Хулия Наварро - Стреляй, я уже мертв

Именно это случилось со мной и Паулой: мы потеряли сына.

Юваль был совсем молодым солдатом: ему едва исполнилось двадцать лет — возраст, в котором надлежит учиться, а не бегать с автоматом наперевес.

Отправиться в путешествие предложила Паула.

— Думаю, нам пойдет только на пользу, если мы прокатимся за границу.

Я возразил, сказав, что даже если мы уедем за многие тысячи километров, это все равно не спасет от мыслей о погибшем Ювале. Паула на меня рассердилась.

— Ты что же, думаешь, что я могу забыть сына? Я хочу уехать лишь для того, чтобы не утонуть в своем горе. Мне нужно уехать куда-то, где нет этой бесконечной войны. Только этого я и хочу, и ничего больше.

Наши дети, Аарон и Гедеон, предложили поехать в Мадрид. В свое время я им рассказывал о своей поездке в Испанию вместе с родителями, и теперь они решили, что будет очень здорово, если мы посетим эту страну.

Паула как раз собирала чемодан, когда вдруг вспомнила о просьбе Вади найти женщину по имени Элоиса.

— Теперь, когда мы все равно едем в Мадрид, думаю, мы могли бы попытаться, — предложила Паула.

— Да ни за что на свете! — возмутился я. — Как тебе такое в голову пришло? Думаешь, меня хоть сколько-нибудь волнует, что Вади влюбился в какую-то испанскую докторшу и сделал ей ребенка? У него там своя жизнь, а мы здесь должны жить своей.

Думаю, что я так до конца и не узнал мою Паулу. Она поразила меня еще тогда, когда я узнал, что она работает аналитиком в Министерстве обороны, и не переставала удивлять до конца жизни. Я прямо-таки терялся, глядя, с какой легкостью она решает любой вопрос, не обращая внимания на предрассудки. Она обладала уникальной способностью «влезть в чужую шкуру», как она сама это называла; быть может, благодаря этой способности она и стала таким хорошим аналитиком.

— Думаю, ты сможешь немного отвлечься, если попытаешься выяснить, что случилось с той девушкой, — предложила она.

Я сопротивлялся, как мог, но в конце концов все же уступил и отправился на поиски брата Августина, ничего не сказав об этом Пауле. Я нашел его все в той же старой школе, где он когда-то вместе с Вади обучал детей. Казалось, он нисколько не удивился при виде меня.

— Так что же, вы все-таки решили помочь своему старому другу? — спросил он вместо приветствия.

Меня, конечно, разозлила самоуверенность этого монаха, вообразившего, будто я еду в такую даль исключительно ради Вади. Хотя, с другой стороны, зачем бы еще я к нему пожаловал?

Я объяснил ему, что собираюсь в Мадрид и, если он расскажет мне подробнее об Элоисе, я постараюсь ее найти, но подчеркнул при этом, что ничего не могу обещать.

Брат Августин сообщил то немногое, что он знал об Элоисе: лишь адрес, на который Вади отправлял письма, а потом они возвращались к нему, так и не вскрытые.

Паула оказалась права: пребывание вдали от Израиля пошло нам на пользу. Мы не переставали вспоминать о Ювале, но, по крайней мере, начали высыпаться по ночам, не слыша рева сирен воздушной тревоги. Не прошло и недели, как Паула напомнила о моем обещании найти Элоису. К тому времени мы успели посетить Толедо, Аранхуэс и Эскориал, а также музей Прадо.

К моему удивлению, Паула отказалась сопровождать меня по адресу, который дал брат Августин.

— Будет лучше, если я немного погуляю и присмотрю подарки для наших мальчиков, — сказала она.

Просто удивительная женщина! Ведь это она убедила меня поискать Элоису и при этом дала понять, что это — мое прошлое и касается только меня.

Тот дом находился в фешенебельном районе Мадрида, недалеко от гостиницы «Палас», где мы остановились.

— Ну как же! Саламанка — лучший в Мадриде район! — воскликнул таксист, когда я назвал ему адрес; я в душе порадовался, что не забыл сефардского наречия — родного языка моей матери, на котором она говорила со мной и Далидой.

Когда же я нашел заветный дом, вежливый швейцар сообщил, что никакая сеньорита Элоиса Рамирес здесь не живет, хотя он сам служит здесь не так давно — всего пару лет.

— А впрочем, погодите, — припомнил он. — Какие-то сеньоры Рамирес действительно живут на пятом этаже, дверь налево.

Я поднялся на лифте на пятый этаж. Я сильно нервничал, подозревая, что в той квартире обнаружатся какие-то совершенно посторонние люди, которые понятия не имеют ни о какой Элоисе — возлюбленной Вади.

Дверь мне открыла горничная, которая действительно заявила, что Элоиса здесь не живет. Сам не знаю почему, но я попросил сообщить о моем приходе хозяйке. Горничная немного поколебалась, но потом все же провела меня в гостиную и попросила подождать. В скором времени передо мной явилась пожилая женщина, опрятно и со вкусом одетая, с седыми волосами, уложенными на затылке в узел.

