В. Зырянов - Россия в эпоху Петра Великого. Путеводитель путешественника во времени

Укрепление Китая

Россия, не имевшая географических преград на западе, юге и юго-востоке, была вынуждена тратить огромные силы на оборону своих просторов. Ощетинились крепостями засечные черты, на протяжении XVI–XVII вв. предки Петра построили стены Кремля, Китая, Белого и Земляного городов. Систему обороны Москвы, тщательно продуманную и выверенную, продолжали монастыри-«сторожи», находящиеся в пределах современного исторического центра.

Казалось бы, к началу XVIII века положение Москвы в сфере обороны не казалось зыбким, но Петр решает перестраховаться – в 1707 году следует распоряжение об укреплении стен Китая. Царь боялся, что Карл XII повернет к Первопрестольной. Реданты должны были появиться у Спасской и Никольской башен. Особенную роль Петр отводит укреплению Беклемишевской башни, «потому что зело мала», но полагается на счастливый случай на участке от Водовзводной башни до Каменного моста («кладу на волю, ибо натура зело укрепила»).

После работ в Кремле надлежало убедиться в прочности стен Китай-города – сделать еще один ров между Москвой-рекой и Неглинной, сломать мешающие постройки. Петр хотел, чтобы работа шла «с крайним прилежанием и спехом», быстро и прочно.

В 1708 году царя волновала численность войск московского гарнизона – он хочет прибавить к ней хотя бы еще несколько пехотных полков, «сыскать человек триста или пять сот» из числа «недорослей» и обучить их ратному делу. К счастью, шведский правитель со своими войсками повернул в сторону южных границ, и Москва вздохнула свободно.

В 1708 году Москва становится центром собственной губернии. Сначала губерний было всего 8. К Московской относились Клин, Дмитров, Переславль-Залесский, Ростов, Любим, Кострома, Юрьев-Польской, Владимир, Лух, Суздаль, Шуя, Коломна, Зарайск, Переславль-Рязанский, Михайлов, Кашира, Венев, Епифань, Серпухов, Тула, Дедилов, Крапивна, Таруса, Алексин, Медынь, Калуга, Можайск, Боровск, Верея, Звенигород, Руза, Волоколамск и некоторые другие города. Многовато!

Первоначально Москва «держала» под собой 39 городов, а площадь Московской губернии составляла чуть ли не всю историческую часть Великороссии. Понимая, что площадь подобной губернии слишком обширна даже для России, в 1719 году Московскую губернию разделили на провинции. Теперь в разных административных единицах оказались Звенигород и Пронск, Буй и Гороховец, Тула и Калуга. Ниже провинций стояли дистрикты (впоследствии уезды). Так, к Московской провинции отписали 16 городов – от ближней Рузы до далекого Малоярославца.

И в поздние годы своего правления Петр не забывает о Москве: в 1720 году требует строить госпитали для незаконнорожденных и вовремя платить денежное жалованье их кормилицам. В 1722 году император учреждает должность обер-полицмейстера, которую с 1722 по 1728 год занимал Максим Тимофеевич Греков. Петр дает главе полиции подробнейшую инструкцию. Во-первых, строить нужно по улицам «линейно». Во-вторых, делать не заборы, а «тыны» из бревен высотою до 4 аршин (почти 3 метра), чтобы воры не могли спокойно перелезть через такую громаду. В-третьих, делать широкими печные трубы и вовремя их чистить. В-четвертых, всемерно бороться с «черными» избами, когда дым свободно выходит из окон и дверей. В-пятых, летом не готовить в стационарных печах, а пользоваться летними кухнями «от строения не во близости». Тем, кто из-за тесноты не имел возможности стряпать на участке, с мая по сентябрь разрешалось пользоваться печами только два дня в неделю. Полицейские, ходившие по улицам, следили, чтобы в каждом дворе стояли бочки с водой и веники. В 1720-е годы в Москве было 12 полицейских «команд».

