Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №09 за 1995 год

— Черт! Совсем забыл про этих. — Николсон уже полз к пещере, закрыв ладонью луч фонаря. Он ненадолго осветил мертвых. — Два топорика из шлюпки номер два, сэр. В ближнем бою они орудуют ими, как никто. — Он направил луч фонаря в другой конец пещеры. Сайрен по-прежнему сидел там с невозмутимым выражением лица. Николсон знал, что Сайрен был виновен, виновен, как сам грех; это он послал троих своих людей помахать томагавками, а сам остался в безопасной тени.

— Идите сюда, Сайрен. — Голос старшего помощника был срод ни выражению лица Сайрена. — Остальные не доставят неприятностей, сэр.

Сайрен поднялся на ноги, сделал несколько шагов вперед и упал как подкошенный, получив от Николсона яростный удар рукояткой морского «кольта» в ухо. Сила удара была достаточной, чтобы проломить череп, о чем и оповестил характерный хруст. Не успел Сайрен рухнуть на землю, как Николсон уже заспешил к шлюпкам, ощущая дыхание генерала за спиной.

За тридцать ярдов от бухты они услышали резкий шквал выстрелов, а затем крики боли, ругань и возбужденные вопли; затем еще один огневой град, звуки ударов и бултыханье в воде неистово сражавшихся людей. В десяти ярдах от моря Николсон, не сбавляя бега, включил на ходу фонарь, увидел дерущихся на мелководье вокруг шлюпок и прямо перед собой спину офицера, занесшего меч над головой упавшего Маккиннона. Старший помощник одним прыжком покрыл требуемое расстояние, обхватил японца сзади за горло, одновременно выстрелив ему в спину из пистолета. И снова взметнулся луч фонаря, остановившись ненадолго на Уолтерсе и японском матросе, яростно молотивших друг друга, разбрасывая вокруг брызги и перекатываясь в помутневшей воде. Здесь ничего сделать было нельзя — слишком велика была опасность попасть в своего. Луч снова поднялся и тут же замер.

Одна из шлюпок прочно села на мель, развернувшись почти параллельно берегу. Два японских матроса по колено в воде возились у кормы. Один из них, ссутулившись, нагнул голову, второй стоял прямо, занеся правую руку за голову. Несколько долгих секунд они были как бы парализованы бившим в глаза светом, затем ссутулившийся выпрямился, что-то выхватив из поясной сумки, а второй бросился вперед, выпрастывая вверх занесенную за голову руку. Николсон, резко поднимая «кольт», решил, что опоздал. Но опоздали и японцы: их остановил треск карабина Фарнхольма, и они с тяжеловесной неторопливостью стали клониться вперед, поворачиваясь на налитых свинцом ногах. Один плашмя рухнул в воду, другой, грузно перевалившись через планшир шлюпки, упал на ее кормовые шкоты с глухим стуком, за которым моментально последовал грохот гранаты, разорвавшейся в его руке.

После яркой вспышки взрыва темнота словно уплотнилась.

Николсон решился на еще один короткий обзор с фонарем и щелкнул выключателем. Все его люди были на ногах, враги же перестали быть врагами, спокойно лежа на отмели. У них с самого начала почти не было шансов выжить: полагая, что команда «Виромы» надежно загнана в пещеру заградительным огнем, они совсем не ожидали внезапной атаки в самый неблагоприятный для них момент — во время высадки в воду с резиновых лодок.

— Кто-нибудь ранен? — Николсон старался говорить тихо.

— Уолтере, сэр, — по примеру старшего помощника почти не слышно ответил Вэнньер. — И довольно тяжело, думаю.

— Дайте-ка взглянуть. — Николсон подошел к Вэнньеру, прикрыв ладонью включенный фонарь. Четвертый помощник осторожно держал левое запястье Уолтерса с кровавой зияющей раной. Вэнньер уже успел стянуть руку Уолтерса жгутом из носового платка, и ярко-красная кровь теперь очень медленно скапливалась в ране. Николсон потушил фонарь.

— Нож?

— Штык, — проговорил Уолтере на удивление ровным голосом. Он пихнул ногой неподвижную обмякшую фигуру. — Я отнял его.

— Так я и подумал, — сухо сказал Николсон. — Ваше запястье ни к черту. Пусть мисс Драхманн обработает его. Боюсь, пройдет некоторое время, прежде чем вы снова сможете пользоваться рукой.

«Или никогда», — мрачно подумал про себя старший помощник. Сухожилия были полностью разорваны, и, скорее всего, то же самое произошло с лучевым нервом. Паралич — в любом случае.

— Лучше уж, чем в сердце, — весело проговорил Уолтере. — Мне это на самом деле нужно.

