Абульфазль Хошманеш - Язык Корана

Ради избавления от более серьезной опасности, которая надвигалась на исламский мир и представлялась ему столь вероятной, Сеед Асадабади говорит о том, что нужно сделать официальным языком всего исламского мира язык Корана, а не тот арабский язык, который и сам не способен выразить суть Корана, и переживает все большее разобщение, а также разделить Османскую империю на политически автономные федеральные субъекты (Там же).

Сеед Асадабади говорил о необходимости усвоения коранического языка в качестве официального языка исламского мира: «Именно такой язык может и должен быть международным исламским языком и даже языком международного общения во всем мире, однако он таковым не является, а мусульмане забывают о нем, ограничивая его рамками одного народа и делая его мертвым» (Там же).

Османская империя распалась, и одной из причин или одним из условий, облегчивших этот распад, помимо непотребств, злоупотреблений и глупости некоторых ее руководителей, была языковая проблема. На этом обширном пространстве так и не обрели свое значение «язык религии» и такое понятие, как «интернациональное в интеллектуальном и религиозном смысле», которое уступило место «интернациональному в этническом и языковом смысле». В этом заключалась опасность, угрожавшая существованию Османской империи и в конечном счете сумевшая нанести ей окончательный удар.

Арабские территории Ближнего Востока, которые на протяжении 400 лет были частью Османской империи, в 1918 г. были оккупированы странами Антанты. Англия и Франция решали судьбы двух исторических столиц исламской империи прошлого – омейядского Дамаска и аббасидского Багдада, а Иерусалим (Бейт аль-Мукаддас) и вся территория Палестины впервые после крестовых походов вновь были заняты войсками христиан. Радость арабских националистов по поводу освобождения от ига турок-османов улетучилась после того, как стало ясно, что бывшие арабские провинции Османской империи – Ирак, Сирия, Ливан и Палестина – подлежат разделу между Францией и Англией. На смену ликованию пришли гнев, озлобленность и вражда, что послужило началом для последующих волнений (Холт, 1386. С. 735–736). Колониализм до сих пор тайным или явным образом поджигает эти территории и требует принесения ему в жертву сынов исламской уммы.

Это аллегорическое «проклятие» имеет далеко не единственное измерение или аспект. Достаточно взглянуть на такую авторитетную работу, как «Языковой кризис», где в семнадцати научных статьях, составляющих в совокупности 487 страниц текста, рассматриваются различные аспекты того кризиса, который охватил различные языки в ΧΧ-ΧΧΙ вв. Представленные в этой книге научные статьи в аргументированной форме рассказывают о языковом кризисе практически во всех странах мира. Такие языки, как французский, английский, немецкий, норвежский, испанский, шведский во Франции, Швеции, Бельгии, США, Канаде, Югославии, Индонезии, Венгрии, Португалии, Корее, Израиле, странах СНГ, Сербии, Хорватии, Уругвае, становятся в свете этнических и политических проблем сильными или слабыми, оказываются на стороне угнетателей или угнетенных, колонизаторов или колоний.

Именно в этой ситуации особое значение приобретает обладание «языком первозданного единобожия», «языком монотеизма», или «монотеистическим языком».

Жаль, что коранический язык (под этими словами мы подразумеваем не тот язык, на котором арабы разговаривали вчера или разговаривают сегодня) не только не стал международным исламским языком, но и не воспринимается в качестве принятого в исламском мире языка науки, обладающего динамизмом, которого заслуживает и достоин Коран. Если, невзирая на все отставание в интеллектуальной сфере, элита исламской уммы прямо сегодня взглянет по-новому на коранический язык, его функции и сферы применения и не допустит еще большего ущерба, это принесет несомненную пользу.

