Летний сад - Нина Владимировна Семенникова

Летят раскаленные пушечные ядра, в огне и дыму поля сражений, а к царскому „парадизу" на Неве со всех концов страны и из-за границы тянутся обозы: из подмосковных дворцовых сел груженные березами и яблонями, разными душистыми травами; из Киева и Воронежа - липами и ильмами, из Соликамска - кедрами и пихтами. Из Гамбурга везут каштановые деревья, из Любека - кусты душистой сирени, из Голландии - луковицы тюльпанов и цветочные семена. Из года в год все богаче становится зеленый наряд сада, все больше появляется в нем беседок, водяных потех, „фигур" свинцовых и мраморных. В начале 1710 года сад уже вызывает восхищение иностранных путешественников: „Вплоть у этой речки (Фонтанки), - пишет один из них, - царская резиденция, т. е. небольшой домик в саду, голландского фасада, пестро раскрашенный, с золочеными оконными рамами и свинцовыми орнаментами. Возле - небольшой птичник, в котором щебечут разного рода пташки. Далее - изрядная беседка из плетня и близ нее большой дом для придворной прислуги… Сзади, в саду же, другой большой дом с фонтанным снарядом, приводимым в движение посредством большого колеса, а подле - небольшой зверинец… Наконец, следует круглая оранжерея с разными небольшими при ней строениями… В середине сада большой, выложенный плитой, водоем, и в центре его грот, из которого бьет фонтан. В оранжерее выставлено несколько померанцевых, лимонных и лавровых деревьев, также гвоздичных кустов".

Кто и когда построил пестро раскрашенный домик, о котором вспоминает путешественник, сказать трудно. Вернее всего, он остался здесь от усадьбы Конау. Но то, что к осени 1710 года его уже разобрали и куда-то перенесли, известно доподлинно: в походном журнале Петра I под датой 18 августа 1710 года есть такая запись: „В Петербурге, на Летнем дворе… почали бить сваи под каменное здание". По всем же данным сваи начали бить как раз на том месте, где стоял деревянный домик.

Каменный дом Петра в саду строил уроженец Швейцарии Доменико Трезини, тот самый архитектор, что, приехав в Петербург в год его основания, возвел Петропавловский собор, здание Двенадцати коллегий на Васильевском острове и другие, к сожалению, в большинстве своем уже исчезнувшие постройки. По приказу Петра Трезини сочинил и „образцовые" или, как бы мы теперь сказали - „типовые" проекты домов для петербургских жителей разных сословий: для „подлых", для „зажиточных" и „именитых". На образцовый дом для именитых похож и Летний дворец. Сохранивший почти без изменений свой внешний облик, он напоминает о простоте и строгости большинства ранних петербургских построек - „на голландский манир", с четырехскатной высокой крышей и рустованными углами.

Но каменный дом на Летнем дворе все же был домом царским: при всей кажущейся скромности, в нем есть изысканность, праздничность, легкость. Будто вырастающий из воды (тогда еще берег не был подсыпан, и он стоял у самой Невы, а от Фонтанки к ступеням главного входа вел небольшой канал - „гаванец" для подхода ботиков, шлюпок и буеров), окрашенный в теплый, светло-желтый цвет, приветливо смотрящий во все стороны своими многочисленными мелко-застекленными окнами, с узким фризом из дубовых веток и сказочными картинками - рельефами, он в своей простоте наряден и изящен. Даже водостоки по углам его крыши не обыкновенные, а в виде маленьких крылатых дракончиков. Возвышающийся над дворцом флюгер - фигурка древнего покровителя русского воинства Георгия Победоносца на коне и с копьем в руках, - золотом горящий на фоне синего летнего неба, вносит ноту торжественного ликования, словно отзвук тех побед России в борьбе за море, что в образах древних античных мифов прославляют рельефы на стенах Петрова дома.

Над входом во дворец, среди мортир, пушек, вражеских знамен и других трофеев, восседает древнеримская богиня войны и мудрости, покровительница наук и законов Минерва. Два Амура поддерживают над богиней, олицетворяющей военную мощь и триумф России, царскую корону. Этот самый большой и пышный рельеф сильно отличается от остальных, помещенных над окнами первого этажа вокруг всего здания. Там, в двадцати восьми прямоугольных рамах, перекликаясь с неспешными волнами Невы и тихой рябью Фонтанки, катятся могучие водяные валы и колышется мелкая морская зыбь. В родной стихии скользят и кружатся нимфы моря - нереиды, мчатся, трубя в раковины, тритоны, скачут резвые морские кони - гиппокампы с чешуйчатами рыбьими хвостами. Здесь же, среди волн или на берегах моря свершают свои подвиги древние боги и герои, напоминая тем, кто любуется рельефами, о доблести россиян.

В колеснице, запряженной гиппокампами, несется по волнам Нептун со своей супругой Амфитритой. Крепкий встречный ветер развевает ее легкий шарф; устремленные вперед кони преодолевают сопротивление ветра. В руках Нептуна символ его власти - трезубец, от удара которого рассыпаются скалы и поднимаются бури. Но отныне его гнев не коснется России: повелитель морей признал ее могущество.

Прославленный многочисленными подвигами древнегреческий герой Персей, оседлав крылатого коня, спешит на помощь прекрасной Андромеде. Прикованная к скале, она обречена на съедение отвратительному морскому чудовищу, уже приближающемуся к ней с широко раскрытой пастью-клювом. Но Персей не опоздает и освободит красавицу, как, разгромив шведов, освободил Петр плененную Ижорскую землю.

На третьем рельефе Латона, жена бога Зевса, превращает ликийских крестьян в противных, скользких лягушек, за то, что они не дали ей утолить жажду. Разве не подобно ликийцам поступали шведы и их союзники, не давая России приблизиться к морским просторам, и не столь же сурово они были наказаны за свою дерзость?

Даже в таких, на первый взгляд бессюжетных рельефах, сделанных, казалось бы, всего лишь для украшения, как „Мальчик на дельфине" и „Спящий мальчик на дельфине", на самом деле, возможно, заложен глубокий смысл. Древние хорошо знали о тех чертах „характера" дельфинов, которые совсем недавно заново открыли ученые XX века; им было известно о дружелюбии этих симпатичных, умных животных, об их стремлении помогать в беде не только друг другу, но и людям, о том, как легко привязываются они, особенно к детям. Для древних дельфины были символом тихого моря и верной дружбы. Не появились ли и на стенах Летнего дворца изображения дельфинов с детьми, как олицетворение мечты о спокойном, мирном Балтийском море? Эти рельефы особенно хорошо выполнены. Если большинство других дробны, мелки по рисунку, а иногда и суховаты, то здесь все широко, мягко, плавно: пухлые детские тельца, мерное, ритмичное