Элвис Пресли: Реванш Юга - Даншен Себастьян

Потому-то обилие литературы об Элвисе в большей степени мешает делу, чем помогает. За редким исключением — например книг Джерри Хопкинса и Питера Гуральника, — легенда запутала все следы, большинство авторов поддались соблазну выдумать Пресли заново, руководствуясь своими желаниями, или вылепить его образ согласно ожиданиям его поклонников.

Соблазн создать из его жизни житие просто поражает, потому что карьера Пресли и его огромное влияние на целое поколение, выросшие из скромного происхождения, полукрово-смесительной связи с матерью, простодушия его побуждений, малоизвестной агрессивности его импресарио, его упорных духовных исканий и саморазрушительной потребности придать смысл своей жизни, могут произвести впечатление на кого угодно. Однако приходится признать, что реальность долгое время пугала Америку, решившую любой ценой уверовать в собственную мечту. Это тем более прискорбно, что правда, иногда неудобная, но всегда проникновенная, представляет совершенно в ином свете блестящего артиста, изнывающего от тревоги. Только объективный взгляд, лишенный предвзятости, проникающий сквозь наносные подробности, которыми замусорены самые полные исследования, способен дать ключ к тому, чтобы соизмерить влияние, оказанное Элвисом на его эпоху, и наоборот.

Эта книга — история невероятной звезды, сына Великой депрессии, вышедшего из касты неприкасаемых с американского Юга, которую элита, ревностно оберегающая свои привилегии, предоставила милосердию Бога-тирана из Ветхого Завета. Это история артиста, обратившего свой слух к волшебству и красоте грубого музыкального искусства Дальнего Юга, обработанного индустрией грамзаписи, которая рисковала из-за собственной смелости. Это история сына, искалеченного любовью своей матери, изолированного своим статусом секс-символа. История наивного певца, которым манипулировал нечистоплотный делец, одержимый манией успеха. История покорной жертвы общества потребления, витриной которого являлась, жертвы, вынужденной вести в безнадежном одиночестве повседневную жизнь всеядной Америки пепси-колы, витаминизированных гамбургеров, амфетаминов и барбитуратов, пока их передозировка не вызвала смерть.

Я хотел показать смешную нелепость этой взрывной судьбы, патетическое величие романического героя, раздавленного собственным имиджем, но главное — портрет эпохи, когда Америка создавала свой новый образ.

В «Молчании ягнят» (роман Томаса Харриса, экранизированный Джонатаном Деммом) извращенец доктор Лектер пытается вывести из себя героиню триллера, молодую женщину-агента ФБР, высмеивая ее принадлежность к «белому отребью». Антагонизм между плебейским происхождением девушки и патрицианским воспитанием убийцы выведен неспроста: тем больше заслуга Кларисы Старлинг, одерживающей победу в конце, в соответствии с легендой о том, что Америка — страна великих возможностей, в том числе и для детей «белого отребья» с Юга, повинных в бедности на родине доллара. Если успех члена этой богом забытой касты, добытый неимоверными усилиями, и сегодня считается пределом мечтаний, можно себе представить, какой символический смысл обрело в середине пятидесятых явление Элвиса Пресли — архетипа белого бедняка, родившегося в самый пик Великой депрессии в захолустном городке штата Миссисипи.

Еще в XVIII веке летописцы жизни на Юге подчеркивали разительный контраст между роскошью богатых плантаторов и массовой нищетой «белой бедноты». Постепенно бедняки втянулись в борьбу, которая привела к расколу Соединенных Штатов; в то время как аболиционисты приписывали нищету низших слоев общества южан гибельной системе рабства, местная буржуазия возлагала на белую бедноту вину за отрицательное впечатление, производимое Дальним Югом. После отмены рабства положение практически не улучшилось: промышленный Север обвинял «белое отребье» в том, что оно тормозит прогресс демократии и поддерживает расовую вражду, доверяя демагогам и популистам всякого толка.

