Эдвард Радзинский - Я стою у ресторана: замуж – поздно, сдохнуть – рано! (сборник)

Звонки.

– Да нет, Мариша, он год не появлялся… И вдруг совсем недавно стал меня навещать!..

Звонки.

– Любовь? Ха-ха-ха! Какая любовь, Мариша! Он приезжает эвакуировать имущество. У него в мемориальной комнате столько имущества! Книга Габриеля Маркеса, которую он подарил мне на день рождения и теперь требует назад – «для работы». Думает, помню, где она!.. Картина, про которую он врал, что это Рерих. А главное, куча тряпья: брюки, кеды, джинсы… Но он прослышал, что корабль тонет. А он жаден, как все мужчины… «Если хочешь, чтобы мужчина тебя бросил, – попроси у него взаймы». Ха-ха-ха! Это из какой-то пьесы, которую я играла.

Звонки, звонки. Но она по-прежнему не обращает на звонки никакого внимания и болтает по телефону:

– Но самое гнусное – мерзавец взял привычку являться ко мне в дом после спектакля… Сыграет – и по пути из театра чуть ли не в час ночи, без звонка заваливается захватить кое-что из имущества. У него в мыслях нет, что это – неудобно, что у меня, например, может кто-то быть! Ты видела собак, которых привязывают у булочных… И они покорно ждут своих хозяев. Дождь, жара – они ждут… Этот сукин сын абсолютно уверен, что я по-прежнему собачка – у булочной… Уверен, что я безмерно счастлива… – Орет: – Когда он в полночь вваливается в мой дом за своим тряпьем!

Звонки.

– Давай! Давай, Саша! Звони! Как же! Разбежалась! Все! Больше не открывается!.. Я не ору, Мариша, я говорю. Но громко говорю, чтобы он все слышал.

Звонки.

– Звони, звонарь… Звони, хреновый актер… – Ну и пусть его все снимают. Но от этого лучше актером он все равно не стал. Теперь он – знаменитый хреновый актер… Ха-ха-ха!.. Как это «почему снимают»? А кого же еще снимать! Как только его физиономия появляется на экране, у всех баб в зале проходит озноб по спине: они сразу чуют – хозяин явился! Они сразу вспоминают свою собачью сущность: как преданно служили и как их все равно, все равно – бросили! И рыдают… Он еще рта на экране не раскрыл, а они уже в горючих слезах! И по сто раз ходят смотреть эту рожу! Кстати, я была при начале его киношной знаменитости… А как же! Я расскажу! Вот это – я сегодня обязательно расскажу! Но сейчас мне это все так неактуально!..Как поцелуй для марсианина – негигиенично, и все!!! Сейчас я хохочу! Вот так, Саша, знаменитый хреновый актер… Кстати, он такой хитрый. Как все хитрые хреновые актеры, входящие в возраст, он перестал пить и начал писать пьески. Этакие лампапусеньки, хреноватые пьески-обаяшки… Ну как он сам! Он теперь стал трезвый, этот вчерашний алкаш Саша… Ну что ты, Мариша! Как я боролась с его пьянством! Откуда я знала, что только пьяный он похож на человека… Трезвый – он стал похож на собственное чучело. Чучело орла. Ха-ха-ха! Вот так Саша!!! Кто бы подумал, что этот гуляка станет нынче скучным жмотом… Он привез из Италии бутылку вермута… Какой-то бесценный вермут… там ему подарили. Но теперь он не пьет. И ему стало жалко, что его друзья-приятели вылакают бутылку… И он решил тайно спрятать ее у меня. Тихонечко поставил в шкаф в своем мемориале… Чучело орла… Но я – Шерлок Холмс! Я нашла… И теперь сижу вечерами и попиваю его вермут. Ха-ха-ха!..Ну что ты, Мариша, я потом добавляю кое-что в бутылку… Так что незаметно… Ха-ха-ха! И сейчас я сижу с Сашиным вермутом… И медленно погружаюсь в Вермутский треугольник… Как же я любила!.. Знаешь, когда он первый раз ушел от меня, я ползала по пустой комнате – вынюхивала его запах! Ха-ха-ха…

Звонки.

– Звони, милок! Ничего, перебьешься!

Звонки.

