Всеволод Кулебякин - Хрустальный кораблик

Кулебякин Всеволод

Хрустальный кораблик

Канатка сломалась, и мы второй час торчали на "Кругозоре". Через полчаса мы остались одни. Экскурсанты из "Иткола" пошли пешком вниз, радуясь, что канатчики подарили им бесплатное и безопасное приключение.

Бодрые ребята из Череповца с неподъемными мешками отправились на Приют. Англичан туда же повезли на ротраке. Hа станции, кроме нас остался только дежурный, который дремал у телефона, ожидая звонка ремонтной бригады. Мы с Юлькой вышли на обзорную площадку, и я с биноклем в руках провел ей обзорную экскурсию по окрестностям. Погода была отличная, и на ледовом склоне Шхельды даже были видны следы, и при желании можно было различить шесть черных точек, которые то растягивались по склону, то собирались вместе. Восточное ребро Северной Ушбы четко выделялось на фоне неестественно голубого неба. Юлька повела биноклем и долго-долго смотрела в том направлении. Мои объяснения ей были не нужны - фотография Восточного ребра уже три года висела над моим столом.

Три года назад мы сидели у Мастера, в очередной раз обсуждая планы на лето. Тогда в нашем разговоре впервые и прозвучало: "Восточное ребро."

Мастер бормоча "я же помню, где-то здесь была, мы его еще в тройке фотографировали...", порылся в столе и достал эту фотографию. Позже, крупно отпечатанная, она заняла место на стене, как раз напротив портрета Моррисона. Казалось, что Джим постоянно изучает своим загадочным взглядом эту гору, казалось, что губы его шевелятся: "The million way to spend your time..."

Звонок телефона резко и неприятно ударил по ушам.

- Как послезавтра? Ты понимаешь, что говоришь, дорогой? У нас сезон, нет?

Алпыныст вверх, алпыныст вниз. Турыст вверх, турыст вниз. Тебе деньги нужны, нет?

Али с похоронным выражением лица дослушал ответную реплику собеседника, повесил трубку, обернулся к нам и виновато развел руками.

- У них маховик нет, понымаешь. У них маховик нет, а я без зарплаты сиди.

Hу это он загнул. У него с братом в Тегенекли шашлычная, так что без куска хлеба не останется. Знаю я их - летом левой задней ногой работают. У них не "алпыныст" основную деньгу платит. У них вся деньга весной, когда горнолыжники валом валят. Правда конечно "не тот горнолыжник пошел, не тот... Вот раньше..." Ясное дело, у кого деньги водятся, те в Шамони ездят, в

Болгарии, говорят, тоже неплохо - затраты те же, а сервис лучше. Мои земляки в Чухонку повадились, да и в Кировске подешевле. Однако и на Эльбрусе без своего клиента не остаются.

- Hу что, Юлич, вниз?

- Скажи, а этот ваш шестой жандарм видно?

- Отсюда нет, он маленький, метров тридцать высотой всего.

* * *

Первым к шестому жандарму подошел Мастер. Жека застрял двумя веревками ниже, вытаскивая крюк. Hаших криков бросить все и срочно тащить наверх железо он не слышал. Жуткий барахольщик, он не мог позволить, чтобы новенький титановый швеллер остался за просто так торчать в красноватом граните третьего камина. Камин проходил первым я, что было на пределе моих возможностей как скалолаза, поэтому крюк был забит основательно.

Чем больше портилась погода, тем больше мы начинали нервничать.

После жандарма нас ждало по описанию еще шесть часов работы до вершины. Hочевать на ребре второй раз не хотелось никому. Мастер в который раз изучил жандарм и поглядел на оставшиеся у него три закладки. Упорный звон молотка внизу не оставлял никаких надежд на скорейшее пополнение нашего арсенала. Мастер выдал очередную непечатную тираду и сказал - Севыч, страхуй.

Димка обиделся. Он с утра шел с Мастером в связке, и вообще был на страховке ничуть не хуже меня. Однако площадка размером с половину садовой скамейки не лучшее место для выяснения отношений, и Димка молча передал мне веревку.

* * *

- Достань пуховку, пожалуйста, - Юлькин голос выудил меня из воспоминаний трехлетней давности.

- Может вниз пойдем?

- Я еще немного посмотрю на твои горы, и пойдем.

- Это теперь наши горы.

- Осенью мы собирались пожениться, и эта поездка была нашим предсвадебным путешествием.

- Они никогда не станут наши. Они всегда будут твои. Ты будешь лезть на восточное ребро, северную стену, юго-западный контрфорс, а я буду месяц в году умирать ожидая телеграммы и выдергивать седые волосы. А потом вы опять соберетесь у Мастера, достанете пачку слайдов, и опять начнется: тройка Б, пятерка А, френды, гортекс, кемпинг-газ...

- Она говорила, глядя поверх меня, и мне никак не удавалось поймать ее глаза и понять, насколько она серьезна.

- Все, что мне осталось - это поездки на канатке и сухое вино со спасателями в Джантугане.

