Руди Штраль - Пьянящий запах свежего сена

Маттес (опустив голову, глухо). Хорошо, я сознаюсь. (Помолчав.) Хотя, честно скажу, мне самому непонятно…

Ангелика. Я же сказала, никаких уверток! (Мягче.) Ничего непонятного. Все можно понять. Я тоже постараюсь тебя понять, насколько это позволяет ситуация. Но потом, конечно, я со всей последовательностью… (Голос ее прерывается, она всхлипывает.) Маттес, Маттес, как ты мог…

Маттес (отрешенно). Может, потому, что я об этом никогда не думал… Никогда не делал это сознательно… А потом появилась ты… И он… Этот, из Рима!.. А сегодня ночью… Понимаешь, я чуть с ума не сошел, все это обдумывая… Я сам пришел в ужас.

Ангелика (со страхом). О чем ты говоришь, Маттес?

Маттес. Ну ты же сама сказала. Чтобы я во всем сознался! Да, я должен сознаться. Потому что это правда. Я действительно… У меня действительно…

Ангелика. Что, Маттес, что у тебя?

Маттес. Двойная личина!

Ангелика застывает в полной растерянности. Маттес, подняв голову, смотрит на портрет Карла Маркса, будто прося о помощи. Портрет падает.

Вечер того же дня, Маттес зажигает керосиновую лампу. Ангелика сидит за столом и в полной растерянности листает свои записи. Портрет Карла Маркса снова висит на стене — правда, еще более криво, чем раньше.

Ангелика. Ничего не могу понять. Не смею поверить. Да и не хочу… (Беспомощно.) Но если все так и было на самом деле…

Маттес (сокрушенно). Что значит «на самом деле», когда речь идет о таких странных случаях! Сколько их там уже?

Ангелика (вздыхает). Больше сотни. Если точно — сто семнадцать.

Маттес. Да я наверняка еще парочку забыл.

Ангелика. Надо было вести учет.

Маттес. Но мне это ни разу не показалось странным. Ни разу в жизни. (Несчастным тоном.) Я к себе особенно не приглядывался. Всегда можно было сослаться на предков, на легенды…

Ангелика. И все же надо было себя контролировать! (Расстроенно.) Я даже начинаю жалеть, что вообще сюда приехала.

Маттес. Тогда на эту мысль меня навел бы Авантюро.

Ангелика. Хорошо бы и он здесь не появлялся!

Маттес. Чтобы я до конца дней моих носил это в себе? И никогда не узнал бы, кто я такой? И бездумно порождал бы необъяснимое? Живое противоречие марксистской теории познания? Дудки! Уж лучше пусть так, как есть. Только теперь я боюсь самого себя. А если и ты меня боишься…

Ангелика. Не боюсь, Маттес. Тебя — нисколечко. Меня беспокоит только сам принцип. Все вдруг стало так непонятно… (Горячо.) Ерунда, что значит «все»? Раньше я считала, что все можно объяснить, и вдруг…

Маттес. Я тоже всегда так считал.

Ангелика. Как же тогда все это объяснить?

Маттес (смущенно). Я же говорил — я никогда ни о чем плохом не думал.

Ангелика. Но это не спасает от возможного идеологического заблуждения! Напротив! Именно вследствие этого здесь и появился этот иезуит!

Маттес. Ты уверена?

Ангелика. Конечно, здесь мог бы появиться и другой мировоззренческий противник. Какой-нибудь менее… менее симпатичный. (Повышая голос.) Значит, и менее опасный!

Маттес. И зачем только я высмеивал старого пастора Рабгосподня! Хоть бы раз прислушался, когда он приговаривал: «Здесь без черта не обошлось…» Кстати, он-то куда запропастился?

Ангелика (удивленно). Кто?

Маттес. Авантюро. (Смотрит на часы.) Скоро полночь. Надеюсь, с ним ничего не случилось?

Ангелика (почти сожалея). Что с ним здесь случится?

Начинают бить часы на церковной башне. Маттес и Ангелика утомившись, молчат. Как видно, это первая пауза в длительных дебатах. После двенадцатого удара ненадолго воцаряется тишина, потом где-то неподалеку начинает выть собака.

Ангелика. И все же, Маттес, несмотря на все эти странности, я верю, что мир познаваем…

Маттес (послушно повторяет). Мир познаваем…

Ангелика. Да. Будем строго придерживаться этого! Другими словами, то, чего не может быть…

Маттес. Эх, Ангелика, так мы опять в тупик зайдем!

