Рождение сверхновой (СИ) - "Генрих"

На этот раз мужчины переглядываются озадаченно.

— Слабое, — признаётся президент.

— Не страшно. Я поясню. Когда рождается ребёнок, он половину генов берёт от отца, половину — от матери. Если ребёнок в семье один, то половина генов родителей теряется. Если двое, то теряется примерно четверть. Раньше, при большом количестве детей и высокой детской смертности, это было не страшно. Дефектные гены вымывались, слабые дети, их получившие, умирали чаще. Закон Дарвина работал, пока не сказала своё слово современная медицина. Дефектные гены стали накапливаться на фоне постоянного сужения генофонда. Ведь среднее количество детей уменьшилось до двух. Значит, каждое последующее поколение теряет четверть генофонда родительского поколения. Понимаете?

Мои собеседники задумываются и улыбаться перестают.

— Всё, как всегда, — продолжаю я, — Решив проблему детской смертности, мы получили другую проблему. И почему-то никто не берётся её решать.

— И как её решить? — как и положено по статусу, разговор берёт в свои руки президент.

— Решение должны найти учёные. Генетики в нашем случае. Первая задача: отсекание дефектных генов. Вторая задача: исключение потерь генофонда. По первой проблеме какие-то наработки учёные уже сделали, не буду углубляться в подробности. По второй у меня есть идея, но последнее слово за учёными. Идея в том, чтобы женщина рожала сразу двойню, мальчика и девочку. Одна половина отцовских и материнских генов формирует одного ребёнка, вторая не выбрасывается, а формирует второго. Конечно, могут быть медицинские противопоказания. Найдутся женщины, которые не смогут родить сразу двоих, но, полагаю, большинство сможет. Остальным придётся рожать второй раз.

— Предвижу огромные сложности не научного плана, — негромко комментирует Сергей Михайлович.

— Проблема комплексная, — соглашаюсь я, — Но вам будет легче. Как решить её в моей стране, я примерно представляю. Вам останется только учесть наш опыт.

— И как вы будете действовать в своей стране? — любопытствует президент.

— Вынуждена признать, что первый наш шаг для вас не подойдёт. Наберитесь терпения, я позже поясню. Сразу скажу, что реальные шаги начнутся через год-два. Мне надо аккумулировать и привлечь капиталы, ввести в курс дела моё правительство. А дальше мы построим в Корее свой генетический центр, привлечём ваших специалистов, закажем у вас оборудование, пошлём к вам своих студентов на обучение. Недостающую технику купим по заявке ваших специалистов где угодно.

— Подробнее, госпожа Агдан, — заинтересовывается президент, — сколько вы будет платить нашим учёным?

— Докторам наук — от десяти тысяч долларов в месяц, — пожимаю плечами, — Для начала. А там посмотрим. Кандидатам поменьше, скажем, от восьми. Простым научным сотрудникам с опытом — от трёх до пяти.

— А сколько наши доктора в стране получают? — требовательно смотрит президент.

— Много меньше, — шеф АП жмёт плечами, и отходит к дверям. Кому-то там переадресовывает вопрос, через полминуты получает ответ.

— Порядка пятидесяти тысяч рублей в среднем.

— Не густо.

— Замечательно, — я комментирую последней и не без лукавства.

— Пользуетесь моментом? — улыбается президент.

— Да, — а чего скрывать?

— А какой первый шаг для нас не подойдёт? — вспоминает мою оговорку Сергей Михайлович.

— Я планирую развернуть бизнес с массовым… условно массовым, экстрапоральным оплодотворением, — дальше я говорю нечто, что приводит моих собеседников в ступор, а потом к неудержимому хохоту. Ну, и хорошо! У нас вся встреча проходит на позитиве.

— А вы не разоритесь? — отсмеявшись, спрашивает президент.

— А вам какая разница? Это мои коммерческие риски, — чуть подумав, добавляю позитива, хорошего много не бывает, — Не хватит денег, турне организую. Да хоть к вам в Москву! Только сразу предупреждаю: билеты будут дорогие и реклама с вас.

