Бертольт Брехт - Что тот солдат, что этот

Солдат (голос снизу). Браво!

Полли. Здесь перед вами выступит Джесси Махони в роли матери слоненка Джекки Полл и Уриа Шелли, известный знаток международного конного спорта, в роли месяца. Кроме того, вы с удовольствием увидите и меня лично в очень важной роли бананового дерева.

Солдат. Начинайте наконец и подумайте о том, что десять центов бесстыдно высокая цена за такую чепуху.

Полли. Позвольте вам сказать, что подобные грубые нападки нас нисколько не задевают. В пьесе речь идет главным образом о преступлении, которое совершил слоненок. Я сообщаю вам об этом, чтобы нам потом не пришлось давать дополнительные объяснения по ходу действия.

Уриа (голос из-за занавеса). О преступлении, которое якобы было совершено.

Полли. Что верно, то верно. Дело в том, что я прочел только свою собственную роль. Оказывается, слоненок не виновен.

Солдаты (скандируют хором). Начинать! Начинать! Начинать!

Полли. Пожалуйста. (Уходит за занавес.) А я все-таки побаиваюсь, не слишком ли дорого мы брали за вход. Как вы думаете?

Уриа. Теперь уже нелепо рассуждать об этом. Остается только нырнуть как в воду.

Полли. Все горе в том, что пьеса очень слаба. Ты, Джесси, видно, плохо помнишь, как это делается в настоящем театре. Я думаю, что ты забыл о самом главном, Джесси. Стойте, погодите еще минутку, мне нужно сходить в уборную.

Занавес поднимается.

Я банановое дерево.

Солдат. Наконец-то!

Полли. Я — судья джунглей. Я стою здесь в засушливой степи южного Пенджаба — стою с тех самых пор, как были изобретены слоны. Иногда — чаще всего это бывает по вечерам — приходит ко мне месяц и подает жалобу на кого-нибудь, например на слоненка.

Уриа. Не спеши так! А то уже половину отбарабанил! Ведь все заплатили по десять центов. (Выходит на сцену.)

Полли. Здорово, месяц! Откуда ты так поздно?

Уриа. Видишь ли, я тут услышал такое про некоего слоненка...

Полли. Ты подаешь на него жалобу?

Уриа. Разумеется.

Полли. Следовательно, слоненок совершил преступление?

Уриа. Вот именно, ты абсолютно прав в своих предположениях. Это еще одно доказательство твоей проницательности, от которой ничто не может укрыться.

Полли. Ну это пустяки. А не убил ли слоненок свою мать?

Уриа. Вот именно.

Полли. Да ведь это ужасно.

Уриа. Чудовищно.

Полли. И куда только я засунул свои роговые очки!

Уриа. Вот у меня случайно есть пара очков. Лишь бы они тебе подошли.

Полли. Они бы мне подошли, если бы в них были стекла. Но ведь здесь одна оправа, без стекол.

Уриа. И все же это лучше, чем ничего.

Полли. Странно, что никто не смеется!

Уриа. Да, это удивительно. И посему я обвиняю месяц, то есть слоненка.

Медленно входит слоненок.

Полли. Ага, вот он, этот милейший слоненок. Откуда ты идешь?

Гэли Гэй. Я слоненок, у моей колыбели стояли семь раджей. Чему ты смеешься, месяц?

Уриа. Продолжай, продолжай, говори, слоненок!

Гэли Гэй. Меня зовут Джекки Полл. Я иду гулять.

Полли. Я слыхал, что ты убил свою мать?

Гэли Гэй. Нет, я только разбил ее крынку с молоком.

Уриа. Но ты разбил эту крынку об ее голову, об ее голову!

Гэли Гэй. Нет, месяц, я разбил ее о камень, о камень!

Полли. А я тебе говорю, что ты ее убил, это так, или я не банановое дерево!

Уриа. И я засвидетельствую, что это так, или я не месяц. Моим первым доказательством будет вон та женщина.

Входит Джесси, играющий роль матери слоненка.

Полли. Кто это?

Уриа. Это мать.

Полли. Но разве это не удивительно?

Уриа. Нисколько.

Полли. Однако я нахожу несколько странным, что она все-таки здесь.

Уриа. А я не нахожу.

Полли. Ну что ж, тогда пусть она останется. Но, разумеется, это еще должно быть доказано.

Уриа. Но ведь ты же судья.

Полли. Вот именно. Итак, слоненок, докажи, что ты не убивал свою мать.

