Владимир Рыблов - Туркменская трагедия

Кстати, роман-трилогия Р. Эсенова, которому автор посвятил более четверти века, обсуждался на расширенном заседании Совета туркменской литературы Международного сообщества писательских союзов, где московские литераторы дали высокую оценку художественным достоинствам произведения и рекомендовали присвоить автору звание лауреата литературной премии имени Физули. О присуждении этой почетной международной премии Сергей Михалков, Расул Гамзатов, Тимур Пулатов, Лазарь Карелин поставили в известность Ниязова и просили его способствовать изданию в Туркменистане романа на туркменском и английском языках. Однако Ниязов, которому письмо из Москвы было отправлено в октябре 1998 года, так и не удосужился ответить этим всемирно известным писателям.

Экскурс из дня вчерашнего в день сегодняшний, часто совершаемый мною, не случаен, ибо действующий в них главный “герой” один и тот же, и живет он как бы в двух ипостасях. Эти временные измерения неразрывны и дают право автору этих строк перекидывать мостик из вчера в сегодня и обратно.

Не могу не вернуться к статье Р. Эсенова “О чем скрипит президентская арба”, где писатель еще девять лет назад усмотрел в поведении и действиях Ниязова лицемерие, двоедушие, попытку удержать в одной руке два арбуза, чувствуя себя больше автократом, “нежели партийным лидером, на глазах отмежевываясь от среды, взрастившей его и доверившей ему высшие партийные и государственные посты”. Еще в мае 1990 г. ХХ1Усъезд Компартии Туркменистана, принявший резолюцию о целесообразности установления поста Президента Туркменской ССР, решил рекомендовать на эту должность Ниязова. Таким образом, высокой президентской властью его облекла сама Компартия!

Государственная авантюра 19 августа 1991 года произвела в стране впечатление разорвавшейся бомбы. Лишь в Туркменистане, как сообщала “Комсомольская правда” от 22 августа того же года, переворот в Москве и “похищение” президента Горбачева не заметили. В размеренной жизни республики, по крайней мере, внешне ничто не изменилось.

В тот день туркменское телевидение вообще не вышло в эфир, местное радио без изменения транслировало свои программы, составленные еще полмесяца тому назад. На улицах, в общественных местах, в очередях абсолютно никаких обсуждений происшедшего не наблюдалось.

До поздней ночи редакции республиканских газет прождали обещанного заявления Президента. Но не таков Ниязов, чтобы лезть на рожон, он в добрые-то времена не высовывался: как бы чего не вышло.

Спустя десять дней, когда судьба путчистов определилась: одни оказались за решеткой, другие покончили жизнь самоубийством — и Ниязову теперь уже ничто не угрожало, он на встрече с общественностью республики сказал, что Г. Янаев позвонил ему в первой половине дня 19 августа, пытаясь “ввести Президента ТССР в заблуждение и скрыть свои подлинные намерения”, но “ему ( Г. Янаеву - Р. В.) было твердо сказано о том, что республика следует курсом суверенитета и сворачивать с него не намерена”. (“ТИ”, 29.08.99). А еще через неделю Ниязов с высокой трибуны Верховного Совета СССР в Москве заявил: “Руководство Туркменистана с первого дня, с 19 августа, с первых часов не восприняло хунту. Всем исполнительным органам было дано указание не выполнять распоряжений и постановлений чрезвычайного комитета”( “Известия”, 05.09.91; “ТИ”, 05.09.91).

Так ли это? В названный день, как свидетельствовала та же “Комсомольская правда”, до поздней ночи редакции СМИ прождали обещанного заявления Президента Ниязова. Но не дождались. Туркменское руководство, видно, придерживалось древней восточной мудрости: “Спокойно сиди — и мимо пронесут труп твоего врага”.

На следующий день все республиканские газеты, как на русском, так и на туркменском языках опубликовали “Обращение ГКЧП к советскому народу” от 18 августа, Указ Вице-президента СССР, Заявление Советского руководства: Постановление № 1, Постановление № 2 ГКЧП.

Ниязов, видимо, счел, что документы ГКЧП заменят обещанное им заявление.

В тот же день, то есть 20 августа, как сообщала газета “Московские новости”, когда ее корреспондент обратился за интервью к заместителю председателя Верховного Совета Туркменской ССР В. Г. Отчерцову и пресс-секретарю президента, они отказались с ним говорить, ссылаясь на постановление ГКЧП, что газета не входит в перечень разрешенных путчистами изданий. Разумеется, такой ответ последовал с ведома самого Ниязова. Что же тогда стоит его заявление: “Руководство Туркменистана с первого дня... с первых часов не восприняло хунту”?

