Владимир Беляев - Я обвиняю!

В 1936 году Степан Тудор был одним из организаторов состоявшегося во Львове антифашистского конгресса деятелей культуры.

Украинским националистам было хорошо известно об участии Степана Тудора в подготовке конгресса, так обеспокоившего их берлинских хозяев. Бандиты из ОУН знали также, что Степан Тудор по поручению коммунистической партии произнёс на этом конгрессе речь об угнетении украинской культуры при буржуазно-польском господстве. Они знали, что с 19 сентября 1939 года, ещё до провозглашения на западноукраинских землях Советской власти, Степан Тудор был председателем революционного комитета, а затем — членом временного управления Золочева и, наконец, депутатом Украинского Народного собрания, принявшего постановление о воссоединении Западной Украины с Советским Союзом.

Планы экспансии на Восток, в частности планы нападения на Советский Союз, выношенные нацистскими главарями, активно поддерживали руководители греко-католической униатской церкви. В «Календаре миссионера» на 1942 год, изданном в Жовкве, под Львовом, на обложке изображена богоматерь с младенцем. А кончается календарь статьёй «Важнейшие события», в последних строках которой читаем: «Дня 30 июня немецкая армия вошла в княжий город Львов. Мы были свободны и от всего сердца восклицали: «Да здравствует немецкая армия! Да здравствует Гитлер!»»

Даже если бы мы не знали ничего больше из декларации святых отцов, то и этих строк было бы достаточно для того, чтобы навеки заклеймить униатскую церковь, верой и правдой служившую гитлеровскому фашизму.

Степан Тудор отчётливо и ясно представлял себе, что такое греко-католическая церковь, руководимая Ватиканом, и каковы её политические цели на западноукраинских землях. Зная многие тайны этой церкви, зная стяжательский, хищнический быт её священнослужителей из ордена василиан[1], Степан Тудор считал своей прямой обязанностью гражданина и писателя рассказать правду народу о том, что он знал.

Ещё в 1928 году в сборнике «3 литературного життя на Радянській Україні», изданном во Львове, Степан Тудор-Олексюк опубликовал свой рассказ «Куна» — рассказ, действие которого, как следует из подзаголовка, «происходит на путях революции». Спасаясь от мести революционного крестьянства, батюшка Тихон прячется на колокольне. Другой же его коллега — «известный на весь уезд богатей отец Христич» поднял своё сытое, кулацкое село Скиданивкана коммуну. «Землемеров со степи прогнали, волостного председателя комитета незаможных крестьян на месте затолкли, с водой пустили. Разъезжает о. Христич на белом коне, золотой крест на груди, настоящий крестоносец. Зазвонили колокола в церквах, загудело громкое слово скидановецкого батюшки, призывая против коммуны».

Но этот ранний, забытый сейчас рассказ Степана Тудора был только первой разведкой на подступах к большой теме, которую писатель разрабатывал в своём романе «День отца Сойки». Он затратил много труда, перечитал множество книг и архивных документов, стараясь подойти к решению главной задачи во всеоружии. Работа Степана Тудора не ускользнула от внимания украинских националистов, свивших себе гнездо во Львове.

Когда, выражаясь словами отцов василиан, «дня 30 июня немецкая армия вошла в княжий город Львов», помогать ей стала организованная украинскими националистами полиция. На счету у националистических бандитов, навербованных в состав этой полиции, тысячи истреблённых и выданных немцам мирных жителей Львова. Один из первых патрулей полицейских по заданию своего командования получил наряд разыскать и арестовать Степана Тудора. Полицейские, ворвавшиеся в его квартиру, не знали, что Тудор погиб от немецкой бомбы в первый же день войны. Но приказ начальства они выполняли ревностно и доставили все архивы покойного писателя в комиссариат полиции.

Шеф полиции, которому были сданы архивы, прочитав рукопись романа «День отца Сойки», понял, какую опасность этот роман представляет для руководителей униатской церкви. В полиции часть романа уничтожена вовсе.

После освобождения Львова Советской Армией рукопись в таком виде и была извлечена из архива полиции. Потребовалась большая, очень кропотливая работа литераторов Петра Козланюка и Михаила Марченко, чтобы подготовить её к печати. Действие романа часто прерывается, строки точек и сноски поясняют: «Потеряно приблизительно пять страниц машинописного текста». Но эти отдельные пропуски в романе Тудора не в состоянии нарушить архитектонику повествования и не могут ослабить силу авторского замысла.

