Нил Саймон - Один день из жизни жены Эйвери Мэнна

Мэрилин: Вот поэтому мы здесь и собрались, чтобы выяснить всё до конца. (Мэрилин возвращается к доске.)

Мэрилин: Я вам скажу, чем он делился со мной. СЕКСОМ! Вот что он делил со мной!

Эйнджел: И своей жизнью.

Мэрилин: Нет и нет! Это был его дневной распорядок, его жизненное кредо, его ум, юмор, но не его жизнь. Ее он со мной не делил, не считая телесных соприкосновений. Наш ум, наши души не имели точки соприкосновения.

Кейт: Мэрилин, запиши все это на доске. Ты делила с Эйвери секс.

Эйвери: И нашу семью, жилплощадь— много площади, свободы и хвальбы. Я всегда использовал любую возможность, чтобы ее похвалить, если в чем-либо она достигала совершенства.

Эйнджел: Как могут все отношения в семье основываться только на сексе, если сам секс требует, по меньшей мере, эмоциональной близости?

Дэйн: И кто это говорит?

Мэрилин: Не груби. Эйнджел, практически, еще ребенок и она в праве думать о тебе хорошо.

Дэйн: Боже, как я жажду этого! Мне не хотелось, чтобы она подумала, что я лишена добродетели.

Кейт: (обращается к Эйнджел.) Эйвери держал некоторые вещи в потаенных углах своего сознания; он не позволял своим чувствам, какие бы они ни были, вмешиваться в действия, которые совершал или был готов совершить.

Эйнджел: Я подлое существо в ее представлении. И как ей это удается?

Мэрилин: Вы хотите, чтобы я открыла вам свою душу, не так ли? Хорошо! Но вы будете у меня в долгу. (Наполняет стакан. Продолжает.) В течение долгого времени наша сексуальная связь с Эйвери держалась на надежде. Да, да, на надежде, что, будучи ранимой, отдавшись ему с потрохами, получу то же самое с его стороны. Я надеялась, что каждый раз, когда он входил в меня, когда я была наиболее, уязвима, он примет и поймет, что вхождение в меня это не просто акт, а эмоциональное единение. Я надеялась, что он когда-нибудь преодолеет напряжение и воспримет меня так же, как воспринимал мое тело. Я надеялась, что мы станем как одно целое, точно так же, как во время полового акта.

Эйнджел: И у вас это не получилось.

Мэрилин: Это у него не получилось. Могу дать голову на отсечение, что он бы не понял всё то, о чем я сейчас говорила.

Эйвери: Ты не права. Я всё прекрасно понимал. Я только…

Мэрилин: Главное, это — доверять. Эйвери не доверял мне, по крайней мере, не во всем. Во всяком случае, не в той мере, как я доверялась ему. (Пауза.) Ну вот, теперь вы знаете мой секрет. Пытаясь поговорить о чем-то очень важном, как всегда закончила сексом. И всё-таки даже после всего сказанного, наш брак, как мне кажется, не был плохим. Чего-то, весьма очевидно, нам не хватало, ибо часть себя, сознательно или бессознательно, он отдавал кому-то из присутствующих здесь.

Кейт: Но не обязательно кому-то одному.

Дэйн: Нет, нет. Он был не способен отдать себя только одной женщине.

Кейт: Ну, а что ты дала ему, Дэйн? Расскажи нам. И что он дал тебе взамен?

Дэйн: Я думаю, что первой мы должны выслушать его врача, не так ли, Уинни? Нам просто необходимо узнать, каким таким светом Кейт освещала темную душу Эйвери.

Уинни: Пожалуйста, Кейт, расскажи нам, что же он тебе давал, когда вы лежали на тахте?

Кейт: Возможность ускользнуть — вот, что он мне давал.

Уинни: Насколько я понимаю, вы не говорите о ваших личных секретах?

Кейт: Нет. Как только я делала попытку сблизиться, Эйвери ускользал. Он отдалялся, и если я, каким бы там ни было способом, хотела что-то изменить в наших отношениях, он исчезал. Продемонстрировать? (Пауза.) Мэрилин я уже об этом рассказывала.

Дэйн: Каким это образом врач может приблизиться слишком близко к пациенту? Не называется ли все это физиотерапией?

Кейт: Конечно, вы хотите узнать пациента как можно лучше, но при этом, соблюдая дистанцию, которая должна быть между врачом и ним. (Пауза.) Что касается Эйвери, то чем больше я его узнавала, тем ближе мне хотелось быть с ним. Мэрилин я уже об этом рассказывала.

Уинни: Ты нам уже говорила, что ты уже рассказывала Мэрилин.

Мэрилин: Да, она мне это уже рассказывала. Теперь она вам сказала, что она мне уже рассказывала.

