Инго Мебиус - Убийца танков. Кавалер Рыцарского Креста рассказывает

На Рождество 1947 года состоялась наша помолвка. Для меня начался новый жизненный этап, я стал коммерсантом. Моя теща Эльза Гарбен сочла решение отправиться на курсы коммерсантов верным. И я дважды в неделю сидел на занятиях в коммерческом училище — 25-летний, прошедший войну мужик рядом с 15–16-летними студентами. Но не один — Карл Мессершмид из Мюндера и Вилли Боргес из Айнбекхаузена тоже были моими товарищами по несчастью. Уже год спустя нам позволили сдать итоговый экзамен, недельная практика в техникуме розничной торговли в Зике завершила курс. Сложнее оказался экзамен при промышленно-торговой палате в Ганновере по специальности «торговец топливными материалами». По подготовке к данной специальности учебных материалов не было, и я попытался получить в этой отрасли соответствующую документацию для подготовки. В конце концов и этот риф был обойден, и я сдал экзамен перед комиссией совета в составе 6 человек.

Однако первым делом надо было думать о фирме Ольги и ее матери. Старший брат пропал без вести на Восточном фронте в последние дни войны, а Рихард, младший брат Ольги, на тот момент имел всего-то 11 лет от роду.

До войны в Бад-Мюндере было 4000 жителей, теперь же вследствие наплыва беженцев из Силезии население достигло 8000 человек. В здании на Оберторштрассе, в котором размещалась фирма, каждый квадратный метр был занят. На первом этаже размещался магазин, комнаты тещи и Рихарда, кроме того, прачечная. На втором этаже, рядом со складским помещением фирмы, наша с Ольгой спальня. Далее, в этом же доме проживала семья Зигманов (2 человека), их дом в Ганновере был разрушен во время бомбежки, и тетя Ленхен, сестра моего тестя. Следует еще прибавить семью Рюттлеров с троими детьми. На третьем этаже в мансарде тоже жили две семьи — Поль (двое детей) и Пауль Бунке со своей невестой. В итоге в доме проживало 17 человек.

В общем, пропитание обеспечивалось за счет лавки товаров повседневного спроса. В магазинчике были две небольших витрины, неотапливаемый торговый зал и печурка для древесного угля, которая в холодное время давала хоть чуточку тепла. Никаких холодильников или морозильников, скоропортящиеся продукты приходилось заносить по вечерам в подвал. Над прилавком приладили решетку, на которой висели пакеты, большие и поменьше, в которые потом помещали взвешенный товар перед тем, как его забирал покупатель.

Вечера уходили на наклеивание полученных за предыдущий день продуктовых карточек на большие газетные листы. Это были карточки на 125 или 250 граммов, разделенные по категории продуктов. В общем, на подобных нормах отпуска съестного особо не разгуляешься.

К дому на Георгштрассе относился и садовый участок площадью 1650 квадратных метров. Две трети территории весной приходилось вскапывать вручную лопатами, а четверть была занята под фруктовые деревья. Выращивали мы клубнику, картошку и овощи. Для моих нужд отвели лоскуток земли, чтобы я мог посеять на нем табак.

31 августа 1947 года состоялась наша свадьба. Мы сделали все возможное, учитывая сложности с продуктами питания, чтобы все наши 40 человек гостей остались довольны. Из купленного у друзей и знакомых брюквенного самогона, по-моему, его было литров восемь, мы приготовили яичный ликер, добавили в него для вкуса ваниль, кофе и фруктовые соки. Выращенный на огороде табак высушили, аккуратно порезали и набили им 1000 сигарет. Даже на вечеринке накануне свадьбы было уже весело. Предложить собравшимся мы могли очень немного, но были довольны и тем, что имели. Самое важное — родственные и дружеские узы. Пережитые невзгоды сплотили нас. Теща, например, приготовила нам сюрприз — договорилась со столяром, который изготовил для нашей спальни кое-какую мебель.

На вечеринке перед свадьбой в полночь мы с Ольгой по старому обычаю собрали весь мусор, все черепки, погрузили их на тележку и через весь город свезли на свалку. Мой отец сопровождал нас с бутылкой шнапса. И каждого, кто нам встречался по пути, полагалось угостить глоточком водки. Но, боже мой, едва мы вернулись домой, как у порога снова лежали черепки. Но на сей раз мы только подмели и убрали их, отвозить уже не стали.

