневаться, что он являлся активным участником карательной экспедиции своего отца против старых богов и варяжского культа. Для него победа Ярослава в споре с отцом означала торжество варяжской партии, что сулило ему в будущем большие неприятности. Именно внук Мала, скорее всего, спровоцировал конфликт между варягами и новгородцами. Судя по всему, варяжских гостей «во дворе Поромоньем» полегло немало. Именно поэтому победители явились на княжий двор без страха. Наверняка они пришли, чтобы продиктовать свою волю ослабевшему князю. Видимо, Ярослав притворно пошел им на уступки, а потом безжалостно истребил опьяневших на пиру гостей. Вести, пришедшие из Киева, потрясли новгородцев, так что Ярославу без труда удалось склонить их к походу против братоубийцы Святополка. Тем более что уцелевшему Константину этот поход был выгоден. Ибо Ярославу волей-неволей пришлось принять условия частично истребленной им византийской партии. Видимо, князя Новгородского не зря впоследствии прозвали Мудрым, поскольку власть для него оказалась важнее религии. После поражения Ярослава на реке Буге от Болеслава Польского, тестя Святополка, именно посадник Константин выступил за продолжение борьбы, подбодрив в нужный момент павшего духом князя Новгородского: «Ярослав же, прибежав в Новгород, хотел бежать за море, но посадник Константин, сын Добрыни, с новгородцами рассек ладьи Ярославовы, говоря: «Хотим и еще биться с Болеславом и со Святополком». Стали собирать деньги от мужа по 4 куны, а от старост по 10 гривен, а от бояр по 18 гривен. И привели варягов, и дали им деньги, и собрал Ярослав воинов много» («Повесть временных лет»).