Владимир Авдеев - Русская расовая теория до 1917 года. Том 2

Как велика и трудна эта работа видно из того, что подобная трансформация личности достигается при гипнотических опытах лишь с людьми, одаренными крайнее впечатлительной, истерически-восприимчивой нервной системой, и не только ведет за собой временное истощение нервной системы, но и дает повод к развитию настоящей истерии или других патологических состояний там, где они существовали только в скрытом виде. Поучительный пример мы находим в «Мыслях о сценическом искусстве» С. А. Юрьева касающийся знаменитой английской артистки миссис Сиддонс: «Величайшим торжеством миссис Сиддонс была роль леди Макбет. Ее концепция этой роли была так страстна и так изящна, так одухотворена драматическим гением, и вместе с тем преисполнена такой жизненной реальности, что зрители, слушая и глядя на нее, совершенно переносились из Лондонского театра XVIII ст. в старый замок на севере Шотландии, плакали и содрогались, потому что перед ними воскресала с осязательной ясностью ужасная, потрясающая жизненная драма. Миссис Сиддонс сама всегда совершенно сливалась на время представления с различными типами, воспроизводимыми ею на сцене. Следующий случай, относящийся к этому периоду ее истории, показывает, до какой степени она отождествлялась с воспроизводимыми ею образами поэтического творчества. Однажды, поздно вечером, мистер Сиддонс сидел у огня в скромной семейной гостиной, которая в их беспритязательной хозяйстве служила и столовой, и задремал… Вдруг его разбудили поспешные шаги по коридору. «Кто бы мог это быть», спросил он себя с удивлением, вскакивая и протирая свой сонные глаза. Но он не успел себе задать этого вопроса, как вдруг чья-то дрожащая рука поспешно открыла дверь, и в комнату вбежала женщина; мистер Сиддонс смотрел на нее с безмолвным удивлением и с некоторой примесью страха. Перед ним стояла его жена, прелестные волосы ее были распущены, платье в беспорядке, лицо дрожало от сильного волнения. Смущенный, встревоженный, он спросил ее, что с ней; она же, вместо ответа, бросилась ему в объятия и разразилась слезами. Он нежно успокаивал ее, не зная, что и подумать. Она понемногу успокоилась и тогда объяснила мужу всю тайну случившегося с ней. Вместо того, чтобы улечься спать, она сидела и изучала роль леди Макбет и так увлеклась этим изучением, ужас переживаемых героинею шекспировской драмы ощущений так охватил ее, она так ясно видела перед глазами все фазисы драмы, точно она участвовала в ней; ею овладел безумный ужас, и она убежала искать общества людей».

В той же статье С. А. Юрьева мы находим еще указания на бывавшие галлюцинации зрения у знаменитого московского Мочалова, и еще на не менее даровитую Рашель, которой, при изучении ролей, овладевало такое нервное возбуждение, что совершенно скрывало перед ней реальные образы; она не только вела себя в соответствующем ее роли положении и костюме, но видела и окружающих ее в занимавшей ее сцене лиц. В начале ее сценической деятельности это случалось с ней весьма редко, а потом, с развитием этой деятельности, подобные явления стали происходить всё чаще и чаще.

Другая точка соприкосновения процесса художественного творчества с патологическим состоянием нервной системы заключается в том, что для первого, когда оно вдохновенно и выливается из глубины души, требуется известное нарушение равновесия нервной системы; это, по-видимому, есть необходимое условие для более интенсивной эмоции и для возникновения более ярких, в то же время и более стройных образов, а при условиях обостренного внимания, и для более легкого оперирования этими элементами. Очень многие из так называемых здоровых художников, т. е. таких, которые в период своей творческой жизни не проявляли (я это говорю на основании общих биографических данных) явных признаков нервного расстройства, обязаны подобным временным ненормальным условиям немалым числом своих произведений. Как часто при каких-нибудь невзгодах, житейских неудачах под влиянием случайного воздействия извне на чуткую и впечатлительную нервную систему или во время лихорадочного состояния рождались в голове поэтов, музыкантов, художников перлы их творческой работы. «О, если бы можно было записать мечты горячечного, какие великие и высокие вещи мы увидели бы иногда выходящими из его бреда», — восклицает Ж. Ж. Руссо.

