Андрей Кострюков - Русская Зарубежная Церковь в первой половине 1920-х годов. Организация церковного управления в эмиграции

События, происходившие в Зарубежной Церкви в 1920‑е годы, нашли отражение в опубликованных мемуарах и письмах.

Прежде всего, нужно сказать о воспоминаниях митрополита Вениамина (Федченкова) «На рубеже двух эпох»[93]. Замечательный пастырь и духовный писатель, митрополит Вениамин не мог не откликнуться на события, участником которых он был. Этого иерарха порой обвиняли в непоследовательности, однако никто не обвинял его в неискренности. Искренним было желание архипастыря организовать церковную жизнь за границей, искренними были его выступления против постановлений Карловацкого Собора, искренне он стоял за упразднение Зарубежного ВЦУ. Наконец, абсолютно искренне он предпочел следовать линии митрополита Сергия (Страгородского) в конце двадцатых годов, хотя он находился вне досягаемости большевиков и никаких благ от перехода в юрисдикцию Московской Патриархии ждать ему не приходилось. По словам Н. М. Зернова, митрополит Вениамин был патриотом России, а потому для него было вполне естественным стать и «советским патриотом»[94]. Воспоминания митрополита Вениамина, написанные им уже после перехода в Московский Патриархат, также искренни, хотя А. Попов и отмечает, что они изначально ориентированы на «красного» читателя[95]. И несмотря на то, что политику Зарубежной Церкви митрополит в те годы уже не поддерживал, они не содержат оскорблений в адрес тех, кто был близок архипастырю в течение нескольких лет изгнаннической жизни.

Нельзя обойти молчанием и еще один труд митрополита Вениамина – сочинение «Раскол или единство?»[96]. Хотя эта работа посвящена церковной ситуации в Северной Америке, архипастырь коснулся и некоторых моментов истории Русской Зарубежной Церкви, изложив свой взгляд на ряд событий.

Большой интерес представляют и воспоминания митрополита Евлогия (Георгиевского) «Путь моей жизни»[97]. Воспоминания эти, несомненно, ценны, хотя и не лишены целого ряда недостатков. Прежде всего, как утверждает А. Попов, в книге содержатся добавления, сделанные после смерти митрополита Евлогия[98]. Не является бесспорной и та часть мемуаров, где говорится о юрисдикционных конфликтах в Русском зарубежье. Кроме того, как будет показано в настоящей работе, митрополит Евлогий далеко не всегда описывал события так, как они происходили на самом деле.

К категории вспомогательных источников следует отнести труд митрополита Елевферия (Богоявленского) «Неделя в Патриархии», в частности его первую часть, где архипастырь приводит некоторые интересные сведения. О том же, насколько достоверны эти сведения, говорилось выше. Помогают лучше понять историю зарубежных церковных разделений и «Воспоминания о митрополите Антонии (Храповицком) и епископе Гаврииле (Чепуре)»[99], написанные архимандритом Киприаном (Керном).

Среди сочинений мемуарного характера, использованных в настоящей работе, следует назвать также воспоминания епископа Василия (Родзянко) и протоиерея В. Мошина, которые провели большую часть жизни за границей и были хорошо знакомы с проблемами русского зарубежья. Данные воспоминания приведены в приложениях книги В. И. Косика «Русская Церковь в Югославии». В работе использованы также дневниковые записи известного деятеля русской эмиграции Николая Михайловича Зернова[100]. Свидетельство человека, присутствовавшего на Соборе и искренне желавшего блага Русской Церкви, представляется очень ценным.

Интересные сведения о жизни Зарубежной Церкви приведены в книге В. А. Маевского «Русские в Югославии»[101]. Будучи секретарем Сербского Патриарха Варнавы, В. А. Маевский был хорошо осведомлен о церковной ситуации в Югославии. Однако в сочинении «Русские в Югославии» отразилось сугубо личное отношение автора к событиям и персонажам истории РПЦЗ. Хорошо заметно, например, предвзятое отношение Маевского к архиереям, перешедшим в юрисдикцию Московской Патриархии: Серафиму (Лукьянову), Серафиму (Соболеву), Нестору (Анисимову).

При написании работы нельзя было оставить без внимания и сочинение протопресвитера Василия Виноградова «О некоторых важнейших моментах последнего периода жизни и деятельности Святейшего Патриарха Тихона»[102], а также его переписку с епископом Иоанном (Шаховским)[103]. Использованы здесь и письма самого епископа Иоанна, помещенные в № 1 «Церковно-исторического вестника» за 1998 год, а также его работа «Православие в Америке», во многом касающаяся Русской Зарубежной Церкви[104].

Важными для данной работы оказались и три письма из фонда 6343 Государственного архива Российской Федерации, помещенные в сборнике «История Русской Православной Церкви в XX веке». Два письма принадлежат митрополиту Антонию (Храповицкому) и адресованы Патриарху Тихону. Одно письмо принадлежит архиепископу Серафиму (Лукьянову) и адресовано митрополиту Антонию (Храповицкому).

