Lilian kls - Красное и чёрное

Северус, смущённо опустив ресницы, приобнял свою жену за талию и осторожно коснулся её губ. Словно пригубил обжигающий напиток. Аромат её кожи опьянял, но он не мог позволить себе насладиться этим. Но в этот момент он понял, что отдал бы многое, чтобы ещё раз почувствовать вкус её губ.

Поцелуй был быстрым и лёгким, я только успела почувствовать мягкость его губ, но его рука, которая легла на мою талию предавала мне уверенности и я почувствовала, что этот человек не даст меня в обиду, как и не обидит меня сам.

Гарри захлопал в ладоши, увидев, как целуются его папа и мама. Оба мародёра подхватили веселье, разлив по бокалам шампанское.

Северус Снейп сидел за своим письменным столом и делал записи в своём личном журнале. Он никогда бы не признался, что ведёт дневник. Да и никогда это не было дневником. В этой тетради он всегда записывал что — то важное, решал поставленные задачи, записывал новые рецепты зелий, вычислял возможность открытия новых заклинаний. Сегодня он окончательно поменял свой статус. Северус Снейп теперь не только Мастер Зелий, тёмный маг, профессор школы Хогвартс, бывший Пожиратель Смерти (теперь он был уверен, что бывший), член Ордена Феникса, но и отец и муж. И пусть он всего лишь приёмный отец и фиктивный муж, во всяком случае, таковым считает его жена. Об этом можно подумать и ближе к вечеру. А сейчас что — то удивительно радостное переполняло его. Что бы то ни было, но она согласилась стать его женой. Что — то же позволило ей согласиться? На мгновение можно позволить себе помечтать, что тут виной не только благополучие нашего сына. «Нашего сына» — как это необычно звучит. Необычно, но приятно.

Вдруг раздался осторожный стук в дверь. В несколько стремительных шагов Северус преодолел расстояние до двери. Распахнув её, он увидел на пороге свою жену.

— Что — то с Гарри?

— Нет, с Гарри всё в порядке, — она смущённо потупилась. — Я хотела спросить, у тебя в комнате душ нормально работает?

Северус несколько раз удивлённо моргнул.

— Что — то случилось с твоим душем?

— Да. Вода то холодная, как лёд, то просто кипяток. Я так и не смогла его настроить.

— С моим всё в порядке. Ты просила домового эльфа всё исправить?

— Да, только Римми отказывается его чинить. Она сказала, что он неисправен, и я могу воспользоваться душем в другой комнате. Мне не хотелось тревожить Гарри и, когда я увидела, что ты не спишь…

— Да, конечно, — Северус смутился. — Вот дверь в душ, — небрежным жестом он указал на незаметную дверь, — а мне необходимо кое с кем поговорить, — закончил он и, обойдя Любовь, вышел в коридор.

Зайдя в ванную, я включила воду и остановилась. Посмотрев в зеркало, я мысленно спросила себя: «Что я тут делаю? Ведь ясно, что всё это происки Эйлин. Но ведь мне самой хотелось этого, разве не так?»

Я набрала в ладони холодной воды и плеснула себе в лицо.

— Проснись, глупышка…

— Мама, что всё это значит?

— Северус, я хочу, чтобы ты был счастлив.

— Неужели ты не сохранила все свои воспоминания? Как ты говорила? В браке главное расчёт. Любовь губительна для нашего рода.

— Забудь эти глупости, сынок. Я же вижу, как ты смотришь на неё. Я знаю, что каждую ночь она думает о тебе. Вы любите друг друга.

— Ты говоришь об этом с такой уверенностью…

— Я уверена в этом так же, как и в том, что сегодня день вашей свадьбы.

— Но я не замечал с её стороны взаимности. Она никогда не говорила даже, что я нравлюсь ей.

— Но ведь и ты не говорил ей ничего подобного.

Северус вернулся в свою комнату. Любовь всё ещё была в душе. Мужчила сел за свой письменный стол и перечитал ту чушь, которую записал в своей тетради. Потом без сожаления вырвал страницу и, достав палочку, произнёс над бумагой «Эванеско». Когда с последними искрами исчезли все прошлые мысли, дверь в душ отворилась, и она в светлом халате из какого — то плотного струящегося материала появилась в проёме. Встряхнув чуть влажными волосами, она, наклонив голову, посмотрела на мужа.

— Спасибо, Северус. Я пойду к себе…

«Она спрашивает или утверждает?»

Северус смутился. Он отвёл взгляд и, поёжившись от сквозняка, запахнул воротник халата. Отвернувшись, он нерешительно отошёл к окну.

Ну что ж, я попыталась. Понимая его молчание и нерешительный кивок, как «да», я взялась за ручку двери.