Иностранные путешественники оставили большое количество свидетельств о Москве XVII–XVIII веков. Часто их наблюдения над русской действительностью являются ценным источником по изучению той эпохи. «Мне очень хотелось видеть Москву», – писал в своем дневнике немного утомленный Петербургом Ф. В. Берхгольц. Для многих иностранцев Москва ограничивалась Немецкой слободой. Берхгольц отмечает, что у Меншикова во дворце «неимоверно пили». Иностранец отмечает, что Кремль, хоть и наполнен «церквами с прекрасными вызолоченными главами», посещается Петром только во время больших торжеств. Главной «резиденцией» Петра в Москве служит небольшой деревянный дом в Преображенской слободе. Дворец Петра в Преображенском действительно походил на деревянную избушку: «Глядя на него снаружи, нельзя не принять его за жилище простого человека, потому что в нем, по-видимому, нет и шести порядочных комнат, несмотря на то что недавно к нему пристроен новый флигель для принцесс. Стоит он в узком и дурном переулке…» Берхгольц пишет, что сам дом не стоит и 100 талеров. Все это резко контрастирует с красотами Москвы XVII века. Если даже не считать кремлевских соборов, «…в Москве еще множество церквей и монастырей, так что куда ни посмотришь, везде видишь их. Все они каменные, прочной постройки, с колокольнями, на которых много колоколов, и большею частью имеют по пяти глав с высокими крестами из позолоченной жести, меди, железа или дерева на каждой, что дает храмам прекрасный вид».

Корнилий де Бруин, посетивший Москву еще в начале 1700-х годов, заметил, что здесь уже знают иллюминации и «потешные огни». Город не производит на него должного впечатления. «Вообще в Москве мало любопытных предметов», – признается де Бруин. Больше всего его интересуют рыбные пруды и загородные дома зажиточных горожан. Но он не отказывается от возможности изобразить Москву с высоты и пишет водяными красками панораму города с Воробьевых гор. В начале XVIII века эти места украшал Воробьевский дворец. Впрочем, из окрестностей Москвы де Бруина не оставило равнодушным Коломенское, лежащее в 10 верстах от города и находящееся на возвышении.

Иностранец не поленился обойти пешком важнейшие городские укрепления – прогулка вокруг Земляного города заняла у него три часа, вокруг Белого города – полтора. Царский дворец показался ему довольно мрачным. Удивление у де Бруина вызвало количество церквей и вид Царь-колокола, еще не оставившего осколок от грандиозного пожара 1737 года.

Юст Юль был посланником датского двора в России и оставил обширные записки о своем пребывании в нашей стране в 1709–1711 гг. Еще в Нарве, на пути в Москву, его привлек способ дубления «русской кожи». «В Москве способ выделки этой кожи тщательно скрывается от чужестранцев. Однако, насколько я мог осведомиться, русская кожа приобретает свой запах и мягкость от особого „дегтярного масла“, получаемого в большом количестве из Пскова». Юль попал в Москву, не зная местных порядков и языка, поэтому был очень удивлен появлению санных извозчиков, «что за копейку – за две развозят по разным концам города седоков куда кому требуется». Юст Юль отмечает, что к нему приставлены солдаты, которые с удовольствием выполняют любую просьбу, но снабжение иностранцев дровами взяли в свои руки порядочные жулики. «Русские приказные взамен дров и свечей натурою предложили выдавать мне ежегодно по соглашению известную сумму наличными деньгами на покупку означенных припасов, которую я должен был производить сам». Датский посланник отказался, и в итоге он должен был сам покупать дрова.

Рассуждая о петровской Москве, Н. М. Карамзин, конечно, смотрит на XVII век глазами сентиментального последователя идей Просвещения. Например, великому историографу не нравится, что русские не замечали в то время прелестей природы. Натура, или природа, – одно из ключевых понятий последней четверти XVIII века. По мнению Карамзина, бояре «…гуляли только в своих огородах, где, сидя под тенью черемхи, пивали холодный мед из стоп оловянных; не имели даже и цветников». Карамзин пишет, что русскому дворянину той поры было стыдно выехать из столицы, он постоянно находился при государе. Только в эпоху Петра стали появляться летние «резиденции» российской аристократии. Говоря слащавым языком карамзинской эпохи, настало время, «когда Москва совершенно пустеет летом; когда всякий дворянин, насытившись зимою городскими удовольствиями, при начале весны спешит в село, слышать первый голос жаворонка или соловья!» Берхгольц, оставивший дневниковые записи о Москве 1720-х годов, вторит представителю русского Просвещения: «Москва со всех сторон окружена прекраснейшими рощами и вообще имеет одно из живописнейших местоположений в свете». Берхгольц называет «приятными» и Семеновскую рощу, и Измайловскую, описывает прогулку до современного Перова.

Карамзин – лишь самый яркий представитель той эпохи. Благодаря преобразованиям Петра и его последователей российское дворянство получило возможность пожить в «золотом веке», окружить Москву кольцом усадеб, завести театры. Да, просвещение коснулось лишь немногочисленной верхушки (немногие журналы преодолевали тираж в 1500 экземпляров, тираж «Московского журнала» Карамзина составлял 300 экземпляров, тираж «Московских ведомостей» до прихода Новикова тянулся к 500–600). Но именно Петр дал России сильную прививку светской культуры. Апельсиновое деревце в оранжерее тянулось к свету.