Владимир Рыблов - Туркменская трагедия

Ниязов, уверенный, что теперь к прошлому возврата нет, пошел дальше. По его злой воле в Туркменистане произошла подмена понятий: демократией здесь стали называть антисоветизм. Показной, демонстративный, воинствующий антисоветизм, под которым однозначно подразумевается антирусизм. Как у старшего, так и у последующих поколений туркмен, понятия “Советский Союз”, “советский” ассоциируются с Россией, русским народом и даже славную победу в Великой Отечественной войне, которую ковали все народы СССР, подавляющее большинство туркмен, особенно ветераны войны и труда, связывают, прежде всего, с беспримерным подвигом русского человека, вынесшего на своих плечах основную тяжесть лихолетия.

Ниязов, прекрасно зная об этом, с какой-то бравадой, даже с садистской изощренностью, почти в каждом своем выступлении выливает ушат грязи на все “советское”, а значит на русское, российское. Этот пример незамедлительно подхватывают СМИ, отравляя ядом русофобии подрастающее поколение. Неслучайно на бытовой почве в адрес русскоязычного населения стали слышны угрозы: “Убирайтесь в свою Россию!”, “Подождите, мы еще с вами поквитаемся!”.

Если Ельцин на рубеже 80-90-х годов, сместив Горбачева и разрушив старую систему, совершил, скажем, демократическую революцию, то что же содеял Ниязов, робко отсиживавшийся на последних рядах Кремлевского Дворца съездов, не смея ни вздохнуть, ни выдохнуть, панически избегая встреч с журналистами, страшась, что вдруг дадут слово, спросят его мнение о происходящих событиях? В те бурные дни он, как и все депутаты от Туркменской ССР, вел себя тише воды, ниже травы. Стараясь упредить чье-либо своевольство, Ниязов садился в зале впереди своих земляков-депутатов, чтобы они, глядя за движением президентской руки, голосовали лишь по его молчаливому примеру. Избегая накладки, Ниязов перед началом каждого заседания Верховного Совета СССР предусмотрительно наставлял своих: “Делай, как я! И никакой самодеятельности!”.

Не в этом ли трусливом, лицемерном поведении Ниязова и его “шестерок” придворные подпевалы узрели “революционеров”? А о самом “лидере” они и поныне гнусавят, как о мужественном “вожде” и вдохновителе “махмал” — “бархатной” или “геок” — “зеленой” революции, но, не сумев дать “явлениям” теоретического обоснования, ибо предложенное было не что иное, как беззастенчивый плагиат, быстро смолкли. Даже житель самого глухого селения в Каракумах знает, что “бархатная революция” была свершена в одной из европейских стран, а автор “зеленой революции” — известный арабский лидер Муамар Кадафи, чью “Зеленую книгу” Ниязов-коммунист высмеял на встрече с журналистами в 1990 году, но уже в декабре 1991 года Ниязов-антикоммунист при встрече с делегацией Ливийской Джамахирии этой книгой взахлеб восторгался.

А между тем никто из доморощенных горе-теоретиков до сего времени не может объяснить, в какое государство трансформировался Туркменистан: феодальное, монархическое, капиталистическое? Лишь сам Ниязов частенько мусолит тему о каком-то “своем”, “особом пути” Туркменистана.

Ясно одно: гром, прогремевший над Россией, отозвался и в Центральной Азии. И Ниязов, захваченный этими событиями, не был свободен в своем выборе курса, ибо пришел к власти не сам по себе, не по своей воле, ибо на то у него отсутствовал приписываемый ему ныне талант и даже гений лидера, организатора. Сей “гений” всплыл, благодаря стечению обстоятельств, на мутной волне истории.

Абсурд? Но факт. Впрочем, ни самому Ниязову, ни его подпевалам не стоит обольщаться своей “гениальностью” и “талантом”: без доброй воли России независимость не смогли бы обрести ни государства СНГ, ни страны Балтии. Это тоже факт.

Говорят, султан Адуд ад-Даулу, чьи покоренные земли простирались от берегов Каспия вплоть до Кармана и Омана, первый в истории ислама ставший носить титул шахиншаха, всех подозревал в заговорах и кознях, во всех видел врагов. Поэтому окружил он свой дворец высокими стенами, выставив охрану из трех тысяч воинов, а с наступлением темноты там, где останавливался на ночлег монарх, жителям запрещалось выходить из своих домов. Он настолько развил систему шпионажа, что всякое слово, оброненное в Египте, достигало его ушей — и люди остерегались даже своих жен и рабов.

