Ничего не меняется - ЭРВЭ

Сначала он пел сиротские песни. Получалось неплохо, тем более, что сам был из детдомовских. От песенной тупости спасал томик Плутарха, который он когда-то спер в библиотеке. Он возвращался после концерта в гостиничный номер, наскоро жевал бутерброды и нырял в «Сравнительные жизнеописания». Его взору открывались алые стяги легионеров с вышитым лучами знаком Сатурна, конные атаки сардаров на фаланги Македонского, белое изваяние покалеченной мойры у входа в Эпидавр.

Потом это все, в смысле концерты, остопиздело окончательно. Да и бабла он накосил немало. Он женился на мандовошке поклоннице и переехал в Германию. Мандовошка оказалась нормальная девка, он залудил с ней двух сыновей, открыл магазинчик по торговле компьютерами и жил себе нормальненько до сорока лет. В изучении Плутарха он продвинулся вглубь и вширь, сделав настольными книгами «Греческие вопросы» и еще несколько произведений, подлинность которых оспаривается исследователями и которые потому печатаются под именем «Псевдо-Плутарх».

В день сорокалетия в дверь его дома в Гамбурге постучались. Он только что закончил чтение «Бесед на пиру» на языке оригинала. Ладный молодец, розовощекий от счастья, сообщил ему прямо с порога: — Я так рад передать эту новость. Вас ждут с концертами в России.

— Да кто эту хрень сейчас слушать будет? — сказал он.

— Будут-будут! — закивал головешкой молодец и гнусаво пропел: — Белые розы, белые розы!..

— Ну, ладно поехали! — сказал он, собрал чемодан и полетел на Родину.

— Ей-богу, страна дураков! — подумал он, вглядываясь в заполненный до предела стадион. Он дал сорок шесть концертов за пятьдесят два дня и привез домой восемнадцать чемоданов денег.

Вскоре он купил плантацию по выращиванию кешью в Бразилии и уехал туда со всем семейством. Жизнь его протекала неспешно, сыновья выросли, появились внучата, которые уже почти не говорили по-русски. В произведениях Плутарха его все больше привлекали «Лекедемонские присловия», короткие язвительные, а часто оскорбительные замечания гения в адрес современников. «Старею…» — с грустью думал он.

В семьдесят он похоронил жену. Он долго стоял у могилки, отдавая дань памяти своей мандовошке, которая безропотно всю жизнь сносила его мерзкий характер. Затем сел на лошадь и поехал в усадьбу. Неудачи преследовали его. Неурожай продолжался третий год, банк, в котором он время от времени занимал деньги, лопнул, в общем, на краю жизни ему, похоже, предстояло оказаться банкротом. На Родине тоже происходили бурные события, там было что-то вроде революции, судя по комментариям местного телевидения, но это было далеко, а смерть жены и грозящее банкротство было здесь, рядом.

Во дворе фазенды его ждал странный тип, одетый в гавайскую рубашку, бриджи и кожаное пальто.

— Привет Вам с любимой родины! — сказал тип.

— И Вам не кашлять! — сказал он. — Денег не дам!

— А денег и не надо! — сказал тип. — В моем лице Вас приветствует Великое княжество Полоцко-Московско-Гомельское и примкнувшая к ним Пермь…

— Во бля!.. — перебил он. — Это что за чудо-юдо?

— Российской федерации больше нет. — терпеливо, как младенцу, пояснил тип. — Лучшие силы общества объединились вокруг Великого князя Михаила и создали государство, название которого я уже упомянул.

— Чудны дела твои, Господи! — сказал он. — И чего вы хотите от меня, финно-угорские?

— Полоцко-московско-гомельские. — поправил его представитель Великого князя. — Ваши песни вызывают у людей светлое чувство радости и легкой печали. Я приехал попросить Вас дать концерты на Родине.

— Ты и верно дурак! — сказал он. — На платной основе?

— Разумеется! — сказал тип, расстегнул кожаное пальто и достал мешок с долларами. — Я и аванс привез!

— Ну, поехали. — сказал он и тоскливо рассмеялся. — И примкнувшая к ним Пермь…

Он вернулся через полгода, злой как амазонская пиранья, молча и угрюмо рассчитался по долговым обязательствам, сохранив плантацию и дом. О поездке на Родину он не сказал ни слова.

Он все чаще запирался в кабинете, там кушал и там, как правило, ночевал. Однажды в кабинет заглянул любимый правнук Егорка. Он сидел за письменным столом и писал.

— Здравствуй, деда! — сказал правнук. — Ты кому письмо пишешь? Санта-Клаусу?

— Плутарху. — сказал он.

— А-а-а!.. — понимающе сказал правнук. — А о чем письмо?

— Задаю непростые вопросы, чтобы получить простые ответы. — сказал он. — Только вот не знаю, смогу ли…

— Ясно. — сказал Егорка и с чистой совестью пошел дразнить сторожевого пса Артемона.

Когда ему исполнилось сто лет, он получил квантомозибетатронное сообщение с Марса.

— Дорогой маэстро! — гласило сообщение. — Мы, последняя колония русских людей на далекой Красной планете с восторгом и радостью слушаем Ваши песни. Мы хотим Вас пригласить дать концерты, расходы полностью берем на себя. С любовью! Члены общества «Белые розы навсегда». 163521 подпись.

Он протер очки, достал с полки совсем ветхий томик Плутарха, который когда-то спер в библиотеке, дрожащей рукой надписал и отправил книгу космической почтой на Марс.

На Марсе очень удивились, прочитав почти забытые слова: — ИДИТЕ В ЖОПУ!..