— Я всё жду, когда истощится ваш мешок с подарками, и вы предъявите счёт, от которого у нас глаза на лоб полезут, — улыбается президент.

— Подводные камни сами обнаружатся, специально их ставить не собираюсь, — ответно улыбаюсь, — Как-то встречалось мнение, что по-настоящему двигают науку только три процента учёных. Я готова платить только тем, кто входит в эти три процента. И кто им реально помогает. Но таких они сами наберут. Вот вам и проблема! Степень доктора и количество научных работ — не гарантия высокого научного потенциала. Я со своей стороны постараюсь отфильтровать балласт, но основная работа — на вас.

Президент кивает, я продолжаю:

— Подарки тоже не все упомянула. Все пациенты будут долго наблюдаться, будет набираться огромная статистика. Учёные получат в своё распоряжение богатейшие данные.

— Ваши или наши? — Сергей Михайлович находит необходимым уточнить.

— И ваши и наши. Я ж говорю о плюсах для вашей стороны. Фундаментальные генетические исследования будут оплачиваться с моей стороны. По мере возможности, конечно. Полагаю, пара сотен миллионов долларов на это найдётся.

— Мы можем поучаствовать в этом, — поправляет президент, — Больше скажу: обязательно поучаствуем. Чтобы у вашего правительства даже формального повода не было нам отказать.

— Они не смогут, — я вообще планирую минимально возможное участие корейского правительства. Ни к чему мне эта огромная и неповоротливая бюрократическая махина с часто непонятной логикой действий.

— Это будет мой центр и мой бизнес, — поясняю я, — Ладно, признаюсь. У меня формируется сильное лобби в правительстве.

— Вы со своим президентом, как её…

— Госпожа Пак ГынХе, — подсказываю я.

— Вот-вот, вы с ней говорили? Или только собираетесь?

— Не говорила и не собираюсь, — я невозмутима, — А зачем? Её скоро переизберут, если останется, тогда и можно поговорить. Нет, если она меня вызовет и поинтересуется, то почему нет? А сама я к ней лезть не буду.

— Так нельзя, — строго говорит Сергей Михайлович, — Госпожа президент должна быть в курсе наших дел.

— Хорошо, — покладисто соглашаюсь, — она будет в курсе.

В дальнейшем разговор стал дрейфовать в сторону светских бесед. Затронули тему моих языкознаний, ещё чуть-чуть и о погоде заговорили бы.

— Приятно было с вами беседовать, — президент закинул ногу на ногу и покачивал чёрным полуботинком, — Мы сделаем всё, о чём вы просите…

— Чтобы наши планы не утонули в сиюминутных проблемах, предлагаю обмениваться информацией о проделанной работе каждые три месяца, — предлагаю я, — На первом этапе с вас выбор структур, желательно единственной, с которой я буду работать. И организация целевой группы для корейских студентов с целью профильного обучения. Полагаю, биофак МГУ подойдёт.

— Что с вашей стороны?

— Аккумуляция средств, которые пойдут на проект. Сразу предупреждаю, в этом году больше нескольких миллионов долларов выделить не смогу, но на обучение студентов, думаю, хватит.

— Хотите прислать студентов уже в этом году? — удивляется Сергей Михайлович.

— А чего тянуть?

— Вообще, я буду вас извещать обо всём, что сделаю по проекту.

Кремль, уютная и одновременно роскошная комната

26 июня, время — 14:55.

— Как она там про прибалтов сказала, Сергей Михайлович? — президент не может сдержать весёлой улыбки.

— Дословно? Прибалты в пассионарном и психологическом смысле плесень, но их уникальную генетику человечество должно сохранить, — улыбаясь, процитировал глава АП, — А в её красивых глазках я ещё кое-что прочёл.

— Что?

— С паршивой овцы хоть шерсти клок…

Мужчины переглядываются и неудержимо хохочут.

— Наш человек, — утирая выступившую слезу, говорит президент, — Я до такого уровня мародёрства никогда бы не додумался.

Конец книги