Николай Гацунаев - Экспресс «Надежда»

— Вы спятили, Иштван?!

— Не исключено. А может, наоборот, — прозрел.

— А Джордано? — не сдавался венгр. — Вы его спросили?

Итальянец пожелал узнать, что такое шашлык и олибах, и, когда ему объяснили, пришел в восторг.

— Ну вот, видите! — резюмировал Казбек и заторопил официанта. «Знал бы ты, куда тебя занесло!» — с неожиданной болью подумал Иван.

— Интересно получается, — продолжал Казбек. — Под лавину угодил, а цел-целехонек. Открываю глаза — комната. Море за окном. Дельфины резвятся. Чуть с ума не сошел. Входит тот самый гражданин.

«Есть хочешь?» — спрашивает. «Хочу». — «Пойдем». Ну и привел сюда.

«Руперт», — подумал Зарудный.

Засиделись допоздна. Управились с шашлыком. Съели пирог. И «Цинандали» уже перестало веселить. А они все продолжали сидеть за столом, то мирно беседуя, то молча слушая музыку.

Казбек полез в карман штормовки за папиросами и выронил на ковер продолговатый глянцевый цилиндр.

— Что это у тебя? — заинтересовался Иван.

— Детонит. — Казбек торцом поставил цилиндр на скатерть. — Сюда детонатор вставляется, бикфордов шнур. Запалить и… — он огляделся, — вся эта контора вдребезги.

Идея родилась мгновенно. Сумасшедшая. Дикая. Иван скрипнул зубами и ринулся в спасительную чащу чапарраля на поиски загорающих ковбоев. Потом встал и откланялся. Ковбои ковбоями, а над идеей стоило поразмыслить.

В коридоре матово светились плафоны. Приглушенно погромыхивало под ногами. Иван машинально огляделся — ни души. Если верить Руперту, здесь за ним никто не следит. Значит, можно спокойно все обдумать, не отвлекаясь ни на какую тарабарщину.

Эскапада в кабинете комманданте, конечно же, мальчишество чистейшей воды. Брякнул сгоряча первое, что пришло в голову. Интересно, как они там у себя восприняли эту угрозу? Обхохотались небось. Хотя сгюмором у них, судя по всему, не того. Скорее наоборот: кинулись искать, где у него взрывчатка. Не нашли, естественно. И успокоились: не взорвет. И слава богу. Теперь остается заполучить у Казбека детонит, выбрать удобный момент и рвануть как следует. А когда начнется переполох, удрать с экспресса.

Иван представил мечущегося в панике комманданте, злорадно усмехнулся и шагнул к своей двери. Приступ леденящего озноба обрушился внезапно, как удар молнии. С ужасающей ясностью он вдруг вспомнил поблескивающий столбик на скатерти, себя самого, пристально разглядывающего детонит, и голос Казбека: «…запалить и вся эта контора вдребезги».

Они все видели — сознание обожгло холодом. Все слышали! И не такие они кретины, чтобы не понять, что к чему!

Иван стиснул зубы и толкнул дверь.

— Ну? — Руперт стоял спиной к нему, глядя в иллюминатор. За стеклом в непроглядной тьме враждебно и холодно поблескивали звезды. — Довольны?

— Я идиот, — обреченно признался Иван. Руперт покосился через плечо, промолчал. — И что теперь будет?

Руперт полол плечами.

— Что предпримут церберы?

— Церберы?

— Комманданте, Мефодий, вся эта братия.

— При чем тут церберы?

— Ни при чем, согласен, — нетерпеливо бросил Иван. — Но они все видели…

— Не перестаю вам удивляться, — буднично сообщил Руперт. — Зачем вам вообще бежать с «Надежды»?

— Ну, знаете ли! — задохнулся Иван. — Я вам уже Г оворил.

— Повторите, если не трудно.

— Не трудно! — Ивана трясло. — Не хочу быть подопытной крысой!

— И все?

— У меня там друзья!

— Друг, — уточнил Руперт.

— Ну, друг. Может быть, я еще смогу ему помочь.

— Вот! — Руперт подошел вплотную, уставился Ивану в лицо скучающими глазами. — Это я понять могу.

Четко и ясно. Вы выполняли программу, я вам помешал. Стремление вернуться и довести программу до конца — естественно и закономерно.

Иван вытаращился на собеседника. В голове не было ни единой мысли.

— А то — «куда попал?», «зачем держат?», «подопытная крыса!»… Теологические дебаты с отцом Мефодием. Языковые экзеесисы с Миклошем. Ущемленное самолюбие. Амбиции. Угрозы. Пирушка в ресторане… — Руперт вздохнул и опять отвернулся к иллюминатору. — Непостижимые вы существа, люди. Хаотическое нагромождение парадоксов и алогизмов. Кому понадобилось закладывать в вас столько взаимоисключающих программ? Зачем вам пятнадцать миллиардов мозговых клеток, если задействована только десятая их часть? — Он покачал головой и неумело забарабанил пальцами по стеклу. — Океан информации пришлось пропустить через себя, чтобы хоть в общих чертах понять логику вашего поведения. Логику! — Руперт опять вздохнул. — Полнейший алогизм!..

