Цена твоей любви - Ольга Дашкова

– Что с ним? Скажите мне! –срываюсь на крик, сжимая пальцами до побелевших костяшек бумаги, хочу швырнуть их ему в лицо, а лучше Жарову за то, что так поступил. Что снова ушел.

– Там, куда он уехал, была операция специальных служб, Матвей Евгеньевич погиб.

– Погиб? Это шутка такая? Не может быть.

Я не верила. Нет, осознание случившегося пришло не сразу, гораздо позже, когда я обзвонила почти все больницы города и морги. Мне нужны доказательства, я должна была видеть его, а не верить словам охранника.

Ничего.

Мужчины с такой фамилией и описанием не было нигде. Мы вернулись домой, папа, видя мое состояние, ни о чем не спрашивал, бабуля тоже не лезла с расспросами.

Меня никто не искал, телефон Матвея был вне зоны действия сети, а через неделю мы улетели домой. Домой в Италию.

И вот уже четыре месяца я все никак не могу найти себе места, свыкнуться с тем, что мужчины, которого я люблю, нет в живых. Мне так до сих пор стыдно за сказанные слова, а еще больнее оттого, что не сказала ему главного.

Что люблю его.

Всегда любила.

Пусть я слабая женщина без гордости, но я бы дала ему второй шанс, только бы он был жив.

Отрываю взгляд от горизонта, где море сливается с небом, сын в яркой шапочке бегает по пляжу, его догоняет белый лабрадор. Надо бы завести ему собаку, давно просит о ней, но скоро и так прибавится забот, придется искать квартиру больше, купить мебель, вещи.

Обхватила живот руками, согревая мою маленькую девочку, улыбнулась. Вот она, моя отрада и награда, как и Костик, те, кто не дает сойти с ума, а заставляют двигаться дальше, жить, что-то делать, идти вперед.

Жаров вновь оставил во мне свое семя, упрямый, сильный, наглый. Брал не спрашивая, а я отдавалась, не думая ни о чем. Моей малышке семнадцать недель, врачи только недавно сказали, что будет девочка. Наверняка она с такими же синими глазами и упрямым нравом, как у ее отца.

Маме пришлось все рассказать, но она не осудила, она все понимает, самая лучшая женщина на свете, а вот папа рад, что у него будет внучка.

– Мама, мама, смотри, какой пес. Чили, Чили, ко мне, иди ко мне! Мама, давай мы его возьмем себе.

Сын стоит рядом с каким-то мужчиной, тот держит в руках воздушного змея, черные спортивные штаны, кроссовки, толстовка, капюшон, который скрывает лицо, и синяя теплая жилетка.

Он что-то говорит сыну, тот слушает, а потом, замахнувшись левой рукой, кидает палку, собака бежит за ней. Мужчина лишь на секунду оборачивается, а мое сердце учащает ритм, тело обдает жаром, пульс стучит в висках.

Я делаю шаг, второй, третий, ноги как ватные, но я иду к мужчине, который стоит, уже отвернувшись.

Ну же, повернись еще. Повернись, пожалуйста, посмотри на меня.

Но, когда он делает это снова, ветер срывает капюшон с его головы, а я вижу призрака. Дыхание замирает, сердце набатом стучит в груди. В его синих глазах столько боли и сожаления, мужчина идет навстречу не спеша, словно проверяя мою реакцию на свое появление.

– Матвей, – шепчу одними губами, ветер и с моей головы срывает капюшон, раскидывая волосы по плечам.

Он совсем рядом, я чувствую его, хочется плакать и смеяться, но по щекам тонкими дорожками текут слезы.

– Не плачь, пожалуйста, любимая, только не плачь.

Охрипший голос, холодные пальцы на моем лице, он стирает слезы, сам бледный, похудевший, около глаз морщинок стало еще больше. А я не могу сказать и слова, ступор, шок, непонимание, а еще гнев, зарождающийся внутри.

– Как ты мог…– не кричу, а еле говорю, без сил ударяя его в грудь.– Как ты мог так поступить… бросить нас…как?

–Так надо было, прости, милая, прости меня, не мог иначе.

Берет мои ослабшие руки, целует пальцы, заглядывает в глаза, а у самого столько в них боли и сожаления.

– Господи, я думала, что умру, ты понимаешь, как это?

– Понимаю, милая, все понимаю, я сам практически умер.

Боль в душе отпускает, накатывает слабость, а еще спокойствие, с ним рядом даже дышится иначе.

– Я так тосковала по тебе, – провожу пальцами по лицу, трогая лоб, скулы, губы.– Мы тосковали.

– Я тоже безумно скучал, знала бы как, волком выл, на стену лез, но не мог раньше.

– Ты потом расскажешь.

– Конечно, любимая.

– И никогда больше не уйдешь.

– Никогда.

Все продолжаю гладить его по лицу, словно знакомясь заново. Матвей прижимает к себе, быстро целует в губы, потом сильнее, жадно сминая их, тяжело дышит.

– Моя нежная девочка. Люблю тебя так, что, если надо, заплачу любую цену.

– Не надо, прошу, не надо больше ничего, просто люби, как я тебя.

– Скажи еще.

– Люблю, очень люблю.

Плачу как ненормальная от радости, переполняющего счастья, Матвей снова утирает слезы, целует.

– Мама, папа, смотрите, что мы умеем.

Костик поднимает палку вверх,