Нил Саймон - Один день из жизни жены Эйвери Мэнна

Кейт: Да. Но я не дошла до этого момента. Как ты догадалась?

Эйнджел: Интуиция. Для этого не надо быть доктором наук.

Кейт: В любом случае, ты права. Когда я добилась его доверия, я потеряла его, простите за выражение, влюбившись в него, как кошка. Именно тогда он дал мне возможность ускользнуть. После этого случая я не видела и не слышала его. Так сильно он был испуган мною.

Мэрилин: Очень, очень увлекательная история. Уж такая захватывающая, что будет передаваться из поколения в поколение.

Дэйн: Не будь такой жестокой, Мэрилин. Она же рассказывает всё это с чувством боли, которой у тебя, конечно же, нет.

Мэрилин: Если я не чувствую боли, то это только от того, что переполнена спиртным. Но это тоже пройдет со временем. Так же, как и та боль, которую мне причинял в течение десятилетий мой бесчувственный муж. Извини, Кейт. Спиртное и отсутствие осязаемого объекта по имени Эйвери даёт мне право изливать свой гнев на своих подруг.

Кейт: Я не могу не соглашаться с твоим гневом, Мэрилин. Но, в то же самое время, мне не хотелось бы быть мишенью твоих нападок. Всё, что я сейчас делаю, так это пытаюсь тебе рассказать то, что тебя очень интересует. Если ты не желаешь слушать, то я с удовольствием уйду. Возможно, мне лучше уйти сейчас, ибо больше мне нечего тебе рассказать.

Уинни: Нет, сестричка, ты не можешь сейчас уйти. Никто не уйдет! Мы только что начали. Мэрилин, иди к доске и запиши: Кейт: всё, что она узнала, так это — страхи; он делился с ней своими страхами.

Дэйн: Не забудь! Уроки выскальзывания. Вот, что он дал ей еще.

Уинни: Да, да, запиши обязательно!

Эйнджел: Но что же она дала ему?

Дэйн: Хороший вопрос. Кейт, а что ты дала ему?

Кейт: Очевидно,… я возбудила его. Поэтому он и ускользнул.

Уинни: Хорошо, запиши. Кейт возбудила Эйвери.

Эйнджел: Может быть, мы запишем, что она его разбудила?

Мэрилин: Ну, ты и молодец, девочка. Хотя, в принципе, это уже не столь важно, ведь его мамочка учила совершенно другому.

Уинни: Она уже ушла, возможно, это к лучшему, да и у меня нет никакого желания говорить о ней. Хотя, всё же, мы должны брать во внимание, что Глория дала Эйвери. Она же его мать. Мы не можем не брать это в расчет.

Дэйн: Очевидно, так же как и он.

Кейт: Конечно же, это она сделала его таким нервозным.

Дэйн: Это именно то, вне всякого сомнения, что все матери делают со своими детьми.

Мэрилин: Только не я! С самого начала я уговаривала Эйвери не заниматься воспитанием детей, ибо боялась, что они станут похожими на своего отца. Мы договорились, что вся ответственность падет на него, если дети станут такими же нервозными, как он.

Эйвери: Так оно и получилось. Они такие же, как и я. Но не могу понять, причем здесь моя мать?

Мэрилин: Ну, и как я все это им объясню?

Дэйн: Как можно мягче. Вначале была Глория, которая развила нервозность у Эйвери, который, в свою очередь, воспылал нервозной любовью к своей матери.

Кейт: Через некоторое время появилась Эйнджел.

Эйнджел: Конни.

Кейт: Извини, — Конни.

Мэрилин: Что ещё?

Дэйн: Вполне очевидно, что она дала ему ещё что-то. Но что? Любовь? Внимание? То в чем он нуждался или был способен принять?

Уинни: Ты почему-то выпустила из внимания мать, которая была способна дать ему всё это.

Кейт: Знать, когда отпустить, это тоже составная часть любви.

Эйнджел: И если ты не знаешь когда отпустить, тогда твои дети сами почувствуют этот самый момент.

Дэйн: И как определить этот момент?

Эйнджел: Я говорила, как ребенок, а не как родитель.

Уинни: Эйнджел, перестань выставлять себя.

Эйнджел: Выставлять что?

Уинни: Да, всё: твои взгляды, твою энергию, твой ум и, особенно, твои годы. Во всяком случае, если хочешь остаться нашим другом.

Мэрилин: Молодость сама себя выставляет, Уинни. Эйнджел не виновата, что она молода и красива.

Дэйн: Этот тема наводит тоску. Давай, перейдем обратно к разговору об Эйвери.

Эйвери: Конечно, это гораздо приятнее говорить о дорогом, усопшем Эйвери.