Герой романа греко-католический священник Михаил Сойка начинает свой день, как только начинает светать. День этот — один из первых дней декабря 1931 года — Степан Тудор предлагает раскрыть, «словно окно, из которого читатель увидит современную действительность, часть бурного потока, освещённого скупым декабрьским солнцем».

Сперва действительность, окружающая отца Сойку, кажется очень далёкой от сравнения её с бурным потоком. Низенькие потолки, анфилада комнат, заставленных мебелью в стиле барокко, бой старинных часов, тихое перешептыванье прислуги — всё это создаёт в представлении читателя старосветскую обстановку мещанской скуки и прозябания. Читатель, пожалуй, уже готов обвинить автора в малозначительности темы его романа. Но вот, совершив обряд утреннего купания в приспособленной для закалки организма ванной комнате, сухопарый, весь похожий «на хищника в прыжке» отец Сойка едет причащать умирающего сельского богатея Гайдучка.

Казалось бы, недалёк и весьма прозаичен путь настоятеля прихода Новой Климовки к своему прихожанину. Разве только картина просыпающегося, занесённого снегом села и краткие характеристики его обитателей могли бы отвлечь внимание. Но, обрывая сюжетную нить повествования, Степан Тудор вводит читателя в биографию героя. Он рассказывает о мотивах, которые побудили Михаила Сойку принять сан священнослужителя. Мы видим его молодым богословом на площадях и в библиотеках старого Рима. Вместе с молодым Сойкой читатель перелистывает историю папства от его возникновения до тридцатых годов XX века. Летопись мрачных времён инквизиции, поддерживавшей незыблемость папского престола, органически входит в сюжетную ткань романа.

Теоретические искания молодого Сойки в учебных заведениях Ватикана, практические занятия по философии католицизма не приводят его, однако, в лагерь ослеплённых религиозных фанатиков. Практический, кулацкий ум Михаила Сойки повсюду ищет ответа на один вопрос: «А что на этом можно заработать?» И под фресками знаменитой Сикстинской капеллы в Ватикане Сойка думает об одном — о пшенице, о мельнице, о каменоломнях… Вовсе не случайно «неудержимый захватчик, начало и конец всех завоевателей, могучий Саваоф», взлетающий к сводам Сикстинской капеллы, неотвязно соединялся в представлении Сойки с образом его деда контрабандиста Петра, о котором ходили легенды, что он, схватив подстреленного пограничниками быка, взвалил его себе на плечи и принёс домой.

Подготовляя в Риме теоретическую богословскую работу о взаимоотношении между верой и знанием, молодой Сойка старался найти в своих исследованиях прежде всего утилитарный, практический смысл, который помог бы ему в личном обогащении. Кажется, что многочисленные противоречия, которые находит Сойка в старинных манускриптах, при чтении теологических работ его современников вот-вот бросят его в лагерь воинствующих атеистов, — настолько очевидно превосходство современной материалистической мысли над закостенелостью религиозных представлений. Но Сойка чувствует, что «на этом можно хорошо заработать», и все его сомнения прячутся глубоко в хитрой, расчётливой его голове. Буквально «пресыщаясь богом», ради соображений религиозной карьеры он подавляет в самом себе всякие колебания и завоёвывает большой авторитет у своего покровителя, иезуита-итальянца монсеньёра Д’Эсте.

Степан Тудор очень тонко показывает весь внутренний процесс перерождения отца Сойки: «Сколько раз возвращался потом воспоминаниями в эти времена и никогда не смог осознать, когда в нём начался этот невидимый процесс, когда внутренняя его опустошённость, окостенелые чувства обиды и отвращения начали оплывать холодными как лёд каплями умозрительных выводов и калькуляций, переплавляться в холодный, добытый церковью опыт веков, который должен был служить сойкам…»

И молодой богослов Сойка уже в начале своей жизненной карьеры, в кельях Ватикана, с удовольствием повторяет один из староиндийских законов Ману: «Господь сотворил разные классы людей из разных частей своего тела: браминов — из головы, чтобы знали его тайны и открывали их несознательным в случае опасности; воинов — из крови своего сердца, чтобы были горячи, как она, и не знали страха смерти; а нечистых париев — из задних частей своего тела, чтобы были нечисты, как они, чтобы жили лишённые гордости… Так хочет господь, чтобы нижние слои покорялись высшим и чтобы никогда не возникала в их головах противная мысль. И чтобы это было неизменно, как неизменно приходит после зимы весна, а после лета — осень…»