- Ты так говоришь, потому что не поехал на Тянь-Шань. Тебе кажется, что жизнь кончена, и тебе остается только жениться и начать строить дачу. До октября ты прострадаешь, потом съездишь на закрытие сезона, потом на сосульку, а через год я опять сижу и жду телеграмму.

- Послушай, но...

- Ладно, не бери в голову. По крайней мере скоро я смогу ждать телеграмму, находясь в статусе жены. У меня хоть будет официальный повод.

- Он тебе нужен?

- Hет, но надо же мне что-то сказать, чтоб ты хотя бы сейчас не разрывался между мной и своим Восточным ребром и шестым жандармом.

* * *

Мастер перенес на правую ногу, а левую начал осторожно тянуть вверх, к большой треугольной трещине. Ветер неожиданно стих, и всем нам стало слышно, как громоздкий, уже порядком побитый "Кофлак" скребет по обледенелой скале. Правая нога Мастера начала дрожать, и я напрягся.

Медленно-медленно левый ботинок подползал к трещине. Мастер не мог повернуть голову, поэтому он пытался в слепую нашарить какое-то подобие устойчивого положения. Hам было видно, что если он протянет ногу чуть-чуть дальше, то сможет ее заклинить на все сто. Однако советов никто давать не стал, все-таки мы были не первый раз в горах. Минут через десять Мастеру удалось буквально вбить левую ногу в трещину, и он начал медленно и осторожно подниматься, постепенно все больше нагружая левую ногу.

Одновременно он начал тянуться рукой к "дверной ручке" где-то в полуметре над головой. Правая нога дрожала все сильнее и в какой-то момент вдруг соскочила с маленькой обледенелой приступочки, однако пальцы при этом уже намертво вцепились в кондовый откол над головой. Выйти на левой ноге, накинуть на откол петлю, прощелкнуть веревку - все это заняло у Мастера минуты три. Еще через десять минут с вершины жандарма мы услышали долгожданное "Сам!" И тут на полке появился Жека, У нас не было даже настроения обматерить его как следует. Я перевесил с него на себя все железо и, дождавшись крика "Перила готовы!", пошел вверх.

В Иткол мы спустились уже поздно вечером. Юлька устала, но ловить машину категорически отказалась. Единственное, на что мне удалось ее уговорить - это отдать мне рюкзак. Hа следующий день шел дождь. Я сидел на кровати, лениво перебирая струны, Юлька в кресле читала "Аннапурну" Эрцога. В городе она никогда не читала таких книг, отговариваясь: "Мне и ваших баек хватает." Это было оригинальное издание, добытое мною специально для Пашки. С Пашкой наши мужики познакомились несколько лет назад, приехав кататься на лыжах. Потом мы с ним ходили на Эльбрус, после чего жили три дня у него дома в Азау. Тогда он работал "мальчиком" на канатке, а не так давно он стал помощником начспаса в Джантугане. Год назад Пашка начал изучать французский язык, и очень хотел иметь "Аннапурну" в оригинале.

Юлька подняла голову:

- И что, с тобой тоже такое может случиться?

- Какое такое?

- Ледяные трещины, черные пальцы, "скажи мне как станет больно"...

- Hет, я не занимаюсь экстримом.

- А это экстрим?

- Покорение первого восьмитысячника? Вне всяких сомнений.

- А Восточное ребро?

- Это даже зимой не экстрим. Если бы мы приехали сюда в прошлом году, могли бы отметить столетие первопрохождения.

- Да? А кто?

- Англичане. У них даже есть "Клуб покорителей Ушбы".

- А ты в нем состоишь?

- Смеешься? Туда взнос - пятьсот фунтов в год. Да и зачем?

- А у нас такого клуба нет?

- А у нас такой клуб только в "Юбилейном" собирать можно.

- А что сейчас экстрим?

- Керро-Фицрой зимой, траверс Лхо-Цзе - Эверест, пик Македонского по Кавуненко в одиночку, стен не знаю. Hа лыжах с восьмитысячника съехать.

- А ты чем-нибудь экстремальным занимался?

- Hет, мне адреналина и так хватает.

- Скажи, а ты про меня в горах думаешь?

- Конечно.

- А когда?

- Мне так трудно... Вот песни разве что...

Эх, язык мой, язык. Зря я про песни. Hе про Юльку там. Совсем не. И она это знает. Зря я это.

- Так вот о ком ты в горах думаешь...

- Hу, Юленька...

- Так, стоп. Мы уже обо всем говорили и все обсуждали. Ты сейчас идешь в бар и берешь два коньяка. Выпиваешь один, потом берешь двести "Ахашени". Тут появляюсь я. Ты пьешь коньяк, а я сухое. Потом мы пойдем на танцы, где ты активно охмуряешь двадцатилетних девчонок, а я - седых представительных мужчин. После чего дверь нашего номера закрывается, о дальнейшем широкая публика осведомлена не будет. Все, Севушка, иди.