Дэйн: Как ты думаешь, он умер грациозно?

Мэрилин: Не будь смешной. Он умер в небрежном костюме, о какой грациозности ты можешь говорить?

Дэйн: Да нет, я имею в виду совершенно не то. У него всё в порядке?

Мэрилин: Если «хорошо» в данном случае к месту, то у Эйвери всё в порядке. У Эйвери всегда всё было в норме. (Пауза.) Правильнее было бы задать вопрос: а мы в порядке? И это был бы более важный вопрос, ибо гораздо важнее то, как мы сами себя чувствуем. Здесь и сейчас.

Уинни: И что мы можем сделать?

Дэйн: Первое, что мы можем сделать, так это налить себе и выпить. Уинни, можешь ли ты налить нам спиртного и выжать туда лимон?

Уинни: В какую ёмкость?

Мэрилин: Наполни графин для всех сестёр.

Уинни: С большим удовольствием. (Уинни мешает спиртное с выжатым лимоном и передает его.)

Дэйн: Что же ты не поделишься своим опытом в общении с Эйвери? Ты нам еще ничего не рассказала. Ведь, если не брать во внимание Мэрилин, ты, возможно, самый старый и ближайший друг Эйвери.

Уинни: Самый «старый» друг? Возможно, я и льщу, но разве это делает Эйнджел самым «молодым» его другом?

Эйнджел: Я уж и не такая молодая.

Уинни: А я — не такая старая.

Эйнджел: А я этого не говорила.

Уинни: И это очень хорошо, что не говорила.

Кейт: Уинни, расскажи нам, что ты знаешь. Старая или молодая, нам все равно. Выпей, и это позволит тебе быть откровенной.

Уинни: На самом деле, я полагала, что я обойдусь без этого сурового испытания.

Мэрилин: Ни одна из нас не обойдется. Растерзанной, возможно, не будет, но через тернии пройдет.

Уинни: Ну что ж, начинай! Я попробую не уклоняться от вопросов.

Дэйн: Остерегайся. Она, по-моему, слишком настойчива.

Кейт: Насколько мне кажется, она что-то скрывает.

Уинни: Боже, для вас не составит большого труда понять, о чем я буду говорить. Ну, ладно, Мэрилин, я сдаюсь. Я расскажу о том, чем я делилась и что получала взамен от твоего затравленного мужа.

Мэрилин: Затравленного? А я и не знала, что он был затравленный.

Уинни: Возможно, он и не был таким. Если иметь в виду данный случай, то информация, которую ты хочешь получить, может касаться только его затравленной жены.

Мэрилин: Ну что ж, если ты настаиваешь на том, что кто-то должен быть затравленным, то я буду счастлива, взять на себя эту роль. У нас у всех есть свои недостатки, не так ли?

Кейт: Уверена, что мне придется поделиться своими.

Эйнджел: Это зависит от того, о чем пойдет речь.

Дэйн: В противовес общественному мнению, жизнь — ни что иное, как чаша полная вишен.

Уинни: (устало.) Возможно, мне нужно было сказать,… поставленная в тупик. (Пауза.)

Дэйн: Очарованная, взволнованная и смущенная. Как в песне, не так ли?

Уинни: А как насчет осажденной? Именно так я начинаю себя чувствовать. (Пауза.) Скажи, Мэрилин, что ты хочешь от меня услышать?

Мэрилин: Давай, выпьем.

Уинни: Вдобавок к выпивке ты хочешь узнать, что мы с Эйвери давали и брали друг от друга, так? Как Кейт?

Кейт: Я бы не смогла сказать лучше.

Мэрилин: Это именно то, что я бы хотела услышать.

Уинни: Ладно. Дай мне немного времени придти в себя от выпитого. Бог свидетель, я не очень хотела быть искренней именно сегодня.

Дэйн: Будь искренней, насколько сможешь. И не очень-то беспокойся о том, что будешь говорить. Потому что любое искажение правды гораздо лучше, чем её неправильное толкование.

Уинни: Ну, хорошо. Мне не хотелось бы, чтобы факты были искажены, или частично вырваны из контекста.

Дэйн: Я не думаю, что тебе следует беспокоиться об этом.

Уинни: Прекрасно! Тогда я начинаю рассказывать правду.

Мэрилин: Ты ожидаешь, что мы тебе поверим?

Уинни: (просто.) Конечно же, нет.

Эйнджел: Тогда не заставляй нас ждать.

Уинни: Наши взаимоотношения были достаточно просты, ибо они основывались на его нуждах. Он нуждался в деньгах, а мой бизнес давал возможность заработать их. Но, и это очень важно, он был, как вы, очевидно, полагаете, не просто обыкновенный переписчик. Он был моим другом и наперсником.