Сломанная скрижаль - Кристиан Бэд

Ханна погладила упругие щёки, намотала на палец локон. Вот такой могла стать её дочка, кровиночка.

Ей могло бы сравняться сейчас семнадцать, самое время идти замуж для небогатой, но благородной девицы из Ренге.

Шепталась бы с подругами о женихах, выбирала платья, выпрашивала родовое ожерелье из изумрудов — оно так шло к её белой коже.

Проклятая жадность и властолюбие Александэра убили невинное дитя! Ханна не смогла защитить свою единственную кровиночку!

Ну что ж… Любое зло наказуемо. И пусть она погибнет, но отомстит!

Муж всегда называл её безвольной тихоней. Но тот, из ада, сказал, что утром и вечером Александэр взбирается на башню ратуши и с ужасом глядит на дорогу.

Значит, боится, что Ханна найдёт его! Грех гнёт его злую душу, возмездие задевает крылами тревоги!

«Дрожи, Александэр! Теперь ты узнаешь меня настоящую. Я пришла!»

В полночь Ханна спустилась с горы по звериной тропе и быстро пошла вдоль дороги.

Было темно, но дорога и в самом деле оказалась хорошо обихожена — глубокие ямы засыпаны, а крики стражников то и дело неслись через ночь, пугая недобрых людей.

Перед рассветом путница увидела в помутневшей тьме Йору — её высокие стены и мощные ворота из лиственницы.

Первые, центральные ворота были для знатного и торгового люда, к ним вела широкая дорога, посыпанная с вечера чистым песком, вторые ворота предназначались для чёрного люда и для скота. Они назывались Коровьи — с рассветом через них выходило городское стадо.

Из-за ворот уже доносилось коровье мычание, щёлканье кнутов.

И вот в рассветной сырой тишине забухали тяжёлые сапоги стражников, забрякало оружие. Огромные створки бревенчатых ворот заскрипели и поползли в стороны, и в открывшийся проём двинулось сонное стадо.

Ханна прижалась к холодному камню городской стены. Она испугалась, что не сумеет пробраться в город, но потом заметила жмущихся сбоку селянок со свежей зеленью, тоже стремящихся побыстрее попасть на базар.

Центральные ворота ещё не открыли, и стражники не хотели пускать хитрых баб. Селянки вступили с ними в пререкания под продолжающееся мычание и топот скотины.

Ханна, воспользовавшись суматохой, надвинула на лицо капюшон плаща, выставила вперёд корзинку с травами, низко опустила голову и быстро проскользнула в ворота.

Миновав казарму, где ночевали стражники, она перешла улицу по деревянным мосткам. Остановилась, прислушалась.

С базарной площади уже неслись крики продавцов зелени и рыбы, и Ханна зашагала на это разноголосие. За спиной у неё висела сума, в руках корзинка — сойдёт за травницу, успевшую набрать свой товар до росы.

Подул ветер, принося запах падали и противный скрип.

Десять шагов, двадцать… Сердце быстро-быстро стучало от страха.

Занимался рассвет, и Александэр мог заметить её со своей башни. Именно сейчас, пока она здесь чужая и беспомощно глядит на незнакомые улицы и дома, Ханна была особенно уязвима.

Оставалось пересечь ратушную площадь, свернуть к базарной и… Ханна вскрикнула, едва не споткнувшись о полуразложившуюся женскую руку.

Она подняла голову: ветер раскачивал на виселице тело светловолосой женщины.

«Блондинка! Александэр боится похожих на дочь! Неужели у него всё-таки есть сердце?» — Ханна попятилась и почти побежала.

«Звяк-звяк, — донеслось до неё. — Звяк-звяк».

Навстречу из проулка вывернула городская стража. Трое крепких мужчин с палашами и арбалетами и три женщины с повязками на лицах, в длинных плащах с капюшонами и колокольчиками на вышитых поясах.

Звяк-звяк…

«Это за мной! — подумала Ханна. — Он посылает со стражей девок из ковена ведьм! Тех, кто растерял магию, но не злобу! Он ищет меня!»

Ханна повернула назад, но было поздно: стражники заметили её.

— А ну стой!

Женщина замерла, судорожно вцепившись в корзинку, уткнулась глазами в брусчатку ратушной площади.

— Кто такая?! — сердито взревел над ухом стражник в огромных сапогах с отворотами.

О его колено стукнул палаш. Наверное, это был начальник стражи.

«Всё. Сейчас прямо тут и повесят», — подумала Ханна, и мысли её разбежались. Она и не знала, что в ней плещется столько страха, что в пору самой утонуть.

— Я… — пролепетала она. — Я бедная травница из Брааны…

— Побирушка? — Палаш грозно качнулся.

Ханна ещё ниже опустила голову.

— А ну покажи, что у тебя за травы?

Дрожащими руками женщина протянула стражнику корзинку:

— Вот первоцвет от любовной тоски, а вот мать-и-ма…

— От любовной тоски? Да ты ведьма! — взревел стражник, отшвыривая корзинку. И скомандовал: — Взять её!

Крепкая рука другого стражника ухватила Ханну за капюшон, встряхнула. Светлая прядь выбилась и упала на грудь.

— Ещё и беловолосая! — с неудовольствием отметил начальник стражи. — Пусть-ка кто из магистрата на тебя глянет. Или сам господин герцог!

— А может, сразу повесим? — с затаённой надеждой спросил стражник, что держал Ханну за капюшон.

Зазвякали колокольчики — ведьмы тоже разглядывали пленницу.

Ветер качнул тело беловолосой женщины, мешком свисающее со столба, и запах тления снова коснулся ноздрей Ханны.

Борясь с тошнотой, она вскинула голову.

Начальник стражи присвистнул:

— Ничего себе, бедная травница! Беловолосая, губы в кровь! Тут или шлюха, или из знатных! Какая же ты травница, девка?

— Уж какая есть! — выдавила Ханна, полузадушенная капюшоном. — Мать моя умерла! С мачехой — не больно-то руки убережёшь!

Она сунула под нос начальнику стражи грязные пальцы с обломанными ногтями, но это его не смутило. Мужчина жадно разглядывал ладную фигуру и белоснежные волосы.

Широкая грудь начальника стражи вздымалась, длинное лицо стало хищным.

— А хороша девка! — подал голос второй стражник. — Надо бы поговорить с ней вечерком, а?! — Он облизал толстые губы. — Сведём её в городскую тюрьму?

— Беловолосых господин бургомистр велели сразу вести в ратушу! — выкрикнула одна из ведьм.

— Молчи, Иссият! — огрызнулся начальник стражи.

Ведьма, возраст которой нельзя было определить из-за маски и широкого одеяния, скрестила руки в колдовском жесте.

— Я всё расскажу бургомистру! — каркнул её скрипучий голос, а колокольчики резко звякнули на поясе.

Начальник стражи скривился, глянул на Ханну с сожалением и резким взмахом руки велел подчинённым вести пленницу, куда приказала ведьма.

— В Ратушу так в ратушу, — буркнул он. — Пихайте её на самый низ!

Стражники крепко схватили Ханну за локти.

«Как в ратушу? — в ужасе подумала она. — Мне же нельзя в ратушу! А что если колдовство уже ослабло, и Александэр увидит меня и… узнает?»

Руки Ханны дёрнулись пощупать лицо, но стражники держали крепко. Они почти волоком потащили пленницу через площадь ко входу в ратушу.

Когда-то ратушей считалась только высокая угловатая башня с огромными часами под острой крышей, с кабинетами