Парк - Клименко Тимофей

Тиктак аккуратно, с хирургической точностью перешёл на «ты», сокращая социальную дистанцию и располагая собеседника к откровенной беседе. А собеседник этого так и не заметил, уже став послушной марионеткой в цепких руках опытного кукловода.

- Я не мочало… Я не такой, как все, я вампира убил! - почти закричал Кирилл, перебивая Тиктака, но тот продолжил мастерски разыгрывать свою партию, всем видом демонстрируя скуку и незаинтересованность.

- Да какой он вампир, судя по характеристике - так, актёришка со скудным амплуа и творческой деформацией печени. А от палки в сердце любой умрёт, ничего необычного. Вот, помню, лет двадцать назад ко мне дежурный привёл интеллигента. Настоящего, в очках, с лысиной, глыба одним словом. И заявляет эта глыба, дескать, вяжите меня, проклятые опричники, я Пушкина убил! Я, конечно, хотел его сразу в дурку сплавить, но что-то в его словах было настоящее, сильное. Дал я человеку выговориться, и не зря. Оказывается, Пушкин - это фамилия его соседа по коммуналке. И он его действительно убил. Да ещё как убил! Столовой ложкой! Вот это был оригинал! А ты говоришь, вампир! Не существует их,

- Но он, правда, был вампиром! Клянусь!

На крик Кирилла в кабинет тотчас заглянул Юра, но капитан покачал головой, и вихрастый помощник дежурного снова скрылся за дверью, словно Кентервильское привидение. Следователь отодвинул от себя мышку, недоверчиво вскинул бровь и пренебрежительно хмыкнул. Кирилл, который явно не ждал такого равнодушного отношения к себе и своему поступку, растерянно посмотрел на заваленный папками ободранный стол, потом поднял взгляд на потолок с висящими хлопьями старой известки и заговорил так горячо, как могут говорить только уверенные в своей правоте или умалишённые люди. Что зачастую одно и то же. Иногда он замолкал на полуслове и беспомощно смотрел на собеседника, но уже в следующий миг вновь исторгал из себя лавину образов и подробностей. Удивительно, но это не делало его рассказ тяжёлым, а только добавляло ему колорита.

- Я был на площади с утра. С утра там делать, конечно же, нечего, и я это знал заранее, но почему бы не пойти на площадь с утра, если и в других местах в это время делать тоже нечего? Сонные торговцы из дальних деревень парковали свои ободранные тачки одним рядом, но выкладывать барахло и продукты пока не спешили. Они глазели то по привычке на памятник Ленину, то по традиции на храм у него за спиной, то с жадным любопытством на соседей. Мне было откровенно скучно, и я ушёл в парк, где развлекался, глядя на прохожих. Я подбирал имена, которые шли бы им больше всего, а потом подходил и делал вид, что встретил старого приятеля. Я кричал: "Стёпа!" и тряс человеку руку. Он удивлялся и называл своё имя, а я понимал, угадал или нет. Понемногу парк заполнился разными людьми, которые припёрлись сюда со всех окрестных сёл и деревень. Сам я был на ярмарке впервые и сделал для себя одно чудное открытие. Раньше я считал слово "ярмарка" устаревшим и не понимал, почему это мероприятие нельзя назвать биржей, торгами или экспо. Но впервые разглядев участников действа, я понял, что именно это слово лучше всего характеризует наш провинциальный человеческий сброд. Нет, до экспо городок ещё не дорос. Это была именно ярмарка, в самом мерзком смысле слова. Из колонок на площади затрещал ведущий, подражая ярмарочным зазывалам прошлого, и человечье стадо ломанулось по его приглашению на площадь, сминая кусты и оставляя после себя пластиковые стаканчики и пустые бутылки. Выждав, когда толпа свалит подальше, я побрёл следом.

Навстречу мне пробежала какая-то тщедушная белобрысая пигалица с затравленным взглядом и сиганула вглубь парка, ну туда, где стоит памятник то ли жертвам, то ли участникам какого-то восстания. Я хотел было догнать и расспросить, что стряслось, но потом решил не лезть не в свои дела.

В кузове ушатанного грузовика стоял ведущий и несмешно шутил в микрофон, хотя народу это, конечно, нравилось. Мне было всё так же скучно, и я встал рядом с грузовиком, от нефиг делать слушая его трёп и разглядывая участников, а особенно участниц представления. Ведущий периодически выдёргивал их на сцену из видавшего виды автобуса, который был одновременно и гримёркой, и подсобкой, и курилкой. Вскоре мы с ним уже ржали ни о чём, сидя на ступеньках этой железной рухляди, пока в кузове грузовика кривлялось очередное сельское дурование.

Хотя под конец пошли действительно интересные номера, а может быть, просто на фоне первых бездарностей любой мало-мальский талант сверкал, как бриллиант.

Но круче всего остального был номер, когда на сцене былинный богатырь громил фанерным мечом врагов страны, особенно у него выхватывал упырь с табличкой «ЦРУ» на впалой груди. Его грим мне показался каким-то особенно безупречным. Таким, что ты начинаешь верить в реальность героя, как ребёнок верит в Деда Мороза! И когда все артисты этой группы уже переоделись и растворились в толпе, чтобы восстановить силы пивчанским, а мой новый кореш конферансье выл бездомным котом в кузове, объявляя очередной номер, я заглянул в автобус. Я хотел попросить у вампира намазать мне немного грима. Мне он был нужен... Да чёрт его знает, зачем он мне был тогда нужен! Я рассчитывал, что увижу, как этот доходяга стирает с рожи личину упыря и становится человеком, но чёрт меня побери! Всё оказалось гораздо хуже. Чтобы стать человеком, он не смывал грим, а наоборот, наносил! Там, в кузове, он был с настоящим лицом! Нет, вы только представьте, в какую кровавую баню он один мог превратить всю эту ярмарку! Тут же и бабы, и детишки… Чёрт, это реально мерзкое ощущение, когда от тебя зависят чьи-то жизни, а ты не знаешь, что делать. Я без палева вышел из автобуса и начал искать, чем можно убить эту тварь. И, как назло, ничего путного на глаза не попадалось. Я сиганул к храму, чтобы стащить там хоть что-то серебряное и грохнуть этим кровососа, но стопорнулся, едва зайдя в парк. Осина! Мне нужен осиновый кол! Однако весь парк был хвойный. Я пробежал по нему вдоль забора, перепрыгивая через скамейки, как дурной кенгуру, но ни черта так и не нашёл.