Иван сочувственно покивал.

— Не согласны?

— Отчего же? Согласен. Кто-то из великих сказал: познать человека — значит познать Вселенную. Декарт, кажется.

— Мудрецов вам не занимать. — Руперт снова забарабанил пальцами, на этот раз по столику. — Каждый свое гнет. И каждый по-своему прав, заметьте. А в результате что? Басню про лебедя, рака и щуку помните?

— Конечно. Можно подумать, у вас все рационально.

— Разумеется. У каждого своя программа. От и до. И никаких эмоций.

— По-вашему, это лучше?

— Не знаю. — Руперт задумался. — До недазннх пор был уверен, что лучше.

— А теперь? — быстро спросил Иван.

— Теперь нет. — Он взял со столика книгу, не глядя, перевернул несколько страниц. Опустил на колени. — Я довольно долго жил среди людей. Так было нужно. И я стал одним из вас. Снимал квартиру, ездил на работу, посещал театры, кино, ходил на стадион. Только друзьями не обзавелся. Не смог. Раздражало меня все, понимаете? Злило, вызывало протест. Едва выдержал. Думал, с ума сойду. А вернулся на экспресс и вдруг понял, не могу быть прежним. И никогда не смогу. Что-то переменялось во мне. По-другому на вещи смотреть стал. Прежде Программа была для меня всем. Целью и смыслом жизни. А тут… Теперь понимаете, почему я решил вам помочь?

Зарудный молчал. Ему было жаль Руперта. Хотелось верить каждому его слову. Он сознавал, что верить нельзя, и все равно верил. Достал папиросу, закурил, ломая спички.

Руперт скользнул по нему взглядом и, запрокинув голову, уставился в потолок.

— Дилемма: верить — не верить?

— Да.

— Не ломайте себе голову, вам этого все равно не понять. И не надо амбиций. Вы человек, я — биоробот. С вашей колокольни — механизм, машина, железка. Так?

— Не совсем.

— Совсем не так. — Руперт вздохнул. — Весь персонал «Надежды» составляют биороботы разного целевого назначения. А чем они отличаются от иных пассажиров экспресса?

— Согласен. — Иван затянулся и стряхнул пепел. — Они — ничем.

— Понимаю, — кивнул Руперт. — Хотите сказать, я отличаюсь.

— Да.

— Тут особый случай. Они рассчитаны для работы в экспрессе и только. Они — его часть.

— А вы нет?

— А я нет. Я автономен, Могу работать в экспрессе и вне экспресса. Могу вообще обойтись без него. Думаете, более тонкая наладка и все? Нет. Принципиально иной подход. Комманданте, отец Мефодий и все остальные постоянно подключены к электронному мозгу «Надежды». Я же могу рассчитывать только на себя. Говоря языком ваших кибернетиков, — автономная, самопрограммирующаяся, постоянно совершенствующаяся система. Если проще, то меня наделили способностью до всего доходить своим умом и постоянно себя перестраивать.

«Понятия не имею, что все это такое, но он и в самом деле изменился», — подумал Иван.

— Рад, что вы это заметили. — Руперт принял наконец нормальное положение и повернулся к Ивану лицом. — Так что, во-первых, у меня больше возможностей. А во-вторых, время в экспрессе «Надежда» — понятие условное. И вы это уже уразумели. Иначе зачем рваться обратно в свою реальность?

— Значит, это возможно?

— По земным понятиям — нет. Что прошло, то уже история. А историю вспять не воротишь. Другое дело экспресс «Надежда». Здесь все возможно. Дайте-ка и мне папиросу.

— Курите? — удивился Иван.

— Балуюсь. По старой памяти. — Он как заправский курильщик помял папиросу, прикурил от зажженной Иваном спички. — Ну так вот, дорогой мой. Экспресс никуда не движется. Мы стоим на месте и просто-напросто прокручиваем вашу историю. Как видеокассету. В любом направлении. А то, что вы наблюдаете там, — Руперт качнул головой в сторону окна, — вообще ничего общего с реальностью не имеет.

Он затянулся и пустил к потолку гирлянду колечек.

— Возможно, что вам и удастся удрать. Человек вы изобретательный и упорства вам не занимать. Но… — Руперт сделал паузу, наблюдая за расплывающимися колечками. — Ничего путного из этого не получится. Экспресс неподвижен. Но история-то движется. Вот и занесет вас куда-нибудь в мезозой, к тираннозаврам. Или в тридцатый век.

— В тридцатый не надо, — сказал Иван. — И у тираннозавров делать нечего. Мне в тысяча девятьсот сорок четвертый год надо, довоевать хочу. Не пойму, что вы за человек, Руперт.