Василий Сигарев - Алексей Каренин

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Я понимаю, друг мой. Я все понимаю. Помощь и утешение вы найдете не во мне, но я все-таки приехала только затем, чтобы помочь вам, если могу. Если б я могла снять с вас все эти мелкие унижающие заботы… Я понимаю, что нужно женское слово, женское распоряжение. Вы поручаете мне?

КАРЕНИН. Я вам поручаю…

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Мы вместе займемся Сережей. Я не сильна в практических делах. Но я возьмусь, я буду ваша экономка. Не благодарите меня. Я делаю это не сама…

КАРЕНИН. Я не могу не благодарить.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Но, друг мой, не отдавайтесь этому чувству, о котором вы говорили. Стыдиться того, что есть высшая высота христианина — кто унижает себя, тот возвысится. И благодарить меня вы не можете. Надо благодарить Его и просить Его о помощи. В Нем одном мы найдем спокойствие, утешение, спасение и любовь.

Замолчала. Шепотом молится. Каренин тоже что-то нашептывает в унисон ей. Лидия Ивановна закончила молитву, с решимостью взглянула на Каренина.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Теперь я приступаю к делу. Наперво нужно объявить Сереже главное, и вы должны при этом быть. Далее только в крайнем случае я обращусь к вам. Необходимо пригласить Сережу.

Каренин позвонил в звонок. Вошел лакей.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Пригласите Сергея Алексеича.

ЛАКЕЙ. Как угодно, графиня.

Выходит.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Это необходимо объявить, чтобы ничего более не повело к вопросам с его стороны.

КАРЕНИН (почти испуганно). Что же вы хотите объявить ему?

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Вы знаете о том, когда его пригласят, мой друг.

КАРЕНИН. Я не полагаю, что ему правильно знать правду.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Поверьте, образ матери останется для него непорочным.

Каренин хочет что-то сказать, но тут входит Сережа. Стоит у двери.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Здравствуйте, молодой человек.

СЕРЕЖА. Здравствуйте.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Что же вы там встали и не проходите, молодой человек?

КАРЕНИН. Пройди, Сережа.

Сережа проходит, встает посреди кабинета.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Вы уже совсем взрослый молодой человек, так?

Сережа жмет плечами.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Необходимо отвечать, а не водить плечом. Это недостойно такого молодого человека.

КАРЕНИН. Ответь, Сережа.

СЕРЕЖА. Я не знаю.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. А я вижу, что вы весьма взрослый молодой человек, и потому я буду говорить с вами как со взрослым.

Сережа жмет плечами.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Не нужно водить плечом. Я хочу вас спросить: известно ли вам, что сделалось с вашей… маман.

СЕРЕЖА. Она уехала.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Это не так, молодой человек. Я хочу вам сказать, что ваша маман не уехала. Ваша маман умерла…

Каренин вздрогнул.

СЕРЕЖА. Как же она умерла?

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Это, я полагаю, вам сообщит ваш папа. Скажите ему, как это было, Алексей Александрович. Молодой человек должен знать.

Смотрит на Каренина. Каренин шарит глазами по кабинету.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Скажите ему, друг мой.

КАРЕНИН. Ты, Сережа… Я, Сережа… Мама… Маму… Она… поехала когда… Ее задавило поездом, Сережа…

СЕРЕЖА. Каким же поездом ее задавило?

КАРЕНИН. На станции…

СЕРЕЖА. На какой же станции?

КАРЕНИН. Там… (Показывает рукой за окно.) Там станция…

СЕРЕЖА. А как поезд задавить может?

КАРЕНИН. Я, Сережа, не знаю… Как-то может…

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. А вы, молодой человек, пойдите и подумайте, как поезд может задавить, а после спрашивайте.

СЕРЕЖА. Поезд никак задавить не может.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Вы что ли нам не верите?

СЕРЕЖА. Я не знаю…

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Но вот идите и подумайте.

Сережа стоит.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Идите, молодой человек.

Сережа, помедлив, выходит.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Уверяю вас, друг мой, он поверил… Но вы заметили, что он едва ли сожалеет об этой утрате. Дети чутко ощущают справедливость…

КАРЕНИН. Это жестоко.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Не более жестоко, чем то, что пережили вы. Доверьтесь мне, Алексей Александрович, это только во благо. Мы должны, обязаны похоронить эту отвратительную женщину даже в наших и его мыслях. Ее более не должно быть. А теперь мы вас поедем лечить от вашего недуга.

