Бастет - Мы, аристократы - 3

Я передал Эйвери для идентификации контейнеры с флюгером и концентратором, предупредив, что артефакты можно считать условно-опасными, что они упакованы в Эгиду и что чем меньше народа знает о них, тем лучше. И, разумеется, чтобы без моего согласия с ними больше ничего не делали. Сухонький маг понимающе покивал и уже на следующий день отбыл с контейнерами в Европу. Школа Лорда…

Изучение диадемы Равенкло я отложил до тех пор, пока не прочитаю о ней в полном атласе редких артефактов. Я имел в виду атлас Ноттов, но в библиотеке Малфоев нашёлся такой же экземпляр. Рисунок в нём был выполнен тщательно, но больше никаких точных сведений о диадеме там не было. Говорилось расплывчато, что она, вероятно, стимулирует умственную деятельность и, возможно, позволяет видеть невидимое. Было очевидно, что эти предположения высосаны из пальца составителями альбома.

Пока мы были у Малфоев, в гости к опекуну заглянул Джонс. Он улучил минутку поболтать с нами о школьных делах, поспрашивал нас о преподавателях, о последних событиях, а под конец разговора поинтересовался, не собираемся ли мы к нему на дачу этим летом. Я ответил за всех, что мы еще не решили, но если и соберёмся, то ненадолго. За зиму я пересмотрел свои намерения насчёт магловского мира и больше не считал первоочередной задачей умение влиться в него, а с бытом маглов наша компания достаточно познакомилась в прошлый раз.

Как я заметил, Джонса чрезвычайно интересовали любые сведения о Сириусе Блэке. Он тщательно это скрывал, но по едва уловимому усилению напряжения в голосе и позе можно было догадаться, что эта тема важна для него. Я сообщил, что Блэк всё еще около Хогвартса, что на самом деле охотится он не за мной и что Дамблдор объявил об его анимагической форме. На вопрос Джонса, что же там нужно Блэку, я только пожал плечами. Сам я считал, что Сириус охотится за уизлевской крысой Коростой, высвечивавшейся на картах Хогвартса как Питер Петтигрю, но мне не хотелось проявлять излишнюю осведомленность только ради удовлетворения чьего-то любопытства.

В этот приезд мы почти не занимались боевой магией. Пару раз мы выходили на полигон, чтобы освежить навыки, и этого было достаточно. Не вели мы и светскую жизнь, потому что её сезон уже прошёл, но и не бездельничали. Все мы были наследниками своих родов, и Малфой-старший нашел нас достаточно подросшими, чтобы обучать ведению рода.

Основы мы знали и прежде, их полагалось знать каждому родовому магу, но главе рода этих знаний было недостаточно. Родовая экономика, ведение хозяйства особняка, консервация и расконсервация временно используемых жилищ, маглооталкивающие чары, установка и поддержание защиты от магического вторжения, а также многое другое, о чём мы прежде слышали только мельком, требовало от наследников углублённого изучения. Сюда входило также наследование родовой магии и способы её поддержания и усиления.

Не все маглорожденные были грязнокровками, но выяснялось это годы спустя, когда от одних маглокровок рождались сильные маги, тогда как другие ослабляли родовую кровь, производя на свет преимущественно полусквибов или сквибов. Вторых было гораздо больше, поэтому с точки зрения чистоты крови было безопаснее считать всех их грязнокровками. Надёжного способа определить, кто есть кто, не существовало, даже астрология могла прогнозировать только личные способности мага. Поэтому идея службы Контроля Крови, над которой работал Том Риддл с друзьями, и была встречена у чистокровных с таким энтузиазмом.

До недавнего времени в магически сильных родах использовался отлаженный тысячелетиями механизм вливания свежей крови. В них имелись книги-артефакты, где появлялись сведения о рождении и местонахождении несовершеннолетних маглорожденных волшебников, а также магов-сирот, проживающих у маглов. Такая книга регулярно просматривалась главой рода, для новорожденных составлялся астропрогноз, и если младенец выглядел перспективным, его похищали и вводили в род. Но после принятия закона о секретности одним из первых постановлений Министерства был запрет на похищение детей у маглов. Вместо этого всех их по достижении одиннадцатилетия стали забирать в Хогвартс, который Основатели снабдили такой же книгой.