– Я сразу хрустнула у него меж зубами… От меня вмиг остался один остов, обглоданный любовью. Ха-ха-ха! Ох, как же я тогда влюблялась! Смертельно! Я в девять лет влюбилась в дворника, у него была такая красивая метла. В десять – в школьницу из старшего класса, у нее были невероятно красивые пепельные волосы! Потом я влюблялась по очереди во всех своих учителей и даже в старца, учителя математики, как в Мазепу. У него были красивые морщины… Сашу я полюбила немедленно!.. Я встретила его в ГИТИСе. Он был выпускником, работал в приемной комиссии. А я в тот год провалилась… И когда он соизволил пригласить меня… Нет, Мариша, «в кино» – не удостоил. Пригласил – сразу на дачу… Я была девочка! Сумасшедшая непуганая девочка. Но я сразу решила…

Непрерывные звонки.

– Вот так, Сашок! Холодно стоять под дверью? А как мне было тогда холодно… Мы купались до ночи, потом вышла луна – и ведьмин час наступил. Мой час! С нами был какой-то юный доктор… Дело в том, что Саша, прежде чем начать учиться на хренового актера, учился на хренового медика. Ну, тот юный доктор, как ты догадалась, внезапно исчез. Остались я, Саша и луна… Я чувствую – подхватывают! Бесы любви! Пора улетать на помеле!..Проводит он меня в дачу. Я в мокром купальнике – но холода не чувствую. Подыхаю от любви и страха… Заходим в комнату. Полная тьма – сразу стукаюсь о ложе. Отскакиваю. Причем от ужаса. Но сама снова начинаю пятиться спиной к этому проклятому ложу. Боюсь смертельно, но иду!

И, чтобы победить свой страх, со всей силой плюхаюсь на кровать мокрым задом… И раздается дикий вопль! Я села на голову его спящего друга… Ха-ха-ха! Вот так всю жизнь: не туда сажусь мокрым задом!.. Боже, как я от него бежала… Но он меня догнал! Вру… Просто свистнул – и я поплелась обратно… А потом я ему звонила – сама.

Бешеные звонки.

– Вот так же! Безостановочно! Названивала! Ха-ха-ха! И наконец ему надоело отбиваться, и он говорил: «Все! Нина, приду! Жди!» Я «делаю глаза», ресницы… И жду его, жду! А Саши – нету… А я жду, жду! А Саши – нету! И вот тогда я начинала звонить по всем знакомым. И назначать свидания… А потом мой телефон разрывался… Это звонили они – с мест несостоявшихся свиданий… А я ходила по комнате, слушала эти злые звонки и говорила: «Вот так, Саша!.. Вот так, Сашок!»

Звонки, звонки, звонки.

– А потом ему все это осточертело. И вот тогда он в первый раз меня бросил! Ха-ха-ха! Ох, как он умел это делать! Будто шутит… Я ему вот так же надоедливо звоню, а он и говорит: «Заяц, как ты отнесешься к тому, что я тебя брошу?» А сам хохочет, будто шутка. И я, дура, хохочу, куда денешься, если он хохочет. Ха-ха-ха! А он продолжает: «На Востоке есть обычай: мужик говорит своей бабе «талак» – это значит «уходи». Если он говорит «талак» раз, это предупреждение… Два раза – серьезно… А три раза «талак, талак, талак» – должна тут же уйти в чем есть. Поэтому телки на Востоке всё носят на себе – на всякий случай». – «И сколько раз ты мне сказал «талак»?» И он отвечает весело-весело: «Три раза, заяц…» – и покатился со смеху… И я почему-то тоже… Кстати, он всех нас называл «заяц», чтобы не путаться! Ха-ха-ха! «Талак, талак, талак, заяц!»

