разведка - ИВАН БОРОДУЛИН

— Довольно! В плену твой командир!

Расселись на траве. Майор долго молчал, думал, а потом неожиданно произнес:

— Молодцы, разведчики! Действуйте!

К первому поиску мы готовились старательно и стро­го. Проверяли все, начиная с оружия и кончая пуговица­ми (их просто дергали — прочно ли пришиты). Маскиро­вочные камуфляжные халаты дополнительно обшили травой, листьями и ветками. Прежде чем подвесить к по­ясам алюминиевые фляги, обернули их марлей — любое звяканье могло выдать.

Вечером сдали в штабе личные документы, ордена, медали и получили строгий наказ — в драку не ввязы­ваться и при малейшей опасности отходить.

Это была первая ответственная операция, которой я командовал, и, разумеется, мне очень хотелось оправ­дать доверие, показать, на что гожусь. Взвод шел еще по своим тылам, а я, пропуская ребят, то и дело инте­ресовался, все ли в порядке, нет ли жалоб. Все были спокойны и бодры.

До пограничников добрались без всяких приключе­ний. Молодой лейтенант, командир заставы, прочитав доставленный нами пакет, рассказал о местности, по ко­торой предстояло идти взводу, показал на карте, где чаще всего патрулировали вражеские группы, и даже проводил нас метров четыреста.

Болота, через которые мы пробирались, были на со­весть топкими. Очень скоро все до единого разведчики были мокры по самый пояс. Кое-где пришлось караб­каться на скалы, подставляя друг другу спины. За пять часов мы одолели километров двенадцать. Чтобы по­пасть в намеченный район, надо было пройти еще столько же. Рассчитав время, на склоне одной из сопок мы устроили привал, чтобы немного отдохнуть и поспать перед работой. Разводить костер я запретил. Курили только под плащ-палаткой — дым ■ от махорки пахнет на сотню метров. Легли, не снимая мокрых сапог, так как по неписаному кодексу разведки спать полагалось в полной боевой готовности, несмотря на самую усилен­ную охрану.

Четыре часа отдыха и еще четыре часа пути, пока на одной из сопок не обнаружили следы недавнего при­вала: консервные банки, окурки немецких сигарет, об­рывки бумаг. Решили, что тут, вероятно, и ходят враже­ские патрули. Заметная тропа огибала болотце и шла дальше, в тыл. Действовали мгновенно — ведь каждую минуту могли появиться враги. Группа прикрытия распо­ложилась у места привала. Группа захвата выдвинулась вперед метров на восемьсот и устроила две засады по обе стороны тропы: Николай Расохин замаскировал­ся с Дорофеевым, Ромахин и Гришкин легли со мной. Затаив дыхание, стали ждать.

Ждали долго. Двое суток. Но ни один гад так и не вышел на тропу.

Что оставалось делать? Держать далее засаду бес­смысленно— немцы могли вообще не появиться в этом районе. Уходить домой, не выполнив задания? Кроме репутации взвод потерял бы и веру в свои возможности, А это — хуже всего.

Принимаю решение: идти небольшими силами на глу­бокие тыловые коммуникации немцев. Взводу сидеть эдесь и ждать ровно трое суток, если не вернемся — следовать в расположение своих войск.

Рассуждал я таким образом: большая группа остав­ляет много следов и легко может быть обнаружена, тог­да как два-три человека пройдут незаметно даже под носом у врага.

Пошли втроем — Николай Расохин, Иван Ромахин и я. Командовать взводом остался Дмитрий Дорофеев.

Двигались мы налегке и довольно быстро, держа путь по компасу на северо-запад, пока не наткнулись на магистраль, ведущую к фронту. По ней то и дела проходили машины, накрытые брезентом, конные по-*' возки.

Устроившись метрах в пятистах от дороги, мы долго наблюдали за движением и пришли к выводу, что немцы здесь чувствуют себя вольготно и что взять «языка» бу­дет нетрудно. Вот только как вести его к своим?

Рисковать — так уж рисковать! Решаем брать не про­сто первого попавшегося немца-тыловика, а такого, что­бы он мог дать при допросе необходимые сведения о дислокации частей, о ресурсах.

Но где взять знающего немца, как его отличить? Брать офицера? Они едут в кабинах машин, крытых бре­зентом. А что если в кузове солдаты?

Решили, что возьмем «языка» с одинокой подводы.