— Любовь?

Я обернулась. Он хочет мне что — то сказать?

— Да?

Я посмотрела ему в лицо. Он, кажется, пытался что — то придумать.

— Подожди, — сказал он и отвёл глаза.

Я смутилась и опустила взгляд.

«Неужели?»

— Ты ничего не забыла?

«Ах, вот оно что».

Я обернулась к двери в душ.

— Выключить свет, — он кивнул. — Я не знала, что тебе будет так трудно сказать одно короткое слово, — сказала я немного раздраженно и, отвернувшись, взялась за ручку двери.

— Какое? — прошептал он где — то рядом с моим ухом.

Он аппарировал?

— Нокс, — ответила я и, обернувшись, встретилась взглядом с теперь единственным источником света в комнате, с его глазами.

От его близости стало как — то слишком жарко. Мы почти касались друг друга, казалось, что каждый участок моего тела от его отделяет слой воздуха не более миллиметра. Я сглотнула и снова заглянула ему в глаза.

— Люмос, — произнес он, и я увидела, что он оказался не менее смущённым, чем я.

«Да что же это такое?»

Переборов смущение, и пока он не убежал от меня, я обвила руками его шею и прижалась щекой к его груди.

— Любовь?

— Да? — она обернулась и уставилась на него с каким — то ожиданием.

Северус на секунду отвёл глаза, чтобы справиться с эмоциями и заметил свет, пробивающийся из — за не до конца закрытой двери в ванную.

— Ты ничего не забыла? — просто вырвалось. «Дурацкий характер».

Она посмотрела на дверь, потом разочарованно на него.

— Выключить свет, — Северус просто кивнул. — Я не знала, что тебе будет так трудно сказать одно короткое слово, — сказала она раздраженно и, отвернувшись, взялась за ручку двери.

«Только не сейчас. Не уходи! Трудно! Действительно очень трудно. Поймёт ли она?»

— Какое? — Северус не заметил, как оказался рядом с женой, должно быть, так хотел быть рядом, что непроизвольно аппарировал. Хорошо ещё, что понизил свой голос до шёпота, иначе она бы точно ушла.

— Нокс, — она обернулась, и стало нестерпимо жарко от её близости, от аромата её волос закружилась голова. Свет в комнате погас, и только её глаза горели прямо перед ним. Северус оперся руками о дверь по обе стороны от её плеч только для того, чтобы перевести дух после неожиданной аппарации и справиться с эмоциями. Но придвинувшись ещё ближе к ней, он почувствовал, как она судорожно вдохнула воздух. Именно почувствовал. И, отстранившись, произнес: «Люмос».

Он хотел ещё многое сказать. Сказать, что сожалеет, и не хотел её пугать. Сказать, что уже поздно и ей пора отправляться в спальню. Ещё какую — нибудь незначащую чепуху, способную даже расстроить нормальный брак, но…

Он заметил какую — то нежность во взгляде, свойственную ей, но так редко обращённую к нему.

«Позволит ли она?» — думал он, смыкая руки в объятья.

И (о, чудо!) она обвила руками его шею и прижалась щекой к его груди.

Тогда Северус облегчённо вздохнул и уже спокойно обнял свою жену.

— Я думал, что ты никогда не позволишь мне вот так наслаждаться твоим теплом, — Северус нарушил тишину через несколько минут.

— Я так рада, что ты, наконец, решился подпустить меня к себе.

— Я, кажется, люблю тебя.

— Когда кажется, креститься надо, — сказала она по — русски и улыбнулась.

— Прости, что ты сказала?

Одна его рука покоилась у неё на талии, в то время как другой рукой он гладил её чуть влажные после душа локоны.

— Я тоже тебя люблю, кажется, — сказала она и смущённо зарделась.

Услышав эти слова, Северус подхватил жену на руки и отнёс на постель.

— Нокс, — прошептал он и склонился над своей женой, чьи глаза сияли ласковым огнём. Её щёки покрылись румянцем и стали горячими, он почувствовал это, осыпая поцелуями её лицо. Наконец, он добрался до её губ и приник к ним.

Я почувствовала бесконечное счастье, когда услышала, что мой муж меня любит. К чёрту фиктивный брак! Не зря я пересекла всю Европу и Ла — Манш! Я, наконец — то, нашла своего единственного. И он, кажется, счастлив, что мы вместе. В эти мгновения мне казалось, что ни один мужчина на свете не смог бы такими нежными и почти целомудренными поцелуями разжечь внутри меня такую страсть. Ни один мужчина не вызвал бы во мне такое желание. Желание касаться его, чувствовать его вкус, слышать его дыхание, голос и, наконец, отбросить всю скромность и отдаться этому единственному мужчине в моей жизни.