Солдат (снизу). Да чего тут доказывать, когда она сама здесь стоит!

Уриа (обращаясь к нему). В том-то и дело!

Солдат. С самого начала сплошная чепуха. Ведь мамаша сама здесь стоит! Теперь мне пьеса уже нисколько не интересна.

Джесси. Я мать слоненка, и я держу пари, что мой маленький Джекки сможет отлично доказать, что он не убийца. Не правда ли, Джекки?

Уриа. А я держу пари, что он никогда не сможет этого доказать.

Полли (кричит). Занавес!

Зрители молча идут к стойке бара и громко и ожесточенно заказывают коктейли.

(За занавесом.) Все прошло очень хорошо, не было ни одного свистка.

Гэли Гэй. Но почему же никто не аплодировал?

Джесси. Вероятно, они слишком потрясены.

Полли. Ведь это так интересно!

Уриа. Покажи им голые ляжки девиц из варьете, и они бы поразбивали все скамьи. Выйди-ка, нужно попытаться организовать пари.

Полли (выходит). Господа...

Солдаты. Стой! Антракт слишком короток! Дай нам сначала выпить!

— Здесь без этого не обойдешься!

Полли. Мы хотели только спросить, не желаете ли вы заключать пари. Я имею в виду две противоположные точки зрения: чья возьмет, мамашина или месяца.

Солдаты. Какое бесстыдство! Они хотят выкачать еще денег!

— Нет, подождем, когда они по-настоящему разойдутся.

— Сначала всегда не клеится.

Полли. Итак! Кто ставит на мамашу, иди сюда.

Никто не выходит.

Кто ставит на месяц, иди туда.

Никто не выходит. Полли, встревоженный, скрывается за занавесом.

Уриа (за занавесом). Ну как, никто не ставит?

Полли. Да не очень спешат. Они, видимо, думают, что самое главное еще предстоит, и это меня очень беспокоит.

Джесси. Они так пьют, словно без этого невозможно слушать дальше.

Уриа. Нужно завести музыку, это их подбодрит.

Полли (выходит из-за занавеса). Сейчас будет играть граммофон! (Возвращается, поднимает занавес.) Итак, подойдите ко мне: месяц, мать и слоненок. Сейчас мы произведем полное расследование этого таинственного преступления, и тогда оно станет очевидным также и для вас, для сидящих внизу. Скажи мне, Джекки Полл, как же ты вообще собираешься скрыть тот факт, что ты заколол свою достопочтенную мамашу?

Гэли Гэй. Ну ведь я вообще не мог этого сделать, ведь я только слабая девочка.

Полли. Вот как? А я утверждаю, Джекки Полл, что ты вовсе не девочка, как ты пытаешься доказать. И сейчас я приведу свое самое убедительное доказательство. Мне вспоминается одна диковинная история, которая произошла в годы моего детства в Уайтчепеле...

Солдат. В южном Пенджабе.

Громкий смех.

Полли. Вот именно, в южном Пенджабе, где один человек, который не хотел идти на войну, переоделся в женское платье. И тогда пришел сержант и бросил ему в подол пулю, но он не раздвинул ноги, чтобы поймать ее юбкой, как это обычно делают девушки, а, наоборот, сжал колени — и сержант сразу догадался, что он мужчина. Вот так же я проверю и тебя. (Бросает пулю, Гэли Гэй сдвигает колени.) Итак, все вы видите, что этот слоненок является мужчиной. Занавес!

Опускается занавес. Слабые аплодисменты.

Полли. Необычайный успех, слышите! Поднимайте занавес! Выходите кланяться!

Занавес поднимается.

Аплодисментов больше не слышно.

Уриа. Они прямо-таки враждебно настроены. Нам не на что надеяться.

Джесси. Нужно просто все прекратить и вернуть деньги за билеты. Теперь уж речь может идти только о том, линчуют нас или не линчуют. Дело принимает очень серьезный оборот. Вы поглядите туда!

Уриа. Вот как, вернуть деньги за билеты? Ни в коем случае! Если возвращать деньги, то ни один театр на свете не мог бы существовать!

Солдат. Завтра двигаемся в Тибет. Так-то, Джорджи. Может быть, это последние каучуконосы, в тени которых можно выпить коктейль за четыре цента. Погода нынче неподходящая для войны, а не то здесь было бы вполне приятно, если бы только эти там не вздумывали устраивать представления.