Разыскивается невиновный - Эдуард Михайлович Кондратов

Неожиданно Антону пришла в голову мысль, что Сапар не случайно не захотел спасать себя от гибели. Больше того, подчиняясь психике, и организм его не оказал сопротивления яду. Если так, то с сывороткой Антон опоздал: люди, перестав сопротивляться болезни, умирают неминуемо. Но сейчас, услышав, что Шамару не посадят в тюрьму, Сапар как будто воспрянул духом!..

Кое-как сложив медикаменты в аптечку, Жудягин уселся на кошму рядом с Сапаром. Скрипнула дверь: вошла Айна. Она успела умыться и все же сейчас казалась старше лет на десять. Антон жестом велел ей сесть у порога и, наклонившись к лицу Сапара, тихо спросил:

— Ты хочешь, чтобы Володю отпустили? Чтобы он и Айна жили счастливой семьей?

— Хочу, Антон Петрович, — печально сказал Сапар.

— Тогда ты должен сделать одно: рассказать мне, Айне и Бельченко... — Антон сделал знак девушке: сбегай за ним, быстро! И повторил: — Рассказать нам троим, как было на кыре. О чем тебя Володя просил и как ты его просьбу выполнял. А я буду записывать. Якши?

— Якши, — сказал Сапар и засмеялся.

В комнату вошли Бельченко и Айна. Они не проронили ни звука, сразу же присели рядышком на пороге.

...Когда шасси светло-желтого «АН‑2» с красным крестом на брюхе упруго коснулись такыра, протокол допроса Сапара Сапаркулиева был заполнен и подписан. Монтировка, а вернее, ломик, загнутый на тупом конце — им открывали ящики с продуктами, — была обнаружена именно там, где и указал Сапар: на крыше кухни.

Только в самолете, в воздухе, Антон вспомнил, что так и не откопал на метеоплощадке Юрин фонарик...

Спасти Сапара не удалось: он умер в шартаузской больнице в тот же вечер от остановки сердца. Потеряв сознание в санитарной машине по дороге из аэропорта, он так и не пришел в себя. Врачи «скорой помощи», для которых пациент, укушенный змеей, был отнюдь не в диковинку, удивлялись, что Сапар протянул долго: сердечный спазм, по их мнению, должен был убить его значительно раньше. Видимо, все-таки сказался иммунитет — даже вопреки нежеланию Сапара бороться за жизнь защитные силы организма сопротивлялись до последнего. Около восьми вечера дежурный врач-реаниматор вышел в коридор к Жудягину и сообщил, что ждать больше нечего...

Антон еще раз позвонил из ординаторской в прокуратуру — он это делал уже четырежды, — но Лариной по-прежнему не было на месте. Сдав халат гардеробщице, Антон вышел в больничный дворик и, обойдя главный корпус с торца, отыскал скамейку — малозаметную, укрытую ветвями молоденьких туй. По аллеям бродили отужинавшие больные, и Антону не хотелось, чтобы кто-либо мельтешил у него перед глазами. Домой его не тянуло.

Что ж, следствие завершено. Формально оно продолжается, и еще какое-то время Римма Николаевна будет заполнять необходимые бумаги, но в сущности в деле об убийстве начальника метеостанции Бабали уже поставлена точка. Искать убийцу больше не надо: им был Сапар Сапаркулиев. Был. Теперь нет и его. Он ушел от правосудия. Вот и дело прекратится тоже само собой.

...В вестибюле областной прокуратуры было прохладно и тихо. Рыжеусый вахтер, кивнув Жудягину, спросил:

— К товарищу Лариной?

— Как догадались? — на ходу спросил Антон.

— А никого больше нет. Только она. Рано еще.

Поднявшись на второй этаж, Жудягин без стука вошел в кабинет с табличкой «С. Джуманиязов». Римма Николаевна, склонив набок белокурую, тщательно причесанную голову, что-то быстро писала.

— Наконец-то! — искренне обрадовалась она. — Здравствуйте, Антон Петрович! Надеюсь, с новостями?

— Да, есть... Здравствуйте.

Он сел за узенький столик, приставленный под прямым углом к большому, министерскому, сверкающему полировкой. Шартаузский прокурор обставил кабинет с размахом — блестящие составные шкафы уходили под потолок, гнутые стулья были обиты гобеленом. Девичья фигурка Лариной плохо вписывалась в это казенное великолепие.

— У меня тоже есть интересное. — Она вынула из пачки какой-то протокол, заглянула в него и протянула Антону. — Хотите прочитать? А я пока допишу. Князев заговорил. И знаете, кажется, откровенно.

Хочет ли он знать, как «раскололся» Князев? Нет, сейчас эти бумажки не вызывали у Антона Жудягина ни малейшего интереса. Но он все-таки стал читать протокол допроса.

В принципе ничего нового Князев следствию не сообщил. Его ответы, хоть и были пространны до болтливости, содержали не слишком много информации, в них больше было слезливых эмоций. Неудачник, а вернее, лодырь, которого вышибли за прогулы из двух вузов. Мелкий и опять-таки неудачливый шантажист, которого точно раскусил Михальников. Прожектер, помышлявший сделать крупный бизнес в Каракумах: сначала на змеином яде, собранном в серпентариях, а затем на сталактитах из оникса в заповедных пещерах. Вот для чего ему нужен был напарник. Оказывается, до появления в Бабали он уже около месяца путешествовал по республике: побывал на Сарыкамыше у рыбаков, заколачивающих, по слухам, жуткие деньги. Попробовал пристроиться к бригаде шабашников, строивших кошары в западных песках. Попытал счастья в змеепитомнике. Всюду была работа — хорошо оплачиваемая, но до отвращения тяжелая, и это не устраивало Князева. Приезд в Бабали был последним шансом Бориса разбогатеть без усилий. Узнав от отца о Михальникове, которого они оба увидели в телефильме, Борис вначале и не помышлял о вымогательстве. Только потом, так и не найдя легких заработков, он отважился на шантаж. Когда же провалилась и эта попытка, Князев решил вернуться в Сызрань и вернулся бы, если б не увидел на вокзале брата Айны. Мысль сорвать с него куш мелькнула сразу, а когда Шамара ударил Князева, захотелось еще и отомстить. Все остальное произошло точно так, как рассказывал брат Айны: подговорив его похитить девушку со станции, Князев увидел на месте убитого Михальникова и, испугавшись, что подозрение падет на него, состряпал ловкое алиби, которое, увы, было опровергнуто следствием. Почему не признался раньше? Был убежден, что ему не поверят: все улики говорили против него. Только в камере он осознал, как сильно может повредить ему запирательство. Ведь он-то не совершил никакого преступления — пусть все выяснится наконец, пусть кончится эта мука... Он готов признать, что вел себя в Бабали неправильно, недостойно, но...

Дочитывать Антон не стал — ему стало скучно. Он отложил протокол, даже не заглянув в последние две страницы,