Дэйн: Дважды.

Эйнджел: И так, Мэрилин, подведем черту. Кейт приблизилась слишком близко к Эйвери, и он ускользнул от нее. Эйвери стал нервным, и Кейт заполучила ленивца.

Мэрилин: Бог мой, мне нравится твоя манера переиначивать факты. Не удивительно, что Эйвери заинтересовался тобой, хотя нужно взять во внимание тот факт, что, не смотря на то, что ты очаровательная, с изящной фигуркой брюнетка, Эйвери не мог отказаться от Конни, своего первого ангела. Кроме того, ты умная, способная выразить свои мысли. Это то, что Эйвери очень нравилось в женщине.

Уинни: Ну, прежде чем дать тебе возможность ускользнуть, он же чем-то делился с тобой? Если нет, тогда в чем же прелесть всего происходившего?

Кейт: Но этим, что тебя очень интересует, он делился совершенно конфиденциально, как мой пациент. Я не думаю, что могу рассказать вам об этом.

Дэйн: Да, действительно, ты не должна этого делать. Так же, как и мы не должны были устраивать скачки на его могиле. Но мы же это делаем. Короче, ты расскажешь нам обо всем или нет?

Мэрилин: Если она этого не сделает, — я закрою эту пьяную лавочку.

Кейт: Да простит меня бог! Я расскажу. Прежде позвольте мне налить себе немного спиртного. Спиртное имеет привычку терять свою силу, если его вовремя не доливать. Мужчины имеют привычку делать это то же.

Уинни: Жадно пить спиртное?

Кейт: Нет, мочиться на тебя.

Мэрилин: Я думаю, нам нужно от этого воздержаться.

Уинни: От чего? От спиртного или от мужчин?

Мэрилин: Каждый должен сделать свой выбор.

Уинни: Спиртное. Это более надежно. Это всегда дает какой-то результат. (Пауза.) Налей мне, пожалуйста. (Кейт наливает всем «сестрам». Отвернувшись, тяжело вздыхает.)

Кейт: С чего начинать?

Эйнджел: С самого начала.

Кейт: Боже, только не с начала. Откуда угодно, только не с начала. Я уже и так надоела вам до смерти. Я лучше начну с конца. Так будет более удобно для меня.

Дэйн: Но мы уже знаем конец; вот (указывает на гроб) по какому случаю мы здесь собрались. И это не совсем счастливый конец.

Эйвери: И он становится всё хуже и хуже.

Кейт: Я говорю не о его конце, а о нашем, имея в виду красноречивое прозвище «old slipperoo», данное Эйнджел. Я начну с этого прозвища и возвращусь к началу, к тому моменту, когда Эйвери стали преследовать ужасы.

Мэрилин: Эйвери преследовали ужасы?

Кейт: Да, совершенно верно. Его боязнь половой близости. Вы были правы, говоря ранее о том, что Эйвери боялся половой близости. Он боялся, причем до смерти. И причина была та, о которой вы говорили. Он боялся потерять свою свободу, свою индивидуальность. И я думаю, Глория нам всем показала на самом деле, каким образом он пришел к этим ужасам.

Мэрилин: Но Эйвери больше не был маленьким ребенком. У него была возможность сделать выбор. И он его сделал. Он стал бояться близости.

Кейт: (мягко.) Он сближался, но только не с тобой. Для меня, именно сейчас, стало ясно, исходя из нынешних обстоятельств, что Эйвери не мог рисковать всем, для таких одиноких женщин, какими мы являемся. Он боялся быть поглощенным, проглоченным и выброшенным. Сексуальные и эмоциональные образы просматривались параллельно, и секс, которого Эйвери беспредельно боялся, как прекрасная метафора, возникал на эмоциональном уровне, когда он входил в близкие отношения с любой из женщин. До этого момента я, откровенно говоря, не могла точно объяснить, какая же сила заставляла его совершать этот поступок, но я ощущала и симпатизировала ему, когда он пришел ко мне.

Дэйн: И ты пыталась… Что? Быть для него, как мать?

Кейт: Конечно же, нет. Он нуждался в женщине, а не в матери. (Пауза.) И у него была одна. (Пауза.) Я нашла его в прекрасном физическом состоянии, и, так как я собиралась узнать его поближе, как я полагала, я должна была стать той женщиной, которую он бы не боялся, той самой, которая любила бы, не поглощая его самого.

Эйнджел: И, в тот самый момент, когда он стал верить тебе как женщине, врачу и другу — ты предала его?

Кейт: Да. Но я не дошла до этого момента. Как ты догадалась?

Эйнджел: Интуиция. Для этого не надо быть доктором наук.