Как часто сам артист с целью нарушить нормальные физиологические условия деятельности нервной системы, старается изменить кровообращение в мозгу горячими ли компрессами на голову, холодной ли ножной ванной, лежачим положением, а в особенности веществами, действующими отравляющим образом на мозг, для того, чтобы получилось общее возбуждение или наплыв разнообразных или специфических образов. Жорж Занд во время работы уничтожала огромное количество папирос; Бодлер отравлял себя умышленно гашишем для того, чтобы черпать образы и настроение из мира специфических грёз; нам известно, что один выдающийся русский писатель, уже умерший, страдал периодическим запоем, начинавшимся каждый раз, как он, для более успешной деятельности воображения, сопровождал работу усиленным, умышленным уничтожением графина водки за графином. К этой же категории явлений можно отнести и пример, касающийся Тальмы: этот знаменитый артист усилием воли заставлял исчезнуть для себя многочисленных зрителей, наполнявших театр; на их место он сажал своим воображением скелеты, и тогда его игра достигала такой силы и правдивости, такой жизненности, какой без этого, по его мнению, она никогда не могла бы достигнуть.

С другой стороны, обострение творческой способности очень легко может иметь место там, где необходимые стороны мозговой деятельности пришли в состояние повышенной возбудимости под влиянием такого состояния, как сомнамбулизм; я был свидетелем того, как один студент-юрист, не проявлявший никогда никаких поэтических, ни других артистических наклонностей, и страдавший естественным сомнамбулизмом, так назыв. лунатизмом, написал во сне при мне очень милое четверостишие, охарактеризовавши в поэтических выражениях и в удачной форме волновавшие его в то время чувства к одной молодой особе. В другом случае я был вызван экстренно к одной пациентке, талантливой музыкантше и композитору, которую я лечил тогда от большой истерии; я застал ее с небольшими признаками жизни, с петлей на шее из полотенца, привязанного к ножке кровати; на столике, у открытого пианино, лежал исписанный лист нотной бумаги; выяснилось, что по возвращении домой из консерватории она впала в беспамятство, проделала некоторые фазы своего обычного припадка и, не приходя в сознание, села за инструмент, сымпровизировала и набросала партитуру очень интересной и разработанной части фортепианного трио; не выходя из сомнамбулического состояния и изливши в музыкальной форме свою тоску, она, всё в том же состоянии беспамятства, затянула петлю на шее. Придя в себя, она ничего не понимала из происшедшего и не узнала своего произведения.

Все приведенные примеры указывают на возможность временного появления художественного творчества и на обострение существующего дарования под влиянием различных условий, выводящих нервную систему из состояния равновесия. Но художественный талант может вспыхнуть и занять в жизни человека первенствующее место вследствие аналогичных поводов, отличающихся от вышеприведенных больше в количественном, нежели в качественном отношении: здесь мы встречаем те же моральные и физические причины, истощающие нервную систему, с той только разницей, что для появления дотоле скрытого таланта требуется, по-видимому, то суммирование моментов, ослабляющих нервную организацию будущего художника, то более грубые, глубже потрясающие душу шоки. Известный композитор Гретри приписывал появление таланта падению на его голову большого бревна.

Психические болезни занимают далеко не второстепенное место в ряду ненормальных состояний нервной системы, способствующих проявлению артистических стремлений; это могут засвидетельствовать все психиатры; они вам могут представлять ежедневно пачки бумаги, исписанной хорошими и плохими поэтическими произведениями, коллекции нормальных и патологических рисунков, орнаментов и произведений скульптуры и архитектуры, у них в палатах не прекращается декламация и музыкальные импровизации.

Весьма красноречивые данные мы можем почерпнуть из статистики Ломброзо: ему пришлось изучить из всего числа имевшихся под наблюдением душевно-больных 107 субъектов, предававшихся занятиям искусствами и распределенных по роду болезни в следующем порядке:

25 параноиков с галлюцинациями и бредом преследования.

21 слабоумный.

16 с бредом величия.

14 с острыми и периодическими психозами.

8 меланхоликов.

8 прогрессивных паралитиков.

5 нравственно-помешанных.