Ефим Грекулов - Нравы русского духовенства

Размеры монастырского винокурения не могли не беспокоить царскую власть, особенно с введением «кружечных дворов», поэтому царизм ведёт борьбу с монастырским винокурением, защищая свой собственный «пьяный» бюджет.

О размерах монастырского винокурения можно видеть из следующих фактов. С запрещением в 1681 г. монастырям гнать вино,— некоторым монастырям, в изъятии запрещения, разрешено было производить винокурение в пределах собственной потребности. Эта потребность для Саввинского монастыря составляла, например, в 1683 г. 2400-2700 вёдер вина, причём это количество получалось из 300 четвертей ржи; для Сергиевской лавры потребность в вине составляла до 3000 вёдер вина в год, и это количество лавра имела возможность беспошлинно ввозить[36].

Запрещение монастырям заниматься винокурением не выполнялось, и запрещение это много раз повторялось, таково постановление 1694 года с предложением закупать вино на кружечных дворах; таково постановление 1740 года.

Как иллюстрацию к этой своеобразной борьбе с монастырским винокурением, в основе которой лежало стремление уничтожить церковное кормчество, приводим грамоту архиепископа Вологодского Маркелла на Белоозеро с запрещением курить вино в монастырях.

Архиепископ пишет своим подначальным, чтобы: «…В монастырских вотчинах служки и старосты и крестьяне вин отнюдь не курили, и судов винных не держали, а в уезде в монастырских вотчинах попы и дьяконы и церковные причетники и бобыли, которые живут на церковных землях, вино не курили и судов не держали, чтобы мимо кружечных дворов проданного питья не было и от него… казне порухи не чинилось, и всякое дурно не множилось»[37].

С монастырей отбиралась подписка, что они не будут заниматься винокурением, причём несоблюдение этого влекло за собой наложение штрафа.

Запрещая винокурение в монастырях, государство пользуется, однако, хорошо налаженным монастырским аппаратом для нужд собственного винокурения. Так, грамотой 1669 года Савва-Сторожскому монастырю предложено было представить в распоряжение «Сытного дворца» и «сытников» как самогонные аппараты и рабочую силу, так и необходимое «сырьё»: «И вы бы им для медвянных ставок и пивного и квасного и бражного варения, работных людей и суды и иное, что к тому варению понадобится, велели давать по сему… указу»[38].

В другом случае, по царскому приказу снимаются котлы для винокурения и запечатывается питьё[39].

Несмотря на предпринятые меры против винокурения в монастырях, борьба с ним была всё же очень трудной, так как монастыри, ввиду большого спроса на вино, производили его не только в размерах, необходимых для удовлетворения собственной потребности, но и для продажи населению. И понадобилась упорная борьба с церковными самогонщиками, чтобы уменьшить монастырское винокурение и приучить духовенство к цареву кабаку.

Но если уменьшилось количество вина, выгоняемого монастырями непосредственно, то сокращение собственного винокурения нисколько не отразилось на потреблении вина, и духовенство, как мы видели выше, пило в ужасающих количествах. И это «безмерное упивание» наложило отпечаток на весь быт русского духовенства.

Говоря о недостатках современного ему духовенства Максим Грек заставляет «бога» дать следующую характеристику своим служителям, погрязшим в пьянстве и прочих пороках: «Священницы мои и моего нового Израиля наставницы, вы и объедаетеся, и упиваетеся невоздержно и земной яростью друг друга досаждаете, суетному спору от многого винопития воздвигшуся и зельне избесившу вас, да еще во дни божественных праздников моих, едва подобаше наипаче трезвитися и благочинно жити и иные такожде в ту же ревность спасенную привлачити, образом трезвения вашего; вы же учиненные моим мановением праздника во славу убо и в честь мою, вам же во святыни и жития доброго исправления, пьянству и бесчинию вины творите, зело нелепотно бесчинствующе в них»[40].

Доказывать, что наше духовенство любило обжорство и что своё насыщение оно ставило выше всех других вопросов,— вряд ли приходится. Лишь для полноты характеристики церковных нравов мы скажем несколько слов об этой стороне церковной жизни.

О высшем духовенстве, конечно, уж не приходится и говорить.

Здесь вопросы «объядения» занимали весьма видное место, и многочисленная челядь, окружавшая церковную знать, добросовестно удовлетворяла аппетит своего начальства.

Чтобы составить хотя бы приблизительное представление о столе церковной аристократии,— приведём, пользуясь свидетельством источников, данные о меню русского патриарха. Это меню лишний раз подтверждает всю серьёзность обвинения самим царём Иоанном Грозным русского духовенства в том, что жизнь его «изобилует обжорством, праздностью, грабительством, что духовенство гораздо хуже скотов».

