Александр Житинский - Agnus Dei

Гаснет свет, и на экране появляются кадры хроники 1941-го года.

В зале Ника сидит между Соболевым и Иваницким.

И вот уже звучит вальс, и танцуют пары. Соболев танцует с Никой.

Лежава стоит рядом с Иваницким, наблюдает.

Лежава.

А почему Вера здесь? У твоего племянника с ней роман? Я же предупреждал...

Иваницкий.

Это не Вера.

Лежава.

Что ты мне рассказываешь! Я же вижу. У меня глаз верный.

Иваницкий.

Это ее сестра.

Лежава.

Что, так похожа?

Иваницкий.

Абсолютно. Они двойняшки.

Лежава.

Что-о? Не может быть!

Иваницкий.

(ехидно).

Особенно забавно слышать это от тебя, Вахтанг.

Лежава.

Я же читал анкету!

Иваницкий.

А разве в анкете есть вопрос: «Имеете ли близнецов?»

Лежава.

Тебе все шуточки. А это дело серьезное. Надо исправлять ошибку.

Иваницкий.

Каким образом?

Лежава.

У народной героини не может быть двойников! И не будет.

Соболев проводил Нику к столику со скромным новогодним ужином.

Иваницкий садится рядом. Подходит и Лежава.

Иваницкий.

(представляет их друг другу).

Мой друг майор Вахтанг Лежава... Ника Румянцева.

Лежава галантно целует Нике руку.

Иваницкий.

К сожалению, мне скоро уходить. Приглашен на Адмиралтейский завод.

Буду встречать Новый год вместе с рабочими. Говорят, будет свежая рыба.

Соболев.

Только не говори, что сожалеешь, покидая нас.

Иваницкий.

Что поделать, Коленька! Рыба ищет, где глубже, а человек – где рыба. Я предлагаю тост за единственную девушку за этим столом. За Нику Румянцеву. За Нику! Нашу богиню Победы. Богиню нашей Победы. Пусть Новый год принесет ей исполнение желаний!

Мужчины выпивают стоя.

Организатор вечера выходит на эстраду, где стоит рояль.

Организатор.

Начинаем наш концерт! Первым выступит заслуженый артист республики Ефим Ней, художественный свист!

К роялю выходят аккомпаниатор и артист в смокинге. Льется музыка – какое-то танго, исполняемое Ефимом Неем посредством свиста.

Лежава слушал, картинно облокотясь на руку, а в глазах стояли слезы.

Иваницкий.

(наклоняется к Нике, тихо).

Хвастаюсь. Я закончил очерк о Вере. Получилось хорошо, ей-Богу!

Через несколько дней она уходит на первое задание. Антр ну.

А вы покидаете Ленинград? Я слышал, госпиталь эвакуируют?

Ника.

Да, но едут не все. Мест на машинах нет. Я остаюсь.

И Соболев, и Лежава прислушиваются к этому разговору.

Собравшиеся слушают художественный свист – как в старые добрые времена, когда не было войны.

Смолкают аплодисменты.

Организатор.

Молодая поэтесса Ника Румянцева прочтет свои стихи. Просим, Ника!

Ника, смутившись, встает, подходит к роялю.

Ника.

Можно я прочитаю другие стихи, не свои?

Возгласы.

Просим, просим!

Лучше свои!

Ника.

«Петроградское небо мутилось дождем, На войну уходил эшелон...»

Лежава.

(наклоняется к Иваницкому).

Чьи стихи?

Иваницкий.

Блока.

Нику тоже щедро благодарят рукоплесканиями.

Она возвращается за столик.

Лежава.

(резко).

Только не «петроградское небо», «ленинградское небо». От слова «Ленин», понятно?

Ника.

(тоже резко).

Когда это писалось, Ленинграда не было.

Лежава.

(ударяет ладонью по столу)..

Теперь есть. И всегда будет!

Иваницкий встает, раскланивается.

Иваницкий.

С наступающим вас, товарищи! Я побежал.

Коленька, проводи меня, я тебе дам ключи. Они у меня в пальто...

Гардероб театра. Вечер.

Соболев догоняет Иваникого.

Соболев.

(тихо).

Что ты говоришь? Какие ключи? У меня есть свои.

Иваницкий.

(еще тише).

Прячь Нику. Лежава собирается ее брать.

Соболев.

Почему?

Иваницкий лишь воздел глаза к небу.

Улицы Ленинграда. Ночь.

Ника и Соболев идут по ночному зимнему городу.