— Поднимайтесь наверх как можно быстрее. Все остальные ступайте с ним. Только не забудьте назваться. Капитан держит оружие под рукой. Боцман, вы остаетесь со мной. — Он внезапно прервался, услышав плеск рядом с ближайшей шлюпкой. — Кто там?

— Я, Фарнхольм. Просто осматриваюсь, старина. Дюжины, их здесь, действительно, дюжины.

— О чем вы, черт побери? — раздраженно спросил Николсон.

— О гранатах. Полные сумки. Здесь вот парень — просто ходячий арсенал.

— Будьте добры, соберите их. Они нам могут понадобиться. Возьмите кого-нибудь в подмогу.

Николсон и Маккиннон дождались, пока все не ушли, и направились вброд к ближайшей шлюпке. Едва они приблизились к ней, как во тьме на юге застрочили два пулемета, изрыгая вереницы трассирующих пуль, врезавшихся в море, поднимая облака светящейся водяной пыли.

— К чему бы это, сэр?

В его мягком шотландском говоре слышалось замешательство. Николсон усмехнулся в темноте.

— Остается только гадать, боцман. Похоже, десант должен был подать сигнал — фонарем или как-нибудь еще — в случае благополучной высадки на сушу. На берегу же произошла некая осечка — вот наши друзья на субмарине и мыкаются. Сигнала не поступило, и они решили открыть огонь.

— Но если это все, что им нужно, почему бы нам не послать им весточку?

Николсон некоторое время молча смотрел во мраке на боцмана, затем тихо рассмеялся:

— Гениально, Маккиннон, просто гениально. Раз уж они в замешательстве и считают, что десант на берегу пребывает в таком же состоянии, значит, у любого сигнала есть шанс пройти.

Николсон оказался прав. Подняв руку над планширом шлюпки, он беспорядочно пощелкал фонарем и быстро убрал руку вниз. Для любого опытного пулеметчика подобный световой точечный ориентир стал бы манной небесной, однако темнота и безмолвие остались нерушимы. И даже неясный силуэт мирно лежавшей в море подводной лодки был просто тенью, зыбкой и нематериальной, как плод разыгравшегося воображения.

Далее прятаться было не только нецелесообразно, но и опасно. Они неторопливо поднялись на ноги и осмотрели шлюпки при свете фонаря. Шлюпка номер два была продырявлена в нескольких местах, но везде — выше ватерлинии; и если и набрала воды, то немного: лишь некоторые из ее герметических воздушных ящиков были пробиты, однако уцелевшие обеспечивали необходимую плавучесть.

В лодку номер один угодило еще меньше случайных пуль, но она уже тяжело осела на мелководье. Заливавшая ее днище вода окрасилась кровью изувеченного японского моряка, свисавшего с планшира. Взрыв гранаты, оторвавший японцу руку и снесший ему половину лица, проделал в днище сквозную дыру, содрав участок шпунтового пояса и расщепив смежные доски. Николсон выпрямился и посмотрел на Маккиннона.

— Пробоина, — коротко буркнул он. — Да такая, что в нее можно просунуть голову вместе с плечами. Ее не залатать и за день.

Но Маккиннон его не слушал. Переместив луч фонаря, он вглядывался внутрь шлюпки. Когда он заговорил, голос его звучал с отстраненным безразличием:

— Это уже неважно, сэр. Двигатель мертв. — Помолчав, он спокойно продолжил: — Магнето, сэр: граната, видимо, взорвалась прямо под ним.

— О, Господи, только не это! Магнето? Возможно, второй механик...

— Его не починить никому, — убежденно перебил Маккиннон. — Тут и чинить-то, в общем, нечего.

— Понимаю, — тяжело кивнул Николсон, глядя на развороченное магнето и начиная ощущать в голове пустоту от осознания последствий. — Немного от него осталось, правда?

Маккиннон поежился:

— У меня даже мурашки по спине побежали. — Он покачал головой и, даже когда Николсон погасил фонарь, не мог оторвать взгляда от шлюпки. Потом слегка коснулся руки старшего помощника. — Знаете что, сэр ? До Дарвина длинный, очень длинный путь на веслах.

Ее звали Гудрун, как она им сказала. Гудрун Йоргенсен Драхманн: Йоргенсен — в честь дедушки по материнской линии. На три четверти датчанка, она родилась в Оденсе в День перемирия 1918 года. Не считая двух коротких пребываний в Малайзии, она всю жизнь прожила в родном городе, пока не закончила курсы санитарок и медсестер и не отправилась на плантации своего отца, раскинувшиеся под Пенангом. Это случилось в августе 1938 года.

Николсон лежал на спине на склоне возле пещеры, сложив руки под головой, вперясь невидящими глазами в темный балдахин облаков и ожидая, когда она продолжит рассказ.

Прошло две, затем три минуты, а девушка все молчала. Николсон понемногу зашевелился и повернулся к ней.