Стивен Кинг - Жизнь после смерти

— А она обвила ногами и двух парней на очереди?

Нет. Хочется сказать Биллу, но ее хотя бы не подожгли, умник.

И все же.

Он мог делать первый удар на седьмой лунке или работать в мастерской или разговаривать с дочерью (он сама уже была студенткой колледжа) о ее дипломе, и размышлять, где сейчас может быть Анн-Мари. Что она делает. Что она помнит о той ночи.

Улыбка Харриса превращается в самодовольную ухмылку. Может, это и дерьмовая работа, но кое-что из нее ему доставляет удовольствие. — Вижу, вы не хотите отвечать на этот вопрос, поэтому пойдем дальше. Вы думаете обо всех тех вещах, которые вы измените во время следующего заезда космической карусели. В этот раз вы не станете хлопать дверью, зажав палец своего маленького брата, или не станете красть эти часы в торговом центре Парамуса.

— Это было в торговом центре Нью-Джерси.

Харрис хлопнул папкой, показывая Биллу, что ему насрать, и продолжил. — В следующий раз вы не позволите друзьям трахнуть свою подружку, лежащую в полубессознательном состоянии на диване в подвале, и — самое главное! — вы пойдете к врачу на прием, чтобы сделать колоноскопию, а не отложите ее, ведь вы уже решили — поправьте меня, если я ошибаюсь, — что лучше испытать унижение от засунутого в задницу зодна, чем умереть от рака.

Билл сказал: — Несколько раз я был близок к тому, чтобы рассказать Линн о той вечеринке в общаге. Но мне ни разу не хватило смелости.

— Но будь у вас шанс, вы бы это исправили.

— А вы бы открыли двери фабрики, будь у вас шанс?

— Конечно, открыл бы, но вторых шансов не бывает. Жаль вас разочаровывать. Но он не выглядит огорченным. Харрис выглядит усталым. Ему скучно. И на его лице подлое ликование. Он показывает налево. — Если воспользуетесь этой дверью — как вы всегда делали раньше — и все начнется сначала: вы выскользнете из утробы матери пятифунтовым малышом прямо доктору в руки. Вас завернут в конверт и отвезут домой — на ферму в Небраске. Когда ваш отец продаст ферму в 1963, вы переедете в Нью-Джерси. Во время игры в пятнашки с фонариком вы отрубите своему брату кончик мизинца. Вы будете учиться в той же старшей школе, выберете те же предметы и получите в точности такие же оценки. Вы поступите в колледж в Бостоне и совершите групповое изнасилование в той самой комнате отдыха в той самой общаге. Вы будете наблюдать, как те же два парня — ваши друзья — занимаются сексом с Анн-Мари Уинклер, и хотя вы подумаете остановить их, вы не сможете собраться с силами. Три года спустя вы познакомитесь с Линн ДеСальво, а через два года вы поженитесь. Ваша карьера будет развиваться точно так же, вы заведете тех же самых друзей, и будете так же сильно тревожиться по поводу того, чем занимаются у вас в фирме… и по-прежнему промолчите. Когда вам стукнет 50, тот же врач потребует, чтобы вы прошли колоноскопию, и вы пообещаете — как вы всегда делаете — уладить эту маленькую неприятность. Но не станете и в результате умрете от того же самого рака. Харрис бросает папку на загроможденный стол. — Потом вы как всегда придете сюда, и у нас состоится такой же диалог. Я бы посоветовал использовать другую дверь и покончить с этим всем, но, решать, конечно же, вам.

Билл прослушал эту проповедь с чувством нарастающей тревоги. — Я ничего не буду помнить? Совсем ничего?

— Не совсем, — сказал Харрис. — Вы, наверное, заметили фотографии в коридоре.

— Пикник работников компании.

— Каждый, кто приходит ко мне, видит фотографии, сделанные в год его или ее рождения, и замечает несколько знакомых лиц среди остальных — неизвестных ему. Когда вы будете снова проживать свою жизнь, г-н Андерс, — если примете такое решение — у вас будет чувство дежавю, когда вы впервые увидите этих людей, чувство, будто с вами все это уже было. Что на самом деле так и есть, конечно. Придет мимолетное ощущение, почти уверенность, что ваша жизнь, как и все существование, не так проста, как вы думали раньше. Но это чувство пройдет. А почему бы ему не пройти? Ведь это всего лишь иллюзия.

— Если все повторяется и ничего нельзя исправить, зачем мы вообще здесь?

Харрис стучит по трубе пневмопочты, свисающей над корзиной для белья, и та покачивается. «КЛИЕНТ ХОЧЕТ ЗНАТЬ, ПОЧЕМУ МЫ ЗДЕСЬ! ХОЧЕТ ЗНАТЬ, ЧТО ЭТО ВСЕ ТАКОЕ!»

Он ждет. Ничего не происходит. Он складывает руки на столе.

— Когда Работа хотела это узнать, г-н Андерс, Бог спросил, присутствовала ли она, когда он — Бог — сотворил Землю. Полагаю, вы даже не посчитаете это ответом. Поэтому давайте закроем тему. Что вы будете делать? Выбирайте дверь.

Билл думает о раке. О раковой боли. Снова пройти через все это…хотя, он же не будет помнить, что уже проходил через все это. При условии, что Харрис не врет.

— Вообще никаких воспоминаний? И никаких изменений? Разве вы можете быть уверены в этом?

— Могу, потому что мы всегда говорим об одном и том же, г-н Андерсон. Каждый раз и с каждым из вас.

— Я Эндрюс! Его вопль поразил их обоих. Уже тише, он сказал: — Если я попытаюсь, по-настоящему попытаюсь, уверен, я смогу зацепиться за что-то. Даже если это будет лишь случай с пальцем Майка. И этого изменения будет достаточно, чтобы … я не знаю…

Повести Анн-Мари в кино, а не на эту блядскую вечеринку, может это?

— Г-н Эндрюс, существует предание, что перед тем, как появиться на свет, каждая человеческая душа знает все секреты жизни, смерти и бытия. Затем, прямо перед рождением, ангел спускается, прикладывает палец к губам малыша и шепчет: Ш-ш-ш. Харрис трогает свой губной желобок. — В истории говориться, что это след, который ангел оставляет своим пальцем. У каждого он есть.

— Вы когда-нибудь видели ангела, г-н Харрис?

— Нет, но однажды я видел верблюда. В зоопарке в Бронксе. Выбирайте дверь.

Задумавшись, Билл вспоминает рассказ, который они проходили в средней школе — «Дама или тигр». Это решение далеко не такое тяжелое.

«Нужно держаться лишь одной вещи», — говорит он себе, когда открывает дверь, ведущую назад в жизнь. «Всего одной вещи».

Затем белый свет окутывает его со всех сторон.

Врач, который осенью не поддержит Республиканцев и проголосует за Эдлая Стивенсона (о чем его жена никогда не узнает) наклоняется вперед, как официант, протягивающий поднос, и поднимается, держа голого младенца за пятки. Он звонко шлепает малыша по попе и тот начинает визжать.

— У вас здоровый маленький мальчик, Мэри, — говорит он. — Поздравляю.

Мэри Эндрюс берет ребенка. Она целует его мокрые щечки и брови. Они назовут его Уильям, в честь прадедушки. Он сможет делать все, что угодно, и быть кем угодно. Опьяняющая мысль. Она держит в руках не просто новую жизнь, а целую вселенную возможностей. «Ничего не может быть прекраснее», — думает она.