Полковник ведет девушку под руку, что-то тихо ей говорит...

Впереди показались три светляка – это горят светящиеся знаки патруля.

Офицер патруля.

Стой! Проверка документов.

Соболев предъявляет документы.

Офицер проверяет, берет под козырек.

Офицер.

Счастливого Нового года, товарищ полковник!

Патруль следует дальше.

Соболев смотрит на часы.

Соболев.

До Нового года осталось пятнадцать минут... Давай встретим его вместе!

Ника.

И я этого хочу, давайте!

Квартира Иваницкого. Ночь.

В дорогих бронзовых подсвечниках горят две свечи.

Их свет отражается в высоких бокалах. Письменный стол с пишущей машинкой.

В углу часы с большим циферблатом начинают бить густым тяжелым боем.

Соболев и Ника поднимают бокалы.

Ника.

Мне хорошо с вами... Спокойно. Не знаю, что это... Николай Евгеньевич, простите меня.

Соболев.

(целует ее).

С Новым годом, Ника...

Ника.

Хорошо, когда есть человек, которому можно доверять...

Соболев.

Не надо. Пожалуйста. Я хочется сказать тебе важную вещь. Но я не могу...

Ника.

И не надо. Мне спокойно сейчас.

«Есть минуты, когда не тревожит роковая нас жизни гроза...»

Соболев.

«Кто-то на плечи руки положит, кто-то ясно заглянет в глаза...»

Ника.

Какая тишина, как в детстве...

Соболев.

Ника, дорогая! Пообещай сделать то, о чем сейчас попрошу... Пообещай...

Ника.

Хорошо, обещаю.

Соболев.

Ты должна уехать! Ради меня, ради нас! Срочно уехать. И ты уедешь со своим госпиталем.

Ника.

Мне сказали, что я остаюсь!

Соболев.

Ты уедешь... Тебя возьмут... Я все устрою. Ты мне веришь?

Ника.

(кивает, тихо).

Я же сказала: я вам верю во всем.

Соболев.

Ты меня вернула в те годы, когда я был лучше и чище... Господи, как давно!

Море времени... Море крови... «И жизни путь пройдя до половины —

Я заблудился в сумрачном лесу»... Будем пировать! Разорим дядюшку.

Съедим все его запасы. Уничтожим все питье! А сейчас растопим печку!

Соболев подходит к письменному столу, выдвигает один ящик, второй.

Выкладывает на стол какие-то бумаги.

Соболев.

Вот. Это, наверное, не нужно.

Берет несколько листов бумаги, поджигает их. Растапливает «буржуйку».

Огонь занимается в топке.

И вот уже бок печки раскален.

Соболев с Никой сидят за столом. Перед ними закуска и бутылки. Соболев пьян.

Соболев.

Не верь никому, слышишь! Здесь нельзя верить... И я такой же... И дядюшка... Сволочь!

Ника.

Зачем вы так...

Соболев.

Я знаю. Ты не знаешь. Беги отсюда... Подальше. После войны, даст Бог, встретимся.

После войны все будет не так. Вот увидишь... Я хочу тебя...

Увлекает ее на диван. Но не рассчитывает свои силы, падает. Ника помогает ему улечься. Он пытается обнять ее, но она высвобождается, устраивает его на подушке, а потом наваливает сверху плед, одеяло, шинель.

Соболев утихает.

Ника смотрит на него.

Отходит к столу, взгляд ее падает на стол, где рядом с машинкой лежат бумаги, вытащенные Соболевым из ящика. И сверху рукопись с названием:

«Подвиг Веры». К рукописи приколота фотография Веры.

Наискосок резолюция: «Вариант утверждаю.

Это посильнее „Оптимистической трагедии“. Лежава»

Ника берет листки, начинает читать.

Голос Ники.

«Партизанка»... ...жители деревни, бабы и старики... Марфа Семеновна...

И когда палач подступил к ней, чтобы выбить из под ного скамейку, на которой стояла Вера, она крикнула: «Прощайте, товарищи! Да здравствует товарищ Сталин!»

Пламя свечи колеблется. Ника опускает руки с листками.

Квартира Иваницкого. Утро.

Иваницкий просовывает нос в кабинет. Он пьян.

Иваницкий.

Пардон. Я не помешал?..

(Заходит). А где же наш воробышек? Наша птичка? Улетела?

Соболев.

(высовывает лицо из-под груды наваленного на него тряпья).

Фу ты, черт! Идиот старый!