В воскресенье, на следующий после свадьбы день, был намечен матч по гандболу. Участвовали двое из приглашенных на свадьбу и я. Ольга проводила нас, и в награду ей мы этот матч выиграли.

После денежной реформы 20 июня 1948 года коммерческий мир мгновенно изменился. Вдруг в магазинах появилось все, чего раньше и на черном рынке было не достать. Пришлось выделить в магазине отдел игрушек и товаров для дома, а в пустовавшей комнате разместить посудный отдел. Кроме того, мы переоборудовали витрину — она стала намного больше. Приобрели и современный кассовый аппарат, усовершенствовали бухгалтерию, введя у себя копиручет. Это было колоссальным достижением по тем временам, ибо ни о каких калькуляторах, не говоря уже о компьютерах, никто и помышлять не мог. Не было и телевидения, что позволяло больше времени уделять семье и занятию спортом. В сентябре 1948 года родилась наша дочь Ингрид, наш первый ребенок.

И в Остерберге, где жили бабушка и дедушка моей жены, точнее говоря, в семье Георга Кроне, брата тещи, тоже случилось пополнение. В феврале 1951 года родилась вторая дочь Уте, что означало еще большую тесноту и шум в нашей общей спальне, но нас это не волновало — радость от этого события затмила все бытовые неурядицы.

Приближалось время истечения аренды. Бабушка Эльза приобрела у наших поставщиков 2,9-тонный грузовичок, который на зиму ставили в сарай. Однажды я забыл слить на ночь воду из радиатора, вода замерзла, и льдом разорвало систему охлаждения. Новый дизельный двигатель стоил 5000 марок, а таких денег у меня не было. Пришлось одалживать деньги у родственников, которые впоследствии пришлось отрабатывать. Так я перевозил топливо для фирмы «Отто Хакер» в Шпринге, транспортировал крестьянский скот на бойню в Ганновер, песок для строительной фирмы «Нимейер». Поездки эти длились дни напролет, с утра и до вечера.

Вторым поворотным пунктом была отмена карточек. Теперь перевозок стало больше, соответственно, работы тоже. Приходилось перекидывать по 22 тонны брикетов. И это вручную. Лопаточкой. Люди спрашивали меня, сколько я еще так выдержу. Потом все же пришлось нанять двоих грузчиков. Между тем, мой отец в Хильдесхейме ушел на пенсию, поменялся квартирами с моим двоюродным братом Германом Шнуром (других возможностей расширения жилплощади тогда не существовало) и жил у нас в Мюндере. Ему тоже пришлось несладко. Из-за клеветы он был втянут в процесс денацификации, правда, исход решился в его пользу, таким образом, он смог сохранить право на пенсию. Он стал работать в агентстве сбыта на складе и, кроме этого, отпускал мелким оптовикам партии товаров. Невзирая ни на что эти не всегда удачные коммерческие эксперименты все же не подвигли меня вступить во вновь формируемый бундесвер. Я желал оставаться человеком независимым, строить жизнь по-своему.

А в 1953 году появилась на свет наша третья дочь Эльке. Пришлось подумать о расширении жилплощади, иного выхода не было. Теперь у нас были спальня, гостиная и детская. Цинковое корыто в прачечной заменили на большую эмалированную ванну, оборудовали смывной туалет. И в бизнесе тоже дело сдвинулось с мертвой точки — два конвейерных погрузчика и устройство для поднятия мешков существенно облегчали работу.

Я предпринял еще один визит в Дюссельдорф к моему старому другу Артуру Хауту. На сей раз я отправился с женой и дочерью Утой. В Дюссельдорфе дела обстояли уже по-другому. Артур Хаут вновь сидел в окружении шедевров искусства в большом, прекрасно отремонтированном помещении. Он превратился в дряхлого старика, но был страшно рад встрече. Это был последний визит к Хауту. 7 октября 1960 года Артур Хаут скончался. Я был на похоронах, но остальные на меня и внимания не обратили. Собственно, я и не знал никого из его родственников.

В Бад-Мюндере, кроме нашей, было еще три фирмы, занимавшихся торговлей топливом. Один из владельцев фирм Рудольф Петер, бывший майор вермахта, кроме торговли углем, занимался и оптовой торговлей овощами. У нас сложились хорошие деловые отношения и в случае необходимости всегда помогали друг другу людьми. Когда Фриц Дирсен умер от инфаркта, я взял в аренду помещения его фирмы. Они располагались на той же улице в сотне метров от моего угольного склада.