Павел Уваров - Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Однако ни репутация, ни слава не приносили адвокату богатства. Финансовые дела были расстроены, от напряженного труда испортилось и здоровье. Дюмулен все чаще болел. Друзья посоветовали ему жениться. В своих комментариях к каноническому праву (на слово «Uxor», «Супруга») он признается в своих сомнениях по поводу женитьбы[30]. В 1538 году он, вняв советам друзей, женился на Луизе де Бельдон, дочери секретаря (greffier) одной из парламентских палат. Позднее он объяснял, что женился «не из похоти и не из корысти, но для отдохновения и для поддержания домашнего очага во время занятий»[31].

Скромного приданого хватило, чтобы рассчитаться с долгами, накопившимися за годы отшельнической жизни. Мне удалось обнаружить в парижском центральном хранилище нотариальных минут несколько его актов покупки (конституирования) рент[32]. Возможно, именно эти операции послужили толчком к написанию двух трактатов о природе рент – «Tractatus de usures» и «Labyrintis de eo quod interest»; работа над ними началась в 1542 году. В этих трактатах он затронул чрезвычайно важные для своего времени вопросы. Французский исследователь Бернар Шнапер полагал, что Дюмулен первым подошел к новой концепции коммерческого кредита[33].

До сих пор мы следовали за биографами, которые опирались на сведения, рассыпанные по текстам самого Дюмулена. В юридических комментариях он часто приводил примеры из собственной жизни и склонен был рассказывать о себе в предисловиях и посвящениях, которыми предуведомлял свои книги. Поэтому биографы и даже авторы словарных статей о Дюмулене не могли обойти молчанием историю его конфликта с братом, конфликта, превращенного самим же правоведом в классический юридический казус.

Я же заинтересовался этой историей, когда работал с таким источником, как «Инвентарь регистров инсинуаций Парижского Шатле»[34]. Согласно ордонансу Франциска I, изданному в 1539 году в Виллер-Котре, нотариальные акты дарений недвижимого имущества обретали полную юридическую силу лишь после их «инсинуации» – записи в книгах суда первой инстанции. Для столицы таким судом был Шатле. Наряду с разнообразными актами дарения в книгах регистрировались и редкие случаи отмены (ревокации) ранее сделанных дарений. 7 января 1550 года в книге инсинуаций Шатле были зарегистрированы сразу два акта Шарля Дюмулена[35].

В первом акте, датированном 29 июня 1547 года, он рассказывает о том, что еще в 1531 году уступил своему брату Ферри Дюмулену сеньорию Миньо, в свое время подаренную ему их покойным отцом, а также передал брату все документы на право владения унаследованным родительским имуществом. Он ничего не оставил себе, но между ними было договорено, что два других фьефа[36] будут зарезервированы для того, чтобы выдать замуж их младшую сестру (две другие уже находились в монастыре). Шарль Дюмулен поясняет, что «в то время он не имел ни малейшего намерения жениться и заводить детей, но лишь продолжить занятия, чтобы перетолковать и прокомментировать как кутюмы, так и гражданское право…», однако позже случилось так, что у него появились многочисленные родные и законные дети. И если бы тогда он мог это предвидеть, он никогда не стал бы действовать в ущерб своему потомству. К тому же после смерти отца он содержал брата в школах, содействовал получению им степени лиценциата права и на свои деньги ввел в адвокатское звание. Поэтому дарение, сделанное ранее брату Ферри, им теперь отменяется «по праву решения» (en droict jugement) и переадресуется в пользу детей Шарля Дюмулена. От лица малолетних детей дарственный акт подписала их мать Луиза де Бельдон. Дети же не должны при этом требовать от Ферри Дюмулена чего-либо сверх сеньории Миньо.

Таким образом, Дюмулен полагал, что рождение «законных и родных» детей (то есть рожденных в законном браке, а не усыновленных) – достаточное основание для отмены своего прежнего дарения. Как показывает опыт работы с нотариальными актами, формулировка en droict jugement указывает на то, что составитель выходит за рамки обычного права, но вместе с тем считает свое решение юридически обоснованным и предполагает обоюдное согласие сторон. В данном случае путь к компромиссу с братом оставался открытым.