— Чем могу помочь? — осведомилась она.

— Извините за беспокойство, я ищу Элоису Рамирес.

Она окинула меня беглым взглядом, и я заметил, как в ее глазах мелькнула тень сомнения.

— Прошу прощения, я действительно сеньора Рамирес, но никакая Элоиса здесь не живет, — сказала она.

Я ей не поверил. Не знаю почему, только я не поверил ни одному ее слову.

— Мне известно, что несколько лет назад она была в Иордании — работала там врачом в лагере для беженцев. Потом она заболела, и мать увезла ее обратно в Испанию.

— Кто вы такой? — спросила она, уже не отрицая, что знает Элоису.

— Друг одного ее хорошего друга.

— А с ней вы не знакомы? — в голосе женщины прозвучала ирония.

— Нет, не знаком, — сеньора Рамирес начала меня раздражать.

— Сожалею, но ничем не могу вам помочь, — сказала она. — Здесь нет никакой Элоисы.

В эту минуту отворилась дверь, и в гостиную вбежала очаровательная малышка, которая с детской непосредственностью бросилась к хозяйке и потянула ее за руку.

— Бабушка, пойдем со мной!

Мы с хозяйкой молча смотрели друг на друга; она — с надменным вызовом; я — с торжеством человека, раскрывшего ее обман.

— Простите, мне не хотелось бы вас беспокоить, хотя я не понимаю, зачем Элоиса дала этот адрес... А главное, совершенно не понимаю, почему мы до сих пор не получили от нее никаких вестей.

— Ничего не знаю, — ответила женщина. — Послушайте, я сожалею, что не смогла вам помочь, но сейчас я прошу вас уйти.

До сих пор удивляюсь, как я смог решиться сказать то, что сказал в следующую минуту:

— Итак, эта девочка — дочка Элоисы и Вади Зияда. Вы никак не посмеете этого отрицать, она похожа на своего отца, как две капли воды.

Женщина ахнула и тут же велела девочке выйти:

— Мари-Анхелес, иди-ка поиграй, я сейчас приду.

Девочка беспрекословно послушалась. Мы с хозяйкой остались наедине; я стоял, не смея больше произнести ни слова.

— Чего вы хотите? — спросила она.

— Я всего лишь хочу знать, что стало с Элоисой и ребенком, которого она ждала.

Тут снова открылась дверь, и вошел пожилой мужчина, постарше хозяйки. Они встревоженно переглянулись.

— Поверьте, мне от вас ничего не нужно, — поспешил я их успокоить. — Я вовсе не хочу создавать какие-то проблемы. Даю слово.

— Кто вы такой? — прозвучавшие в его голосе властные нотки при всем желании не позволили бы мне уклониться от ответа.

— Меня зовут Изекииль Цукер, я профессор Иерусалимского университета. Много лет назад мы с Вади Зиядом были большими друзьями. Он просил меня, если я когда-нибудь буду в Мадриде, разузнать, что сталось с Элоисой.

— Еврей дружит с арабом! — возмущенно воскликнул он. — И вы хотите, чтобы я вам поверил?

— Понимаю, в это трудно поверить, но мы действительно были друзьями. Только очень давно, в детстве, еще до войны сорок восьмого года. Вади Зияд хочет всего лишь знать, что случилось с Элоисой и... какова судьба его ребенка.

— Сядьте, — велел мужчина.

— Нам нечего вам сказать, — вставила его супруга, но тот посмотрел на нее таким грозным взглядом, что она замолчала.

— Я вижу, нам не удалось это скрыть, да мы и не должны этого делать. Так вот, послушайте меня хорошенько и передайте вашему другу, чтобы он не смел больше нас беспокоить. Мы и так уже достаточно из-за него натерпелись. Моя дочь умерла по его вине.

Я молчал, не зная, что ответить. Я был потрясен до глубины души, услышав, что девушка, которую Вади так любил, мертва.

— Она умерла при родах, через несколько недель после того, как мы привезли ее домой. Она была на седьмом месяце беременности; просто чудо, что удалось спасти малышку, — заявила женщина, сверля меня ненавидящим взглядом.

— Мне очень жаль, — только и смог я сказать.

— Мы не желаем ничего слышать об этом человеке, — заявила мать Элоисы. — У него нет никаких прав на девочку.

— Она носит нашу фамилию, — сказал ее супруг.

— Мы так стараемся, чтобы у девочки была нормальная жизнь, чтобы она была счастлива, — продолжала женщина. — Или вы считаете, что мы должны отправить ее в палестинский лагерь к человеку, у которого имеется другая жена и дети? Так вот, мы никогда не согласимся на это. Передайте вашему другу, что если он действительно любил Элоису, то должен оставить в покое ее дочь. Девочка счастлива.