Вот, например, что было подано к «скоромному» будничному столу патриарху Андриану 4 сентября 1690 года: «Икра зернистая, икра белой рыбицы. Вязига под хреном. Прикрошка телная. Присол щучей. Присол стерляжей. Щука паровая. Лещь паровая. Язь паровой. Линь паровой. Схаб белужей. Кружок телной. Збитель. Шти с кашей. Уха окуневая. Пирог косой. Уха карасевая. Потрох. Пироги долгие. Щука колодка. Звено белой рыбицы. Пышки. Полголовы осетрии. Олады путные. Звено ставное. Сырники. Блины тонкие. Блюда карасей. Блюдо прежье. 2 леща паровые. Стерлядь паровая. Язь паровой. 2 плотицы на масле». Это был, правда, стол «скоромный». Постный стол был значительно «скромнее». В него входило: «икра зернистая, вязига, грузди гретые, шти со снятками. Галушки. Калья (похлебка с паюсной икрой и огурцами). Лапша. Пирог с вязигой. Блюдо оладий. Пироги долгие. Блюдо прежья. Блюдо карасей».

Да не подумает читатель, что приведённое нами патриаршее меню составляло что-нибудь исключительное. Это было обыкновенное «будничное» меню, праздничный же стол был значительно богаче.

Вот, например, каков был воскресный стол 21 октября: «Икра зернистая. Икра белой рыбицы. Вязига под хреном. Прикрошка тельная. Прикрошка осетрья. Присол щучьей. Присол стерляжий. 2 звена белой рыбицы. 2 схаба белужья. Збитель. Оладья тельная. Шти с кашей. 2 ухи карасевые. Пирог рассольный. 2 ухи подлещиковые. Пирог косой. 2 ухи окуневые. Пирог с телесы. 2 ухи плотичьи. Пирог с белой рыбицей. Потрох. Пироги подовые. 2 щуки колодки. Оладьи путные. Полголовы белужьи. Пышки. Полголовы осетрии. Сырник. 2 звена ставные. Блюдо карасей. Блины тонкие. Блюдо прежья»[1].

Конечно, такое «скромное» меню было не под силу престарелому патриарху. Справиться с сытными блюдами, обильно поливаемыми к тому же всяким «пьянственным питьём»,— помогали патриарху различные чиновники, составлявшие двор патриарший.

Высшее духовенство также не отличалось особенным воздержанием в своей пище и стремилось «в отраде и славе и всяком покое всегда жить». Те самые нестяжатели, которые подняли борьбу за «чистоту» церковного общества, за отказ от «стяжаний» — недвижимой собственности, были также любителями хорошо поесть и попить и никак не могли служить примером церковного воздержания. Говоря о печальном положении духовенства, обличитель нестяжателей Зиновий так описывает быт сторонников идеи нестяжания: «Видал я при дворе великого князя называющих себя нестяжателями, у которых в кошельке было по 1000 серебрянных монет и больше, которые ели хлебы пшеничные, чистые и мягкие, икры белые и черные, вязиги белужьи и осетринные, белых рыбиц и паровых рыб, ухи белые, черные и красные, овощи у них были: смоква, станиды, (изюм), рожки, сливы, вишни, дули, яблоки; а приправы: инбир, перец, корица… Одежды мягкие, теплые и легкие»[2].

Если таков был стол высшего духовенства, то и стол «дворян от духовенства» немногим ему уступал. Устав Иосифа Волоцкого различал три вида пищи для монахов своего монастыря, в зависимости от социального положения монахов: 1) хлеб-соль и вода, 2) варево и 3) калачи и рыбное. Однако уже очень скоро сам Иосиф монастырь позабыл устав своего основателя и ввёл трапезы, далеко не похожие на скромный стол, предусмотренный уставом.

Вот, например, расписание стола Волокаламского монастыря, правда, праздничного (8 сентября), сохранившееся в церковных памятниках: «В трапезе скатерти-настилки белые, хлеб кладут осьминки, да калачи целые по солонкам, а шти белые, да рыба двоя добрая — со зваром, и с хреном, или с горчицей, да каша молочная, а квас медвен». На праздник памяти Иосифа монастырский стол составлял: «В трапезе на братью утешение великое, настилки белые, шитые, а калачи белые, а рыбы троя: в сковородах свежая да по сковородам просола добрая двоя, да сельди переяславские, и масляное обои — и пироги и оладьи с медом и квас медвен»[3].