Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №08 за 1974 год

...Уже десятки скульптур стояли в его мастерской, но он не спешил показывать их — мастер хотел совершенства.

За несколько лет он перепробовал десятки сортов глины, он колдовал с металлом, меняя его состав. И только тогда, когда на каменном возвышении, как на пастбище, собралось стадо бронзовых быков и буйволов, коров и овец, в которых он не увидел изъяна, когда удалось после многократных проб и переливок изготовить в бронзе теленка, присосавшегося к материнскому вымени, А Хоу решился открыть двери мастерской людям и рассказать другим мастерам об огненном поглощении воска бронзой. А Хоу позвал к себе в мастерскую всех дяньских мастеров и их подмастерьев, отца и даже правителя. С утра невольники прибрали в мастерской, приготовили нужное количество руды, разожгли печь, перед входом в мастерскую очистили площадку от шлака и, мусора. Установили, в центре ее на двух опорах каменную плиту. Увидев паланкин Мэн Ла, А Хоу вынес бронзовое стадо, расставил его на плите и прикрыл легкой белой тканью.

Мэн Ла вышел из паланкина и радушно приветствовал мастера. И когда все подошли к плите, А Хоу снял покрывало.

С детским восторгом правитель брал каждую фигурку. Правитель был восхищен. Он обнял А Хоу и, сняв свой пояс, украшенный бирюзой и яшмой, опоясал им творца бронзовых чудес. Робко подошли к плите мастера и их помощники. Они понимали толк в бронзовом литье, они были честными людьми и не могли не признать, что А Хоу сделал невозможное.

Ваятель понял их молчаливые взгляды и дал знак засыпать руду в печь. Сколько могла вместить мастерская, столько вошло в нее следом за А Хоу. Бурлил расплавленный металл, руки скульптора моментально слепили пеликана размером с ладонь, одели его в глиняную форму, в которой было сделано два отверстия с противоположных сторон. А Хоу залил металл в одно из отверстий, зажав форму щипцами; из другого отверстия вытекал воск. Когда форма остыла, ваятель разбил ее, и удивленные зрители увидели бронзового пеликана. Казалось, пеликан источает сияние — так стало светло в мрачной мастерской от радостных улыбок собравшихся и приобщившихся к чуду.

...Приближался праздник урожая — самый великий и торжественный день года. Именно к этому дню хотел закончить А Хоу свою скульптуру боя с Белым Тигром. Но шли дни, а то, что хотел создать мастер, все не получалось. Бесконечное число раз лепил мастер фигуры воина, тигра, обезьянки, сплетенных в смертельной схватке, но каждый раз оставался недовольным.

Однажды, возвращаясь с рудника, А Хоу увидел скалу, на гладкой поверхности которой безвестный художник прошлого выбил рисунок, рассказавший 6 празднике урожая. А Хоу долго всматривался в него и решил изобразить битву человека и обезьянки с тигром не скульптурно, а рисунком. Он сам изготовил железный остроконечник, чтобы рисовать им так, как другие мастера на лезвиях бронзовых мечей или секир ставят родовые знаки владельцев. Впервые за долгие годы в его мастерской была изготовлена форма для меча и выплавлено оружие.

Гравированный рисунок был рожден одним дыханием. По пояс обнаженный Мэн Ла — на нем только короткая запашная юбка — сжимает в правой руке кинжал. Юношу обхватил могучими лапами тигр, а рядом обезьянка готовится вцепиться зубами в тигриный хвост.

А Хоу перевернул меч и на другой стороне клинка выгравировал ту же битву, но в то ее мгновение, когда обезьянка уже вцепилась в тигра. Наутро А Хоу понес меч во дворец Мэн Ла.

Правитель и мастер

Мэн Ла принял А Хоу приветливо. Он долго смотрел на рисунки, а потом вдруг, подняв голову, неожиданно спросил:

— Творец живой бронзы (А Хоу удивленно поднял брови), — да, так тебя и твоих детей отныне будут называть, пока существует наш народ, — почему ты, равного которому нет среди наших мастеров, перестал отливать мечи и боевые секиры?

А Хоу ответил не сразу. Он вспомнил своих бронзовых зверей — быков, оленей, коней, буйволов, уже рассеянных по всей дяньской земле, ушедших с караванами купцов в неведомые страны. Как много он создал их — мирных, верных и вечных друзей человека... Перед глазами встало любимое его произведение, с которым он не может расстаться. На специальном возвышении в его доме стоит бронзовый барабан, на верхней плоскости которого он отлил бронзовых быков и золоченого всадника над ними, а на боках барабана изваял двух леопардов, приготовившихся к прыжку. Он выразил этой композицией все свои представления о мировой гармонии природы, где кровь не льется напрасно и все взаимосвязано. Но все это были лишь подступы к той великой работе, которую он задумал в тот день, когда узнал о победе над Белым Тигром.