План был такой: мы с Николаем, убедившись предва­рительно, что в обе стороны дороги нет людей и машин, выходим прямо на повозку, берем ездового, а лошадь пускаем по дороге. Рано или поздно подвода остановит­ся, и исчезнувшего фрица будут разыскивать там, где обнаружат лошадь. Мы же тем временем уйдем далеко*

PAGE41

Выдвинувшись к самой дороге, залегли. Ждали мно­го часов, не имея возможности закурить и перекусить Солнце успело зайти за высокую сопку и выглянуть сно­ва, а мы так и не увидели ни одной телеги. Проходили грузовики, промчались две легковые автомашины с офи­церами.

Мы уже начали терять надежду, как вдруг со сторо­ны фронта показался автомобиль типа пикап. На таких машинах немцы обычно возили почту.

В кузове никого не было. Пустынной оставалась и до­рога.

Киваю ребятам: «Брать!»

Когда мы все трое выпрыгнули перед машиной, шо­фер резко, и скорее всего инстинктивно, затормозил. Мгновенно, с одной стороны я, с другой — Николай, рванули дверцы, и оба немца вывалились (не вышли, а именно вывалились) из машины, не понимая, что слу­чилось. Еще секунда, и у обоих во рту сидели кляпы. Для этой цели мы использовали пакеты первой, помощи. Они были очень удобны при захвате «языков», так как свободно входили в разинутый рот, а извлечь их оттуда без посторонней помощи человек не мог.

Тащить двух пленных не входило в наши расчеты и было опасно. Я приказал ребятам вести почтаря и по­дождал, пока они отойдут метров на сто. Затем ударом ножа покончил с шофером, забросил его труп в кузов пикапа и сел за руль. Проехав километра два, свернул на боковое ответвление и поставил машину так, как если бы она ехала с фронта.

Через час я догнал ребят. Мы пошли старым путем в район, где оставался взвод.

Сначала перепуганный немец бежал резво, но затем, видимо, поняв, что русским будет нелегко выбраться к своим, а он нужен как «язык», поплелся словно кляча. Ваня Ромахин быстро разгадал эту тактику и стал подго­нять фрица легкими уколами кинжала в мягкое место.

Тот пошел быстро, но все время оглядывался и, как только к нему приближался Ромахин, машинально за­крывал зад ладонями.

Часов через восемь нас встретил наряд, высланный Дорофеевым, а еще через час мы обнимались со взво­дом.

Ребята так обрадовались, что готовы были обнимать и немца, а Петя Гришкин, прозванный за свой тонкий голос Дудочкой, просто плясал от счастья и приговари­вал, обращаясь к пленному:

— Ух ты, дорогой наш фрицик. Какой ты хорошень­кий, что попался.

Всю обратную дорогу Петр больше всех боялся, как бы чего не случилось с немцем.

Но тот вел себя тихо, смирно и заметно повеселел. Понял, что будет жив. На одном из привалов он даже попытался разжалобить нас, сказал, что его в Кельне ждет невеста, но теперь, мол, не дождется.

Я ему ответил, что у большинства парней, которые рядом, тоже есть невесты и неизвестно, дождутся ли они женихов. А для него теперь война кончилась, и он, если не будет дураком, вернется к невесте.

Мы удачно прошли через линию фронта и попали в расположение третьего батальона нашего полка. Я свя­зался со штабом по телефону и доложил, что задание выполнено.

— Поздравляем с успехом, — ответили мне. — Сле­дуйте в первый батальон.

После тяжелого пути и всех передряг ноги едва дер­жали, но мы все же зашагали в штаб.

PAGE43

Вечером следующего дня все мы, отдохнувшие, по­бритые, приодетые в той степени, в какой можно при­одеться на фронте, были приглашены к командиру пол­ка на традиционный ужин, который всегда устраивался для тех, кто успешно выполнил задание. Но если у мо­ряков центральным блюдом такого ужина был жареный поросенок, то у нас зажаривали самую большую треску, какая только находилась на продскладе. Готовили тре­ску отменно и ели с большим аппетитом. Попробовать кусочек ее мечтали многие штабисты, и приглашение разведчиков на ужин почиталось за честь.

Немец-почтарь оказался знающим обстановку на всем участке и дал очень ценные сведения. Потом он длительное время жил с нами, выполняя во взводе не­рачительные дела по хозяйству: бегал на полковую цухню за едой, заготовлял дрова, кипятил чай и вообще старался услужить. Мы уже стали забывать, что он враг, звали, этого Петера или Пауля — не помню—Павлом и никак не предполагали, что впоследствии будет жесто­ко наказана наша беспечность.