Судя по поведению Ниязова и реакции послушных ему СМИ, события, происшедшие в Москве, вызвали у него удовлетворение, ибо путчисты первых лиц республик оставляли на своих прежних местах, лишь ужесточая режим, укрепляя командно-административную систему. Повторюсь, кому-кому, но Ниязову было безразлично, какой режим воцарится в стране, лишь бы ему самому остаться у кормила власти.

Та же картина и 21 августа. Президент Ниязов словно в рот воды набрал. “Указаний не выполнять распоряжений и постановлений чрезвычайного комитета”, как он пытался заверить задним числом, от него не последовало. Напротив, в тот день все республиканские газеты напечатали “Заявление ГКЧП”. Этот документ незамедлительно был также передан по местному радио и телевидению. Материалы путчистов аккуратно и массово тиражировались в десятках областных, районных и городских газетах — на туркменском, русском, узбекском, казахском и корейском языках.

Кстати, в тот день газеты “Туркменская Искра” и “Московские новости” публикуют из Кишинева сообщение, выражающее неприятие молдаванами августовского путча. Здесь прошел митинг под лозунгами: “Долой путчистов”, “Фашизм не пройдет”. Его участники также потребовали от парламента Молдовы срочно принять Декларацию о независимости.

Президент Кыргызстана А. Акаев из всех руководителей среднеазиатских республик оказался единственным, кто во время выступления гэкачепистов однозначно и, главное, своевременно подтвердил свою приверженность и уважение к принципам, изложенным в конституциях и законах Союза ССР и республики Кыргызстан. 20 августа лидер киргизского народа по республиканскому телевидению заявил: “Как глава государства я сделаю все, чтобы защитить государственный суверенитет республики и обеспечить законность и общественный порядок”. (“Московские новости”, 21.08.91).

22 августа партийные издания “Совет Туркменистаны” и “Туркменская Искра” сообщили о встрече Ниязова с рабочими хлопчато-бумажного комбината им. Ф. Э. Дзержинского. И здесь он не высказал четко и определенно своего отношения к путчистам, ограничиваясь лишь ссылкой на то, что в тот день республиканские газеты напечатали Указ президента “считать недействительными указы, постановления и решения ГКЧП на территории ТССР”. Газеты не утруждали себя вопросом, почему президента, чей дед некогда был репрессирован Советами, вдруг повело в такие смутные дни на предприятие, носящее имя “чекиста номер один”, одного из столпов Советской власти. Они также умолчали еще о не менее примечательном факте, как Ниязов у бюста “железного Феликса” склонил свою непокрытую седую голову. В искренность его жеста поверить трудно, но, возможно, он по привычке позировал на всякий случай, надеясь, что этот миг когда-либо зачтется. Уж не сожалел ли он о своем Указе, отменяющем все документы ГКЧП? Однако это не помешало вскоре предать забвению имя Дзержинского, а его памятник выбросить на свалку.

Наступает 23 августа, но и тогда ни один из республиканских официозов никак не выразил своего отношения к происшедшим событиям, лишь перепечатывались союзные материалы.

24 августа республиканские СМИ по-прежнему помалкивали — никаких комментариев, никаких редакционных статей по поводу случившегося — лишь сообщения об отъезде Ниязова в Москву для встречи с Горбачевым и руководителями девяти республик, участвующих в подписании Союзного договора.

Спустя семь дней после августовского события Президент Ниязов, сообщают “Известия” (27.08.91), заявил, что его дальнейшее пребывание в нынешнем составе Политбюро ЦК КПСС невозможно.

Ниязов, уверенный, что теперь к прошлому возврата нет, пошел дальше. По его злой воле в Туркменистане произошла подмена понятий: демократией здесь стали называть антисоветизм. Показной, демонстративный, воинствующий антисоветизм, под которым однозначно подразумевается антирусизм. Как у старшего, так и у последующих поколений туркмен, понятия “Советский Союз”, “советский” ассоциируются с Россией, русским народом и даже славную победу в Великой Отечественной войне, которую ковали все народы СССР, подавляющее большинство туркмен, особенно ветераны войны и труда, связывают, прежде всего, с беспримерным подвигом русского человека, вынесшего на своих плечах основную тяжесть лихолетия.