— Великий Мэн Ла, — сказал мастер, — природа и разрушение не терпят соседства, как не могут стоять мирно друг подле друга добро и зло...

— Но каждый человек, — быстро ответил правитель, — если бог не лишил его разума, понимает, что деревья не растут в огне, и, если человек хочет, чтобы деревья росли, он должен гасить огонь... Мы давно не ведем войн, но имеем ли мы право забывать об оружии?

И Мэн Ла, положив руку на меч, сработанный А Хоу, добавил:

— Я жду от тебя, творец живой бронзы, мечей и секир, достойных твоего таланта и нашего мужества.

— Великий Мэн Ла, — не сдержал крика А Хоу, — мечи могут делать другие мастера, и у них оружие будет не хуже моего. Не отнимай у меня радость всей моей жизни — я хочу создать такую скульптуру, которая навеки прославила бы твой род и весь дяньский народ. А руки, привыкшие делать мечи, никогда не смогут создать памятник жизни...

Мэн Ла не сказал ничего. И мастер не посмел ослушаться правителя. А Хоу начал лить оружие. Но он уже не мог секиры, мечи и клевцы делать так, как их делали отцы и отцы отцов — только как орудие убийства. Каждый свой меч он украшал литыми фигурками диких зверей, животных, птиц, людей или духов подземного мира. На наконечнике одного копья А Хоу отлил миниатюрную фигурку леопарда, обвившего хвостом острие. Боевые топоры он украшал фигурками пантер, быков. Он наносил на клинки и лезвия гравированный рисунок или орнамент. Он делал оружие одновременно и боевым и праздничным, в глубине души надеясь, что на его веку дяньские воины лишь украсят им себя, но никогда не обнажат в битве. Его мечами восхищались, иметь оружие, изготовленное А Хоу, считалось высшим почетом для воина-дяньца.

Он превзошел всех, его старший сын — такой же силы мастер, как и он сам. Он достиг всего, о чем только может мечтать чернокостный дянец.

...Вот и сейчас, пока сидит он у порога своего дома, сорокачетырехлетний мастер, устало опустив меж колен навсегда почерневшие от огня и металла руки, подмастерья заливают бронзу в новые формы боевых мечей, секир и клевцов...

Но он знает, что самая великая радость, к которой он шел с того дня, как отлил первую свою фигурку, уже никогда не встретится на его пути...

Послесловие автора

Легенды и песни, которые сложили дяньцы о битве с Белым Тигром, менялись от поколения к поколению. Исчезали некоторые подробности, появлялись мотивы, угодные традиционным взглядам правителей области Желтой реки, назвавших себя владыками Поднебесной.

Прошло пятнадцать веков, и в XIII веке нашей эры в китайской исторической энциклопедии Ма Дуань-линя можно было прочесть следующее: «Во времена циньского вана Чжао Сяна был один Белый Тигр в окрестностях Шу, Ба и Хань. Он уничтожил свыше тысячи человек. Ван Чжао призвал всех, кто может убить Тигра, пообещав отличившемуся дать поселения с 10 тысячами семей. В то время в местности Ланчжун округа Ба варвары Ляо и Чжун убили Белого Тигра. Ван Чжао, поскольку речь шла о варварах, не хотел давать им надел, но высек на камне договор-обещание...» (В более раннем литературном памятнике, составленном в VII веке нашей эры, говорилось не о двух, а об одном воине — победителе Тигра.)

Вплоть до 11 века до нашей эры царство Дянь существовало как самостоятельное государство, правители которого политикой и силой оберегали его независимость от своих соседей — в первую очередь от притязаний царства Хань. Но в 109 году до нашей эры правитель Дянь вынужден был принять покровительство Хань. С того года Дянь как царство исчезает со страниц исторических летописей, и начинается новая история дяньцев. Хань считает их своими подданными, но они не признают этого и сохраняют свою независимость, свою культуру, и ни один ханьский воин не ступает на их землю. Древний китайский историк Сыма Цянь писал: «Хань воевала с юго-западными варварами, уничтожила много царств, и только Дянь вернуло к себе уважение как царство». Официально их страна не называется царством Дянь, ее величают ханьским округом Ичжоу, но она остается царством дяньских потомков.

Социальные процессы с течением веков привели к распаду дяньцев на отдельные племена, которые вели каждое самостоятельную политику. Раздробленность превращала отдельные даже крупные племена в легкую добычу многочисленных врагов, зарившихся на богатства дяньских потомков. Прошло совсем немного времени, и потомки дяньцев оказались в составе шести крупных этнических и политических объединений — чжао. Прошли еще столетия, и в VIII веке шесть этих чжао были объединены властью одного из правителей — Пилогэ. Так было образовано государство Наньчжао.