Ангелика. Знаешь что? Пройдемся еще раз по всему списку.

Маттес. С самого начала?

Ангелика. С самого начала. Уверена, в каком-нибудь случае кроется ключ к логическому объяснению всего. Даже в самом невероятном, самом немыслимом… (Настойчиво.) Может, ты мне все-таки расскажешь историю со Скрюченным Паулем?

Маттес. Он больше не скрюченный.

Ангелика. Вот именно! Скажи мне хотя бы, почему ты не хочешь об этом рассказать.

Маттес. Потому что я ему обещал. Ну, и кроме того, это действительно особый случай. Ничего общего со всем остальным не имеющий. А что касается всего остального…

Ангелика. Да?

Маттес. Может, действительно лучше во всем сознаться? Просто взять и…

Ангелика. Как, просто взять и…

Маттес. Ну, как ты вначале предлагала. Что все это бредни. Шарлатанство.

Ангелика (возмущенно). Хоть это и не так? Ведь даже я уже в это не верю!

Маттес (горячо). Ты же сама сказала, что для иезуита это было бы лучшим выходом. И он тут же тихо убрался бы подобру-поздорову. Ты, успешно закончив командировку, возвратилась бы в область. А я публично осыпал бы голову пеплом. Мне все равно — не в первый раз…

Ангелика. Без всякого повода?

Маттес. Если этого требуют высшие интересы…

Ангелика. Что за недостойный прагматизм! Цель не оправдывает средства!

Маттес. Но тогда наконец воцарилось бы спокойствие. А если б я к тому же и поклялся, что никогда больше не дам себя спровоцировать на подобные дела?

Ангелика. Может, в твоей жизни покой и воцарится, но вдруг когда-нибудь, спустя годы, снова пронесется слух: «У Маттеса — двойная личина»? Про какого-нибудь следующего Маттеса! Твоего сына, внука, правнука! И случится это не в переходный период — ты понимаешь, в период, когда возможны всяческие странные явления, — а в построенном коммунизме! Нет, Маттес, то, что нужно изжить сейчас, нельзя оставлять на доработку грядущему. Ясно тебе?

Маттес (пристыженно). Абсолютно. Ну давай, начинай!

Ангелика (смотрит в свои записи). Эпизодов из детства мы коснулись пока весьма поверхностно. Давай попробуем пройти их еще раз. Итак, однажды, когда тебе едва исполнилось пять лет, вдруг пропал сыночек вашей соседки…

Маттес. Ага, младший Ролофф. Вылитый папаша.

Ангелика. Никто не мог понять, куда он запропастился. Прочесали луга, поля, болото — и все напрасно. Потому что ты уже давно его отыскал. И где? Где ты его нашел?

Маттес. В дубраве. (Машет в сторону окна.) Ну, ты же знаешь…

Ангелика. Завтра утром я туда пойду и осмотрю ее. А сейчас — попробуй сосредоточиться и вспомнить: почему ты решил, что он именно там?

Маттес (немного подумав). Я… я забыл. Столько воды утекло… Может, я вообще его не искал?..

Ангелика. Но ведь ты нашел!.. Точно так же, как девять лет спустя нашел эту Лидию! Когда она провалилась на озере под лед и утонула.

Маттес (горячо). Ну уж в этом-то ничего сверхъестественного не было!

Ангелика. А мне именно этот случай кажется самым подозрительным. Итак? Как все было?

Маттес (неохотно). Я случайно шел по берегу озера… Увидел дыру во льду… Подумал: надо же… Осторожно подошел к дыре, заметил среди льдин косичку, ухватился за нее и вытащил Лидию. Вот и все.

Ангелика (возбужденно). Не все! Потом, как рассказывают, поднесли к ее губам зеркальце — она уже не дышала!

Маттес. Дыхание перехватило. Попробуй-ка упасть в ледяную воду, да еще наглотаться ее. Я просто поставил человека вниз головой да потряс хорошенько.

Ангелика. Говорят, и это не помогло! И все в испуге разбежались.

Маттес. Не-е-ет. Они за доктором побежали.

Ангелика. Да они всем сказали, всем вокруг, что девочка умерла!

Маттес. Да, потому что лежала она такая холодная. Такая немая. А я растер ее, сделал искусственное дыхание…