…Ну что ты, милая! Разве я могла его не встретить?! Я ведь только и думала, как бы его встретить! Бедняга так и не понял, почему он всегда попадался на моем пути! Это я его вызывала, как чеховская «ведьма»! Ха-ха-ха…. Неужели я тебе это не рассказала?.. Ну, это был такой театр! И про Мартироса не рассказала? Нет, это всё надо в лицах… После того как Саша меня бросил, я влюблялась во всех, кто на него похож! Оказалось – похожи через одного! Потому что Саша – ничей. Он – общий. Ха-ха-ха! Наверное, я пропала бы. Но, к счастью, появился Мартирос. Такой приличный армянин. Преподавал зарубежную литературу в нашем театральном… Ну, сама знаешь, какие мозги у актеров… Короче, это был несчастный армянин. И я его полюбила за муки, как Отелло. Но оказалось, что в их роду все были Мартиросы… И на мне он женился, исключительно чтобы побыстрее увеличить количество этих самых Мартиросов. Он мне сразу сказал: «Скоро мы родим Мартироса». Но как-то не получалось! Планета вертелась, а Мартиросов на ней не прибавлялось. Но он ждал! Все ждал, милый, когда мы произведем на радость всем нового Мартиросика… Хороший человек! Имел три слабости: любил острить. И сам хохотал! Еще любил болеть. Кашлянет – и сразу ложится своим огромным восточным пузом на диван. А ты ему должна подкатывать сервировочный столик. И тогда он ел и смотрел футбол по видео. Потому что после будущего Мартиросика он больше всего любил футбол. Он все матчи записывал на видео – и снова глядел их. Причем так же орал! Ну, восточный человек!.. В тот год мы с ним поехали на юг, где опять не сумели создать Мартиросика… И вот тогда на набережной я и встретила Сашу. Когда я его увидела, я сразу почувствовала, как все кости стали мягкими. Я погибала, осыпались мои кости. Одни развалины любви!.. «Здравствуй, Саша! Ты что тут делаешь?» – «Никак не могу выпить четвертую рюмку: то ли я ее не помню, то ли мне ее не дают». Ха-ха-ха! Ну, Мартирос при таком ответе погиб от своего армянского смеха. «А вообще-то, – говорит Саша, – я тут на съемках, снимаюсь для бабла в каком-то паршивом фильме…» Мартирос потом негодовал: «Разве можно сниматься в кино для денег… Если бы меня снимали в кино – я сам бы за это платил!»…Саша жил с нами в одной гостинице – и я перестала спать… Я задыхалась во сне и орала! В тот вечер Мартирос смотрел футбол по телику, и я вышла на улицу. Я знала, что будет! И я увидела Сашу! Тут же! В дверях! Ха-ха-ха! Он усмехнулся и сказал: «Идем?» И мы пошли… Был поздний вечер. И луна, как тогда… И я привела его на берег моря. Море – будто река «тогда»! И я говорю – нежно: «Ты хоть вспомнил тот берег?» А он смотрит на меня, как на идиотку. И говорит: «Я тебя вспомнил – и на том спасибо». Ха-ха-ха! Короче, «после» он смылся от истерички. Но я хранила ему верность… Я охраняла свое лоно… И вскоре узнала – беременна. Я сказала об этом Мартиросу, чтобы он оставил меня в покое. Как он был счастлив! Ну, восточный человек! Бедный восточный человек! Конечно, он тут же объявил мой зародыш Мартиросом. Потом заставил меня как можно раньше уйти в декрет, чтобы, не дай Бог, не повредить чем-нибудь будущему Мартиросику… Я ходила в театральную библиотеку, чтобы не свихнуться с тоски. Там я прочла «Вирджинию Вулф» Олби. Всю первую половину пьесы я так хохотала, что все читатели требовали меня вывести… и меня пришлось отсадить к раскрытому окну… Всю вторую половину пьесы я так рыдала в окно, что все читатели меня успокаивали. И прохожие тоже… Ха-ха-ха! И в этот миг в окно я увидела проходившего Сашу. Мгновенно я превратилась в библейский соляной столб. Я тупо смотрела на уходящую спину. Потом помчалась домой и звонила, звонила… В тот вечер Мартирос чувствовал себя больным и смотрел по видео свои любимые матчи… А я звонила, звонила… Наступила ночь. А я звонила, звонила… Подожди, закурю… В два часа ночи Сашок поднял трубку. «Саша, это Нина». – «А-а», – говорит. «Я тебе звоню весь вечер». – «А-а», – говорит. В этот миг Мартирос страшно закричал, потому что забили гол… или не забили… «Ну, это Нина, ты меня хоть узнаешь?» – «Узнаю». – «Саша, я беременна. Ты хочешь меня спросить?..» Он помолчал, а потом сказал: «Ну что ж, я рад… поговорим завтра». – «Ты рад?! Рад?!» – «Рад», – говорит и вешает трубку. Ха-ха-ха… Он рад… Ра-а-ад! Я пошла к Мартиросу: «Ты знаешь, Мартирос…» – «Подожди, белка, не мешай!» Странно. Я только тут осознала, что он звал меня «белка». А тот зайцем. А я в этот миг чувствовала себя кенгуру… «Мартирос, мне очень жаль…» – «Подожди, – он поглядел на часы, – сейчас, белка, должны забить гол…» Он смотрел видео, зная, что случится… Он был как судьба. «Мартирос, мне очень жаль, но у нас не будет Мартиросика». – «А что же будет?» – «Не знаю. – Я закрыла форточку, чтобы его не просквозило. – Может, Маша, а может, Ваня. Но это точно будет не Мартирос».