Пьесы - Юрий Александрович Буряковский

Такой бескомпромиссной в своих поступках предстает перед нами Серафима — женщина с трудной судьбой, мятущаяся, ищущая своего пути в жизни. Сложная внутренняя борьба дает ей право на «чудо» обновления, укрепляет ее протест против обывательщины, мещанской самоуспокоенности, духовной нищеты («Ночь перед чудом»).

Таким принципиальным и последовательным в своих поступках выглядит и Железняк, в чьем образе автору удалось отразить черты человека нового общества, истинного коммуниста («Жажда»). Преемственность революционных традиций, духовное родство представителей разных поколений нашего народа — вот мысли, которые пробуждает в нас пьеса «Ее первый шаг».

Если Серафима должна принять важное жизненное решение в условиях мирного времени, то Лина Горбач свой «первый шаг» делает в обстановке непосредственной опасности, почти буквально под дулом вражеского пистолета.

Драматург не измышляет псевдогероических ситуаций, не наделяет своих героев сверхчеловеческими качествами бесшабашной удали, сомнительной постоянной ясности и ежеминутной готовности к подвигу. С тонким чутьем и тактом художника он рисует образ в развитии, динамику образа, перед читателем предстают реальные люди со всеми сложностями характеров и судеб, со всеми их слабостями и достоинствами, каждый — неповторимый маленький мир в большом мире писательских замыслов.

Безусловную ценность представляют поиски Юрия Буряковского в области художественной формы. Характер исследуемого жизненного материала подсказывает ему и жанровые особенности каждой пьесы: «трагедия», «драма в десяти новеллах и трех письмах», «диалоги» и др. — эти подзаголовки в сущности своей отражают авторские искания, неуспокоенность и неутомимость таланта.

В пьесах Буряковского нет «лобовых» решений, все они во многом неожиданны, своеобразны, наполнены правдивым жизненным содержанием. И при всем этом в них явственно ощущается публицистически заостренная авторская тенденция.

Эта органическая партийность является следствием постоянной и углубленной работы писателя над совершенствованием себя как человека, как личности, как литератора-коммуниста.

Незадолго до смерти Юрий Буряковский закончил работу над документальным романом из жизни Фучика. Роману предшествует эпиграф:

Эти слова Юрий Буряковский привел не случайно: они с максимальной полнотой выражают его собственную гражданскую позицию.

Григорий ПЛОТКИН

ДЕЙСТУЮЩИЕ ЛИЦА:

Ю л и у с  Ф у ч и к — известный чешский писатель-коммунист, член подпольного ЦК компартии.

Г у с т и н а  Ф у ч и к о в а — его жена.

М и́ р е к }

Л и д а  П л а х а } — связные Фучика в подполье.

З д е́ н е к  В е́ н ч у р а — подпольщик, рабочий.

Й о з е ф  Е л и н е к — хозяин явочной квартиры, трамвайщик.

М а р и я  Е л и н к о в а — его жена.

А н н а  К л е м е н т с — чертежница на авиазаводе.

Й о́ з е ф  П е́ ш е к — учитель, директор школы.

И р ж и — шахтер.

Р и́ ш а н е к }

П а́ т о ч к а }

Г о́ р а } — конструкторы на авиазаводе «Юнкерс».

А д о л ь ф  К о́ л и н с к и й — чех, надзиратель в тюрьме гестапо в Панкраце.

С к о́ р ж е п а — чех, политзаключенный, коридорный в тюрьме.

И р а с е к — продавец газет.

Б э м — комиссар антикоммунистического отдела гестапо в Праге.

Ф р и д р и х — следователь того же отдела.

К а р л — агент гестапо.

К а п р а л }

С о л д а т } — стражники из «четырехсотки» во дворце Печека.

В и л л и — стражник в тюрьме.

Ш т у м п ф — директор авиазавода «Юнкерс» }

В е й ц — шеф конструкторского бюро } — гитлеровцы.

К е л ь н е р ш а  в ресторане.

З а к л ю ч е н н ы е  в «четырехсотке», г е с т а п о в ц ы, у л и ч н ы е  м у з ы к а н т ы, п у б л и к а  в ресторане, п р о х о ж и е.

Действие происходит в оккупированной гитлеровцами Праге в 1941—1943 гг.

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Укромный уголок городского парка в Праге — Петршин. В воздухе уже чувствуется весна. Сухо. Кое-где видна прошлогодняя трава, но деревья еще стоят голые. В просветах между деревьями видны смутные очертания Праги, остроконечные шпили замков, крутые крыши. Весь пейзаж затянут легкой дымкой.

Впереди — идущая по диагонали дорожка с несколькими садовыми скамьями. Слева, на переднем плане, — красивая статуя, справа на скамье с книгой в руках сидит  Г у с т а. Но книга не занимает ее, она поглядывает на часы. Появляется  Ю л и у с  Ф у ч и к. У него напускной фланирующий вид. В руках папка для нот.

Г у с т а. Юльча!

Ф у ч и к. Ты уже тут, Густинка?

Г у с т а (делает порывистое движение к нему, любовно смотрит на мужа). Юльча, мой родной! Этой морщинки у тебя в прошлый раз не было… И этой тоже… Но взгляд, взгляд все тот же, веселый, лукавый, твой!

Ф у ч и к. А это оттого, что я вижу тебя, моя девочка.

Г у с т а. Видеться раз в неделю или в месяц, всегда украдкой, и даже не сметь обнять мужа!..

Ф у ч и к. А кто же нам сегодня запретит? Кто? (Притянул Густу к себе). Но у тебя, Густинка, очень усталый вид… Как и прежде, дни и вечера за перепиской?

Г у с т а. Я счастлива, что хоть чем-нибудь помогаю тебе и сейчас.

Ф у ч и к. Жаль, что нельзя больше и сильнее любить, чем я люблю тебя!

Г у с т а. Ах, Юльча, я счастлива всегда, зная, что ты меня любишь и что мы всегда и во всем вместе. Днем все хорошо, днем я молодец. Но ночью… Ночью я часто лежу до рассвета, не смыкая глаз. Мне все кажется, что тебя… (Вытирает слезы). Все, все, больше не буду. Но ведь я иногда даже не знаю, поел ли ты сегодня, где спал и есть ли у тебя вообще подушка под головой.

Ф у ч и к (смеясь). Сомневаюсь, чтобы наместник Гитлера в Праге спал так же крепко и ел с таким же аппетитом, как я!

Г у с т а. Ты все шутишь. А вот вчера возле театра ты прошел, даже не кивнув мне. (С тревогой). У тебя опять появилась тень?

Ф у ч и к. Нет, на этот раз только показалось. Но я знал, что ты будешь волноваться, и поэтому попросил Мирека ускорить наше свидание.

Г у с т а. Родной мой!.. Мирек говорил, что и он должен прийти сюда.

Ф у ч и к. Да, через десять минут. Этот футляр для него. (Задумался, начал напевать популярную чешскую песню).

А ну-ка, вспомни, Густа, где я впервые тебе ее пропел?

Г у с т а. Постой, постой!.. Здесь, в этом парке? (Оглянувшись). Да?

Ф у ч и к (утвердительно кивает). Две недели перед тем вечером я трусил, а потом набрался