Любил шахиншах строгую дисциплину во всем. Но это не мешало ему быть мстительным, алчным, завистливым. Ему удалось создать в городе, до той поры жестоко терзаемом разбойниками, такой порядок и безопасность, что он мог среди ночи отправить через весь Багдад раба, который нес в руках серебряное блюдо, полное золотых монет, и никто не отважился задержать его.

У молодого врача буквально из под-носа угнали новенькие “Жигули”, но хозяин оставался по-олимпийски спокоен: тесть работал в верхах, а теща в системе прокуратуры — они-то отыщут “тачку” дорогого зятька, купленную тем более не на его деньги. На ноги были поставлены работники милиции и ГАИ, даже из КГБ кое-кто подключился. Вскоре самонадеянный потерпевший получил записку. “Подъезжай с четырьмя кусками, — писал аноним, — к анаусским барханам. Вернем тебе “Жигуленка” в порядке. Только не вздумай за собой ментов тащить — прогоришь”.

Молодой врач с четырьмя тысячами рублей на машине тестя устремился к месту назначенного свидания, зная, что за ним поодаль следует десяток омоновцев, надеясь схватить вымогателя.

Издали в лощине увидел знакомую машину. Они! Не успел подъехать — раздался треск, словно кто-то выстрелил из ракетницы, и “Жигули” в мгновенье ока вспыхнули пламенем. Откуда-то выскочили омоновцы, они прочесали местность, но кроме траков вездехода на барханах и сгоревших дотла останков украденной машины ничего не обнаружили. Похитители словно в песке растворились.

В тот же день врачу кто-то позвонил. “Ты, че, козел, за собой хвост приволок?! — сказал незнакомый голос. — Вот и поплатился. Машину, небось, богатый тесть купил, а они с женой взяточники известные”.

Вскоре пропала “Волга” у видного милицейского чина. Он об этом, как рассказывают, никому заявлять не стал, а направил свои стопы к Аймурату Нурыеву, прослывшему в преступном мире “вором в законе”. Через неделю у дома владельца кто-то оставил похищенный автомобиль, который обошелся хозяину еще в две тысячи рублей, но зато его вернули целым и невредимым.

Дико? Но факт. А что еще ожидать от “дикого капитализма”? Или феодализма? Пора “великих реформ” — всегда пора великого воровства, пронизывающего все ветви власти. Но о том подробно — в следующих главах.

Когда следом в Ашхабаде ограбили ювелирный магазин, — а подобного, как говорят, не случалось за все годы Советской власти, — сыщики снова вышли на Аймурата. Его авторитет был настолько велик, что залетные “медвежатники”, вскрывшие громоздкие сейфы магазина, послушались “пахана”, вернули все золото и другие драгоценности до последнего колечка.

Многие пострадавшие шли за помощью к Аймурату. Он возвращал угнанные автомашины, украденные драгоценности и вещи, ограждал от рекэтиров. И, конечно, отнюдь не бескорыстно. Безвозмездно Аймурат и пальцем бы не шевельнул. Что, и воровской мир подвластен законам рынка? Такой “вор в законе” вполне устраивал правоохранительные органы: его “помощь” заметно сказывалась на снижении динамики роста преступности, чего неукоснительно требовали (любой ценой!) как при Советах, так и в постсоветское время.

Словом, с чем не могли совладать силовые структуры со своим мощнейшим аппаратом, полицией, сыщиками, негласной агентурой и войсками, с тем справлялся Аймурат Нурыев с двумя-тремя помощниками. Не скажу, что это нормальное явление и следует поощрять институт “воров в законе”, но так было, и от его услуг, мне думается, не отказывались и силовые структуры. Абсурдно, но факт.

Услышанное о деяниях воровского авторитета повергло Ниязова в уныние. Может, его возмутила вызывающая наглость вора? Отнюдь. Он-то считал себя полновластным хозяином Туркменистана, на деле же под самым носом верховодит какой-то Аймурат, и вожжи в руках от воровского мира держит он, а не президент, которому такая неограниченная власть и во сне не снилась.

Поинтересовался, сколько же лет наглецу? Узнав, что тому еще далеко даже до сорока, еще больше вознегодовал. А вдруг он на президентское кресло позарится? Сапармурат слышал, что в иных странах бывшие воры и разбойники правителями становились. Просто людям порой все одно, кто над ними будет главенствовать: они грубой силе подвластны. Уж он-то это знает. У вшивых интеллигентиков, домогавшихся власти, на ее захват сил не хватило. А как рвались! И академики, и писатели, и партократы, и чиновники. Дай только волю на выборах да позволь партии создать, глядишь, какой-нибудь неумытый гарамаяк — простолюдин презренный — в президенты проскочит. А не удастся, тоже хлопот не оберешься, воду замутит, людей взбудоражит. Ох, как это опасно!