Хиллбилли (hillbilly) — «деревенщина с холмов» — в представлении американцев наделен всеми возможными пороками: это отсталый, безграмотный, ленивый, чахоточный сифилитик, склонный к кровосмешению и суевериям. Эта карикатура нужна была для сохранения господства южной олигархии, стремящейся разжигать соперничество между неграми и «белым отребьем», и только после прихода в литературу Уильяма Фолкнера и Джеймса Эйджи плебс с Юга вернул себе некоторое достоинство.

Детство Пресли прошло в мире, во многом похожем на мир алабамских испольщиков, описанный Джеймсом Эйджи в документальной книге «Теперь восхвалим славных мужей», с той лишь разницей, что он вырос в штате Миссисипи, в поселковой среде, куда понемногу проникало мелкое промышленное производство. Тьюпело, городок в шесть тысяч душ на северо-востоке штата, в полусотне километров от границ Теннесси и Алабамы, нашел свое место в истории задолго до рождения Элвиса. Когда Эрнандо де Сото, бывший спутник Писарро по Перу и колонизатор Флориды, шел через эти края зимой 1540/41 года, стремясь к водам Миссисипи, он наткнулся там на крупное поселение индейцев чикасо. Индейцы вышли победителями из жестокого столкновения с конкистадорами и продолжали мирно жить на этой земле вплоть до прибытия европейских поселенцев в первой половине XIX века.

Плодородные земли на стыке Аппалачей и равнин Среднего Запада, орошаемые обильными дождями и многочисленными реками, манили к себе первопроходцев, которые стали выращивать здесь кукурузу, хлеб, табак и хлопок. Болота, довольно многочисленные в этих местах, стали прибежищем смолистого дерева, которое чикасо называли «тьюпело». Это название быстро пристало к поселку.

Официально статус города Тьюпело получил только в 1870 году. После Гражданской войны его жители взялись за работу засучив рукава, чтобы забыть о поражении конфедератов от янки, обративших город в руины в июле 1864 года. В период реконструкции Юга Тьюпело даже стал центром графства Ли, названного в честь военачальника сепаратистов, — это многое говорит о верности местного населения делу южан.

На этом испытания, обрушившиеся на город, не закончились. Удобное расположение на перекрестке железных дорог Мобайл — Огайо и Сент-Луис — Сан-Франциско способствовало взлету производства хлопка, пока нашествие в 1916 году долгоносика, уничтожившего большую часть урожая, не поставило под удар местную экономику. Понемногу стали развиваться другие направления экономической деятельности, чтобы снизить риск, связанный с монокультурой. Животноводство и лесное хозяйство быстро пошли в гору, подъем полукустарного текстильного производства потребовал возникновения рабочей прослойки, в основном женской, в чисто крестьянском поселке со своим скотным рынком и хлопковой биржей.

В тот момент, когда Тьюпело, казалось бы, приобрел устойчивое положение на новом Юге, очередной кризис ударил по населению, и так уже ослабленному порочной системой испольщины, из-за которой почти все чернокожие фермеры и добрая половина белых пребывали в положении, близком к рабству. Как обычно бывает в небольших поселениях традиционного Юга, каждая община жила в четко определенном квартале, так что о социальном происхождении каждого жителя можно было с легкостью догадаться по его адресу. В центре Тьюпело селилась средняя буржуазия, состоявшая из торговцев, дельцов и руководящих работников; белые рабочие ютились в домишках Милл-Тауна, а афроамериканцы теснились в кое-как сколоченных бараках по ту сторону железной дороги, в гетто Шейк Рэг; что касается «белого отребья», то его задвинули еще дальше — в Восточный Тьюпело, за два грязных ручья, которые должны были отделять зерна от плевел.

Восточный Тьюпело — вотчина семейства Пресли, одного из главных кланов этого второсортного общества, которое не могло даже прикрыться цветом кожи, чтобы оправдать свое маргинальное положение. В середине тридцатых годов поселковая бакалея находилась в руках Ноа Пресли — предприимчивого человека, который обеспечил себе дополнительный заработок тем, что водил школьный автобус, а в январе 1936 года стал мэром поселка. Это относительное процветание никак не сказалось на остальном многочисленном семействе. Джесс, один из братьев Ноа, как говорили, жил тем, что гнал и продавал самогон — типичная деятельность «белого отребья», которое ни в грош не ставит людские законы да и Божьи старается обойти.