Чтобы доказать это, не требуется проведения крупных исследовательских проектов. Два мусульманина, которые имеют в своем сердце и научном арсенале Коран или хотя бы какую-то его часть, – будь они даже из двух разных и отдаленных мест, двух разных стран или континентов, расположенных далеко друг от друга, даже если не говорят на одном и том же родном языке, – могут быстро наладить между собой речевую коммуникацию и даже общаться друг с другом на сердечном уровне посредством языка божественного откровения. Иногда эта связь оказывается столь глубокой, что может быть чем-то бо́льшим, чем языковая общность между двумя людьми, потому что, как принято говорить, единодушие лучше общения на одном языке (перс, хамдели аз хамза-бани бехтар аст). Сам автор неоднократно наблюдал подобного рода отношения между мусульманами в самых разных странах мира.

В современном мире язык также имеет и другие функции и сферы применения, в том числе представляет собой важное основание для творческого процесса в искусстве. Этот вопрос будет нами рассмотрен в пятой главе.

Когда о Коране говорят как о некоем языке, имеется в виду использование Корана вместе со всеми вышеприведенными функциями и особенностями, то есть использование Корана в качестве средства коммуникации и взаимопонимания, выражения состояний души и сознания, получения знания и накопления опыта, мышления, укрепления связей между представителями одного народа, разных народов и всего человечества, развития интеллекта и адаптации, а также в качестве важного показателя в сфере политики и управления интеллектуальной и культурной жизнью, носителя поминовения Аллаха (зикр), молитвы и дружбы между людьми.

Если человек, изучающий языки, выучит правильно и методично какой-либо язык – а в данном конкретном случае язык Корана—, «мир языка» (Vunivers de langage) займет место в его сердце и языковом мышлении, он явственно обнаружит его перед собой и осознает, что способен его применять и пользоваться его функциями. В этом случае можно сказать, что вы обретаете языковое сознание (conscience langagiere) (Dabene, 1994: 99-104). Третья глава расскажет вам о некоторых возможностях коранического языка в наше время.

Язык в основе своей обладает аудиальной природой и воспринимается на слух, или по меньшей мере его звуковой и фонетический аспект имеет особое значение и приоритет. Изучение фонетического строя языка представляет собой важную и фундаментальную часть лингвистических исследований. В последние годы многое говорится о распространении «всеохватной научной революции в лингвистике», опирающейся на биологические, психологические, социологические, эпистемологические, информационные и био-музыкологические подходы (Аль-Фаси аль-Фахри, 2010. С. 6; Валин и другие, 1385. С. 11). Этот вопрос имеет еще большее значение для языков, обладающих четким ареалом распространения и ярко выраженным культурным характером, и в этом отношении кораническому языку просто нет конкурентов (Deyhim: 1990: 13–14).

С другой стороны, изучение мелодического строя языка, а в данном случае языка Корана, связано с темой музыки, и этой проблемой нельзя заниматься, не имея определенного музыкального дарования. Изучение мелодического строя требует намного большего музыкального слуха и чутья, чем у обычного человека, потому что речевая мелодика чаще всего носит латентный характер и в некотором отношении является более тонкой и эфемерной, чем инструментальная музыка. Когда человек видит или слышит какой-либо музыкальный инструмент, он представляет себе или ожидает, что услышит от него стройную мелодию, однако большинство людей не имеет подобных ожиданий в отношении мелодического строя речи, что еще более затрудняет изучение мелодического строя.

Обычно лингвисты определяют язык как сложный комплекс абстрактных ментальных систем, а звуки считают колебаниями воздуха, воспринимаемыми с помощью уха. Однако поскольку воздух – вид материи, звуки не считают частью ментальной системы. С этой точки зрения можно сказать, что язык соотносится со звуком подобно тому, как совокупность нот для какого-либо инструмента соотносится с извлекаемыми из него звуками. Поскольку в лингвистических исследованиях абстрактные и субъективные системы языка можно постичь лишь через их проявления в материи языка, языковые исследования необходимо начинать с изучения фонетики (Хошнас, 1376. С. 12–13).

Язык, которым пользуется человек, представляет собой крупный механизм, работа которого является результатом взаимодействия трех более мелких механизмов, входящих в его состав: фонетики, грамматики и лексики (Батени, 1355. С. 16).