Министерство, возникшее на рубеже семнадцатого и восемнадцатого веков, было новообразованием на теле магической Британии. Поначалу оно было вспомогательным органом при Палате Лордов, но с середины девятнадцатого века, когда магловскую Палату лордов стали ограничивать в правах, похожие политические процессы пошли и у магов. Министерство набрало силу, а деятельность Палаты Лордов постепенно сама собой заглохла. Как объяснил нам Малфой, это случилось, потому что среди высокородных магов давно не появлялось яркой политической фигуры, заинтересованной в улучшении органов власти. Свод министерских законов с самого начала полноценным законодательством не являлся - это был список постановлений и указаний в дополнение к родовым кодексам, клятвам и ритуалам, предназначенный для регулирования отношений безродных магов и расширявшийся по принципу затыкания дыр. В настоящее время Министерство было нашим исполнительным органом власти, Визенгамот - судебным, а законодательным органом оставалась Палата Лордов, в последний раз собиравшаяся более ста лет назад.

Мне стало понятно, откуда у нас такие бредовые законы. Для остальных это, похоже, и прежде само собой разумелось. У меня возник естественный вопрос, почему лорд Малфой ничего не предпринимает для восстановления деятельности Палаты Лордов, и тот нехотя объяснил, что род Малфоев недостаточно могуществен и влиятелен для этого, особенно после некоего ошибочного политического шага. Затем он перечислил нам роды, сто лет назад входившие в Палату Лордов. Поттеры и Блэки там были, Малфоев не было.

Уроки Малфоя-старшего заставили каждого из нас призадуматься о прошлом, настоящем и особенно о будущем магической Британии. Мы собирались жить долго и счастливо, а наше настоящее ставило под сомнение наше будущее. И разговоры у нас пошли другие, даже у Драко, всё еще цеплявшегося за возможность оставаться безответственным ребёнком.

Мы взрослели.

Конец апреля выдался на редкость пасмурным. Вялый дождичек принимался моросить по несколько раз на дню, словно обессилевший подневольный работник, доделывающий дневную норму из страха перед наказанием. Окрестности Хогвартса были затянуты туманом, в котором, если терпеливо глядеть в окно, иногда мелькали расплывчатые тени дементоров. Прогулки в Хогсмид были всё еще запрещены - впрочем, никто туда и не рвался, в такую-то погоду.

Репетиция Азкабана, как уныло шутил кое-кто из старшекурсников.

Я несколько раз навещал Тайную комнату Слизерина. Хотелось разобраться с диадемой, да и у Шшесса пора было снова сцеживать яд. На мой вопрос о диадеме василиск ответил, что ничего о ней не слышал. Если Салазар что-то и знал об артефакте Ровены, он не обсуждал это в присутствии своего фамильяра.

Я пытался исследовать диадему известными мне анализирующими заклинаниями, но потерпел неудачу. Здесь требовались знания не моего уровня. Заручившись страховкой Шшесса, я примерил артефакт на голову. По ощущениям что-то изменилось, но я не смог точно определить, что именно. Разве что освещение сумрачного зала стало казаться ярче и объёмнее.

Видимо, следовало поинтересоваться методами изучения подобных артефактов. Отдать диадему на исследование я не мог, поскольку она была моим хоркруксом, но можно было спросить о методах у Эйвери-старшего или даже навестить Академию, чтобы проконсультироваться у специалистов и посидеть там в библиотеке. Я снова отложил диадему до лучших времён.

В мае погода прояснилась, туман сошёл. Невилл вспомнил, что я обещал помочь ему избавиться от Тревора, и написал мне со школьной совой. Мы тайно встретились и договорились провести ритуал освобождения фамильяра в ближайшую субботу. Ритуал требовалось проводить на открытом воздухе, а вокруг школы сновала сотня дементоров, не говоря уже о том, что нас могли заметить из окон, поэтому единственным подходящим местом для ритуала был Запретный лес.

Лонгботтом поначалу ужаснулся. Пришлось напомнить, что туда не только не ходит никто, кроме Хагрида, но и не залетают дементоры. Я назначил ему встречу в субботу после завтрака у выхода к огородам, и Невилл наконец явился туда с Тревором под мышкой. Парень опоздал почти на час, но он предупреждал, что ему будет нелегко поймать свою жабу и ещё труднее отвязаться от Грейнджер. Мы укрылись под плащом-невидимкой и направились в юго-восточную часть лесного массива, где было достаточно прогалин.

В поисках подходящего места мы зашли в лес глубже, чем я ожидал. Но полянка оказалась очень удобной - сухая, светлая, достаточно просторная, чтобы расчертить на ней ритуальную пентаграмму, обросшая по краю буйным кустарником, мешавшим разглядеть, что здесь происходит. Я повязал плащ-невидимку себе на талию, чтобы не забыть его здесь, и стал готовить ритуал, а Невилл стоял в обнимку со своей жабой и осматривался вокруг. Пятна от болячек у парня сошли, но пока он оставался худощавым, и это шло ему.