Следующий документ был составлен год спустя. Он датирован 7 августа 1548 года и, повторяя основные положения предыдущего акта, вносит в него существенные дополнения. Уточнялось, что сеньория была передана в виде «простого дарения» (purement et simplement) и что после смерти отца Шарль Дюмулен на правах старшего в семье выкупил все ренты и выплатил долги, оставшиеся от отца, и в течение трех лет содержал своего брата в «Орлеанских школах»[37], а затем содержал, одевал и кормил его в своем доме. Но Ферри Дюмулен оказался «вопиюще неблагодарен, распускал порочащие ложные слухи о своем брате, возводил на него многие злостные неправды, повергая его в отчаяние и меланхолию, стремился отвратить от него друзей. Под ложным предлогом он изъял у него документы (lettres et tiltres) на владение землей и продал имущество, которое предназначалось для приданого сестре, отрицая все имевшиеся ранее договоренности». Более того, во время судебных заседаний 2 мая и 3 августа 1548 года он сам предъявил Шарлю встречный иск. Поэтому Шарль составил новый акт, требуя отмены дарения «по причине неблагодарности», и попытался вернуть уже не только земли, но и средства, израсходованные на обучение неблагодарного брата и введение его в должность.

Следует отметить, что в регистрах парижского Шатле, как и в публикации начала прошлого века, акты были записаны в обратной последовательности. Это породило заблуждения у многих, кто писал об этой истории, в том числе и у такого знаменитого историка права, как Франсуа Оливье-Мартен[38].

За год, прошедший со времени составления первого акта, Шарль Дюмулен изменил тактику. С защиты прав законных детей акцент переносится на неблаговидные деяния мэтра Ферри Дюмулена, оттеняемые добродетелями составителя акта. Что же произошло между двумя датами?

Итак, к 1547 году у Шарля родилось трое детей, а также потребовались деньги для обустройства будущего его сестры Жанны. По словам Шарля Дюмулена, он тогда сумел выделить ей в приданое 1400 ливров и обеспечить двум другим своим сестрам-монахиням по 25 ливров ежегодного пенсиона[39].

По всей видимости, составляя свой первый акт ревокации от 29 июня 1547 года, Шарль Дюмулен еще не потерял надежду получить от брата подаренное ему имущество. Составив документ, 7 декабря 1547 года Шарль отправил его в королевскую канцелярию и получил высочайшее соизволение отменить прежнее дарение[40]. Однако письма, выдаваемые канцелярией (будь то легитимация детей, натурализация иностранцев, акты помилования или отмена сделанных прежде дарений), обретали законную силу лишь после того, как они регистрировались Парламентом, проверявшим соответствие королевской милости букве закона. Эта процедура называлась «энтеринация» (entérinement можно перевести как «ратификация»).

И на этом этапе Шарля Дюмулена ждал неприятный сюрприз. Документов на владение сеньорией Миньо он предъявить не мог – Ферри, по версии Шарля, заранее отобрал их «под ложным предлогом»[41]. Это было первое важное упущение. Кроме того, если мы сопоставим дату составления документа (29 июня 1547) с датой его регистрации в Шатле (7 января 1550), то обнаружим серьезное нарушение предписаний ордонанса Виллер-Котре, отводившего для регистрации четырехмесячный срок. Уже одно это делало формально незаконным акт ревокации к моменту его рассмотрения в Парламенте. Любой опытный прокурор должен был указать истцу на этот просчет[42].

Но ахиллесовой пятой первого акта ревокации оказалось другое обстоятельство. Составляя его, Дюмулен, по-видимому, ориентировался на закон si unquam[43] императора Константина, согласно которому дарения подлежат отмене в случае рождения родных и законных детей (отсюда в акте отмены Дюмулен подчеркивает именно это качество своих детей, чего обычно не делается в остальных актах, зарегистрированных в Шатле)[44]. Следует заметить, что в законе императора Константина говорилось о возможности отмены дарений, адресованных вольноотпущенникам. Именно в этом случае щедрость дарителя не должна была идти во вред его потомству. Однако эта оговорка игнорировалась юристами XV–XVI веков. Но Дюмулен то ли по забывчивости, то ли умышленно не упомянул, что в 1535 году то же самое дарение сеньории Миньо было подтверждено им по случаю свадьбы своего брата Ферри. А это уже в корне меняло дело. Имущество, переданное по случаю заключения брака, пользовалось особой защитой кутюмного права, и кому как не Дюмулену, лучшему толкователю кутюм, было это знать. Пожалуй, приведенная выше оценка Дюмулена, сделанная Луазелем в «Диалоге об адвокатах Парижского парламента», была справедливой.