Необходимо упомянуть также письма митрополита Антония (Храповицкого), вышедшие отдельным сборником[105], а также переписку Патриарха Тихона с митрополитом Евлогием, опубликованную в 2000 г.[106].

Таким образом, на основании многочисленных опубликованных и неопубликованных источников можно составить достаточно четкую картину ситуации, в которой возникла и начала свою деятельность Русская Православная Церковь заграницей.

Исследование об образовании Русской Зарубежной Церкви и ее отношениях с Церковной властью в Москве следует начать с краткого описания предшествовавших событий.

Зарождение самостоятельного Синода, ставшего впоследствии Зарубежным, следует отнести к маю 1919 года. Именно в это время в Ставрополе было создано Временное Высшее Церковное Управление епархий Юго-Востока России. Именно здесь, в России, произошла расстановка сил, ставших впоследствии враждебными по отношении друг к другу. Речь идет о митрополите Антонии, фактически возглавившем ВЦУ в ноябре 1919 года[107] – и ставшем затем Первоиерархом РПЦЗ, а также об архиепископе Евлогии, назначенном управляющим церквами в Западной Европе и впоследствии возглавившем оппозиционно настроенный по отношению к РПЦЗ Западно-Европейский Экзархат русских приходов.

Высшее Церковное Управление на Юго-Востоке России и взяло на себя функцию окормления русской паствы, вынужденной покинуть Отечество. «Еще сидя на кораблях, – вспоминал митрополит Вениамин (Федченков), – мы, архиереи, начали думать о новой церковной организации за пределами России»[108]. Первоначально митрополит Антоний не собирался брать на себя руководство Управлением и хотел удалиться в монастырь. Более того, архипастырь не видел необходимости в дальнейшем существовании ВЦУ, считал его деятельность за границей неканоничной и предполагал предоставить окормление русской паствы Поместным Церквам[109]. Однако другие архиереи не согласились с ним. И, как нередко случалось в жизни митрополита Антония, он коренным образом поменял свои планы и решил сохранить русскую церковную организацию. Одним из тех, кто подал митрополиту Антонию мысль о необходимости организовать единую Русскую Церковь за границей, был архиепископ Евлогий. «Много овец осталось без пастырей… Нужно, чтобы Русская Церковь за границей получила руководителей. Не думайте, однако, что я выставляю свою кандидатуру», – писал он[110]. По свидетельству епископа Никона, на решение митрополита Антония повлияло и намерение генерала Врангеля сохранить военную организацию для борьбы с большевиками[111].

19 ноября 1920 г. на пароходе «Великий князь Александр Михайлович» в константинопольском порту состоялось первое заседание ВЦУ за пределами России. В заседании участвовали митрополиты Антоний (Храповицкий) и Платон (Рождественский), архиепископ Феофан (Быстров) и епископ Вениамин (Федченков). Здесь и было окончательно решено продолжить деятельность ВЦУ. Здесь же и обозначились те пути РПЦЗ, которые в течение времени и привели ее к внутренним разделениям.

Продолжение своей деятельности члены ВЦУ обосновывали следующим образом: «Ввиду сосредоточения огромного количества беженцев в различных государствах и частях света, не имеющих общения с советской Россией и не могущих сноситься с Высшим Церковным Управлением при Святейшем Патриархе, а также вследствие необходимого попечения о русской армии, выехавшей из Крыма, – <…> продолжить полномочия членов Высшего Церковного Управления с обслуживанием всех сторон церковной жизни беженцев и Армии во всех государствах, не имеющих сношения со Святейшим Патриархом». Основание для своей деятельности архипастыри-изгнанники видели в 39‑м правиле VI Вселенского Собора. Немаловажно, что заседание постановило оповестить о своих решениях Патриарха Тихона[112]. Хотя критики Зарубежной Церкви (в частности С. В. Троицкий) и говорили о неканоничности данного образования, представляется уместным привести слова архиепископа Иоанна (Шаховского), объясняющего образ мыслей зарубежных иерархов. Архиепископ пишет: «Взятое на себя в 1920 г. заграничными русскими архиереями духовное окормление русской паствы в Константинополе и на Балканах – вопреки Троицкому, – было, конечно, законным, потому что было нужным духовно, пастырски. Ушедшие за границу со своей паствой русские архипастыри не могли в те дни иначе поступить. Своего архипастырства они не имели права потопить в волнах Босфора или поставить в связывающую их зависимость от каких-либо инстанций, духовно неподготовленных к нуждам большой русской беженской паствы, столь нуждавшейся в духовном укреплении и утешении <…> И надо было, конечно, в те дни русским архиереям-беженцам как-то сорганизоваться за границей для окормления своей паствы и служения ей»[113].