КАРЕНИН. Я не болен.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Еще как больны. Но ваш недуг исцелим. Мы едем к Ландо.

КАРЕНИН. Что такое Ландо?

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Как, вы не знаете Жюля Ландо, знаменитого Жюля Ландо, ясновидящего? Вот, что происходит от жизни в затворниках: вы ничего не знаете. Ландо был приказчиком в магазине в Париже и пришел к доктору. У доктора в приемной он заснул и во сне стал всем больным давать советы. И удивительные советы. Теперь он здесь и весь свет на него молится. Графиню Беззубову вылечил, и она так полюбила его, что усыновила.

КАРЕНИН. Усыновила?

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Усыновила и теперь он не Ландо больше, а граф Беззубов. Но он не любит этого титула и потому для нас он — Ландо, и потому мы едем к Ландо. Собирайтесь, Алексей Александрович.

КАРЕНИН. Я полагаю…

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Ничего не желаю слышать. Собирайтесь…

Каренин покорно вышел из-за стола. Пошел за Лидией Ивановной.

Пустая зала в доме Ландо. Ландо на стуле сидит в самом его конце. Лидия Ивановна и Каренин входят почти на цыпочках.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА (шепотом). Пойдите и дайте ему руку, друг мой.

КАРЕНИН. Что же я скажу ему?

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Ему не нужно ничего говорить, он все знает за нас…

КАРЕНИН. Лидия Ивановна…

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Идите…

Каренин пошел к Ландо на прямых ногах. Встал рядом. Ландо не глядит на него. Каренин стоит.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Руку… Дайте ему вашу руку…

Каренин оборачивается на нее. Показывает правую, а затем левую руку. Лидия Ивановна показывает левую. Каренин протягивает Ландо левую руку. Ландо не берет. Руки его лежат на коленях, а глаза закрыты.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Подложите… подсуньте…

Каренин подсовывает руку под ладонь Ландо. Ландо хватает пальцы Каренина, тот вздрагивает.

ЛАНДО. Что за вздор! Что за бессмысленный вздор ты говоришь!

КАРЕНИН. Я ничего…

ЛАНДО. Нет, это правда. Что, что правда? Что я умру. Я видела сон.

Каренин бледнеет.

ЛАНДО. Сон? Да, сон. Давно уж я видела этот сон. Я видела, что я вбежала в свою спальню, что мне нужно там взять что-то, узнать что-то, ты знаешь, как это бывает во сне. И в спальне, в углу, стоит что-то. Ах, какой вздор! Как можно верить… И это что-то повернулось, и я вижу, что это мужик с взъерошенною бородой, маленький и страшный. Я хотела бежать, но он нагнулся над мешком и руками что-то копошится там… Он копошится и приговаривает по-французски, скоро-скоро и, знаешь, грассирует: «Il faut le battre le fer, le broyer, le petrir…» И я от страха захотела проснуться, проснулась… но я проснулась во сне. И стала спрашивать себя, что это значит. И Корней мне говорит: родами, родами умрете, родами, матушка… И я проснулась…Какой вздор, какой вздор!

На минуту замолчал. Каренин начал освобождать руку.

ЛАНДО. Я дурная женщина, я погибшая женщина, — думала она, — но я не люблю лгать, я не переношу лжи, а его, мужа, пища — это ложь. Он все знает, все видит, что же он чувствует, если может так спокойно говорить? Убей он меня, убей он Вронского, я бы уважала его. Но нет, ему нужны только ложь и приличие…

Затих. Каренин с надеждой поглядел на Лидию Ивановну. Она сделала жест, что еще не все.

ЛАНДО. Боже мой! Прости меня! Все кончено. У меня ничего нет, кроме тебя. Помни это.

Ландо отбросил руку Каренина. Тот схватил ее, словно она побывала в кастрюле с кипятком. Ландо открыл глаза.

ЛАНДО. Будет известие… Идите…

Каренин, держась за руку, покорно пошел к Лидии Ивановне.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Что он сказал?

КАРЕНИН. Будет известие.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Что же за известие? Это только сказал?